Они учились в Ленинграде - Ползикова-Рубец Ксения Владимировна (библиотека книг .txt) 📗
ШКОЛА В БОМБОУБЕЖИЩЕ
Сегодня Александр Маркович много рассказывал ребятам о боях под Москвой. Было тихо-тихо. После беседы Миша спросил:
— Александр Маркович, ведь страшно за Москву?
— Нет Москву не отдадут… Вот я недавно ночью в бомбоубежище перечитал стихи Гаврилы Романовича Державина Они меня утешили и даже до слез тронули. Как ведь сказано:
Он встал во весь рост. Длинная тень его причудливо задвигалась по сводам бомбоубежища. Громким голосом он начал читать:
Раздается гром аплодисментов. Александр Маркович садится, водружает на нос свои большие очки и говорит, обращаясь к Лидии Михайловне:
— Как я вам завидую, сказать не могу! Преподавать сейчас литературу — это великое дело.
— А почему? — спрашивает кто-то.
— Понятно. Ведь мы на уроках Лидии Михайловны читаем «Слово о полку Игореве», и как-то особенно читаем, — точно там не половцы, а наши враги, — говорит Миша.
— А я, когда писала сочинение о Родине, даже заплакала, — призналась Оля.
Лидия Константиновна тихо говорит мне:
— Это верно. Сочинения ребят очень искренни и глубоки по мысли. В них действительная любовь к Родине и тревога за Москву.
Частые воздушные тревоги заставили учителей перенести уроки в бомбоубежище. Ведь мы обязаны по тревоге спускаться вниз с тем классом, в котором ведем занятия. Естественно, что оборванный на полуслове урок стал заканчиваться в бомбоубежище.
Сегодня я рассказывала о завоеваниях Чингисхана в моем любимом 8-м классе. В нем — талантливый ученик и поэт Алеша, огромный и флегматичный Игорь, чрезвычайно ценный неиссякаемым оптимизмом. То он «наверное» знает, что враги уходят из-под Ленинграда, так как им не выдержать наших ударов, то, и тоже «наверное», знает, что в Ленинград летит эскадрилья самолетов, груженных какими-то чудодейственными, особой питательности концентратами. В этом классе мне всегда интересно и «уютно». В нем чувствуется и дружба детей и привязанность к нам, учителям.
— У монголов было страшное для тех времен орудие, метавшее огромные камни в стены осаждаемых городов. В музее Одессы я видела одно из этих ядер; мне, человеку выше среднего роста, оно по грудь: огромный черный, гладко отполированный камень…
Мой рассказ прерван страшным грохотом. Стены убежища дрожат.
— Наверно, близко упала!
— В начале Невского, — говорит Игорь.
— Нет, толчок шел с другой стороны. Верно, где-то у Адмиралтейства, ближе к «Медному всаднику», — оспаривает кто-то из мальчиков.
Опять звук падения бомбы. Стены содрогаются. Как хорошо и крепко возводил своды подвала строитель нашего здания!
Удивительно, что учащиеся охотно слушают и отвечают в этой напряженной обстановке. Не могу думать, что они не представляют всей опасности. У многих погибли родные или знакомые.
Они знали о том, как Наташа, придя домой, нашла разрушенную комнату и убитых мать и бабушку. Она прибежала в школу, белая как бумага, и сказала:
— Я осталась совсем одна… Теперь школа — мой дом…
Мы проводили долгие часы в бомбоубежище. После уроков я рассказывала о своих переходах через кавказские горные перевалы, о поездках по Сванетии и Средней Азии, о путешествиях на самолетах, а иногда просто читала сказки. Эти беседы в бомбоубежище очень сближали нас с детьми.
— Вы знаете, что о нас сегодня написали в газетах? — спрашивает меня Миша, едва я успела войти в класс. — Послушайте: «Мы будем гордиться, что оставались бодрыми, получая свою скудную норму хлеба, живя в комнатах, где в окнах вместо стекол — картон или фанера».
— Правда, здорово написано! Замечательно! — восхищается Игорь.
Статьи Алексея Толстого, Николая Тихонова, Ильи Эренбурга читаются с величайшим интересом. Александр Маркович предложил мне:
— Давайте устраивать политинформации в бомбоубежище. Ведь многие сейчас без газет, и радио не у всех работает. Мне кажется, сейчас основное: поддержать бодрость в ребятах.
Я вполне согласна с Александром Марковичем. Надо, чтобы дети научились видеть светлое за суровой картиной настоящего.
Я пошла в райком партии с просьбой дать нам газет для проведения политинформации. В «Красной звезде» и центральном органе — «Правда» — печатаются интересные очерки о героях Великой Отечественной войны.
Меня направили в парткабинет к заведующему лекторской группой. Он не только снабдил меня газетами, но и обещал сам прийти в школу и побеседовать с ребятами. Приглашал заходить в парткабинет и пользоваться литературой.
Составляю конспект сообщения о положении на фронтах. Беру материал из статей А. Толстого, Тихонова, Эренбурга.
Гашу коптилочку и, лежа в постели, еще и еще раз обдумываю план беседы. Товарищ Сталин сказал, что Гитлер походит на Наполеона не больше, чем котенок на льва. Детей это развеселит. Обязательно надо рассказать о тактике Кутузова и Барклая. Хорошо бы перечитать сейчас «Полководца» Пушкина. Может быть, привести несколько строф из этого стихотворения? А кто же сказал так удачно, что и Карла XII погубило проникновение в глубь страны? Кажется, Энгельс.
Книги, которые мне нужны, стоят в шкафу. