Сабля атамана Рассказы (пер. с марийского) - Васин Ким Кириллович (прочитать книгу txt) 📗
— Мое почтение!
— Спичечек мне… — Красильников засунул руку в карман жилетки и вместо денег вытащил из кармана коробку спичек. — Так вот где они завалялись, — смутился он, — а я-то ищу…
— Дать, что ли, взаймы копеечку на спички? — насмешливо спросил Петр.
— Нет, зачем… зачем… — забормотал Красильников и обратился к Кошкину: — Как торгуете?
Петр наклонился к Тяпину и шепнул:
— Не нравится мне этот рыжий: все время за мной по пятам ходит.
— Не видишь, что ли? — тихо ответил Семен. — Ведь это Жучка при нашем Жучкове. От обоих псиной несет. — И уже громко продолжал — Ей-богу, до двери…
Когда стемнело, урядник Жучков вышел на улицу.
— Ну и служба, — ворчал урядник, обходя лужи. — Как появились эти проклятые листовки, даже ночью не стало покоя. Ходи тут, как баран, из улицы в улицу, а господин пристав небось давно уже храпит на мягкой перине…
В этот поздний час улицы пусты. Ни в одном окошке не видно света. Только вдали сверкает огнями замок Шереметьева.
Когда Жучков поравнялся с домом Красильникова, перед ним появился сам хозяин и, прикрывая рот рукой, зашептал:
— Господин урядник, вечером Кочетов выходил на крыльцо и вытряхивал какой-то сундучок… Не иначе, куда-то собирается…
— Никуда не денется. Ну ладно, ты теперь не мешай, я сам послежу.
Урядник сел на скамейку перед воротами. Красильников ушел домой.
А в окнах Кочетова темно.
Жучков долго сидел, не спуская глаз с темных окон. Он уже задремал, когда тихо скрипнула дверь. Жучков насторожился. Кто-то вышел во двор и пропал — видно, двором прошел в переулок. Жучков побежал в переулок. В самом начале переулка он столкнулся с еле державшимся на ногах известным всему селу пьяницей Мишкой.
— А, ваше благородие! — узнал Мишка урядника. — Что по ночам рыскаешь, фальшивомонетчиков ловишь?
— Тихо! — зашипел на пьяного урядник. — Я тебе покажу фальшивомонетчиков!
Жучков оглянулся вокруг: в переулке никого не было.
Два дня спустя Кочетов шагал по шумным улицам Нижнего Новгорода, читая попадающиеся по пути вывески. Он уже встретился с Константином, побывал в окружном комитете, теперь осталось только получить листовки, и тогда можно будет возвращаться в Юрино.
Кочетов остановился на углу Осыпной и Покровской, перед красиво закрученными буквами вывески: «Фотография. Фотограф и ретушер Дмитриев».
Кочетов подошел к двери, ведущей в фотографию, и потянул за ручку. Дверь не открывалась. Тогда он нажал черную кнопку звонка. Подождал и нажал снова. Дверь не открывали.
Мимо Петра, внимательно оглядев его, прошел человек в длинном сером пальто. Он дошел до угла и повернул назад.
«Может, явка провалена?» — подумал Кочетов.
Но тут скрипнула задвижка, и из-за двери показалась седая голова:
— Вам кого?
— Я к Грише от Дуни, — ответил Кочетов.
— Заходи тогда, — сказал человек, открывший дверь, и провел Петра в маленькую комнатку. — Из окружного?
— Да, за листовками.
— Листовки не здесь, на складе.
— Похоже, за вашей квартиркой следят. Сейчас один…
— В сером пальто, что ли? Этого филера мы знаем. А вот ты его остерегайся.
Кочетов пошел на склад по указанному адресу.
В конце Покровской он остановился перед чистильщиком.
— Почистим? — схватился паренек за щетки.
— Давай.
Пока чистильщик наводил глянец на его сапоги, Петр осторожно оглядывался вокруг; на углу он заметил филера в сером пальто.
Расплатившись, Петр с беззаботным видом пошел по улице, останавливаясь у витрин. И каждый раз в стекле витрины отражалось серое пальто. Филер шел по пятам.
На Острожной площади Кочетов купил яблоко, остановился и стал его с хрустом есть, разглядывая филера.
Сыщик догадался, что он обнаружен, и повернулся спиной к Кочетову. Петр быстро перепрыгнул через ящики с яблоками и, прячась за палатки, выбежал в соседний переулок. В переулке стоял, скучая, извозчик.
— На Новую улицу, — сказал Петр, садясь в коляску.
Извозчик натянул вожжи.
На Новой улице Кочетов нашел нужный дом.
Его встретил молодой человек в форменной тужурке технического училища.
— A-а, от Дуни, — сказал техник, прочитав записку, которую подал ему Петр. — Идем!
В комнате молодой человек кивнул на большой шкаф:
— Подвинем!
Когда отодвинули шкаф, техник вынул доску из стены. В стене оказалась ниша, плотно набитая пачками листовок.
— Держи, — подал техник одну из пачек Петру.
— Хитро сделано! — сказал Петр, рассовывая листовки за голенища сапог и пряча за подкладку пальто.
Техник провел Петра через проходной двор, и вскоре Петр уже шел к пристани, где на пароходе «Кама» его ожидал матрос из «Судоходца».
Пароход прибывал в Юрино вечером, и поэтому Петр добрался до дому уже в двенадцатом часу ночи. Заперев за собой дверь, он выложил листовки, снял пальто, пиджак, стянул один сапог, и тут раздался бешеный стук в дверь.
«Неужели полиция?»
Петр засунул листовки в сапог и, как был в одном сапоге, пошел открывать.
— Кто здесь?
— Открывай! Полиция!
— Что такое?
— Обыск.
В комнату ворвались пристав и сыщик в штатском, за ними виднелись Жучков и понятой Красильников.
— Могли бы и днем прийти, — недовольно сказал Петр. — Я бы никуда не убежал.
— Когда хотим, тогда и приходим, — с улыбочкой ответил пристав.
Жучков и штатский приступили к обыску.
Пока штатский рылся в сундуке и перетряхивал постель, урядник слазил в подпол, заглянул на подлавок.
Кочетов сидел на стуле посреди комнаты и думал:
«Что, если заглянут в сапог? А может, пройдет?» — вдруг улыбнулся он неожиданной, дерзкой выдумке и, шумно сбросив с ноги второй сапог, кинул его к первому.
Жучков подошел к Петру, пошарил у него в карманах, пощупал за пазухой. На сапоги он даже не взглянул; что может быть в только что сброшенных сапогах?
— Нету ничего, ваше благородие, — развел руками Жучков.
— Ну ладно. Пошли. А ты, Кочетов, смотри у меня, — в бессильном гневе погрозил Петру пристав.
На улице пристав в сердцах накинулся на Красильникова:
— Говоришь, Кочетов листовки привез. А где они? Эх ты, Орел!.. Не орел, а мокрая курица!..
На следующее утро в правление, размахивая листовкой, прибежал Красильников.
— Вот, смотрите! — протянул он приставу листовку. — Опять разбросали по селу!
Пристав надулся и застыл, тараща глаза. Старшина сдавленно кашлял.
Жучков побежал по мастерским отбирать листовки:
— Кто нашел прокламации?
— Какие прокламации? С чем их едят? — смеялись рабочие.
— Это псаломщика по-ученому зовут прокламацией, — сказал кто-то с издевкой.
Под громкий гогот Жучков выкатился на улицу.
У «кухмистерской» уже успевший напиться Мишка заплетающимся языком пел:
Жучков поволок пьяницу в «кутузку» — хоть на нем сорвать злобу.
А люди читали листовки на заводе и в мастерских, на пристани и на базаре.
— Все разбросал? — спросил Тяпин Петра, когда они встретились в условленном месте — в дубраве за Волгой.
— Одну себе оставил. Ты послушай, что написано. Сердце загорается от таких слов. — Кочетов расправил листок и стал читать звучным голосом:
— «Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..»
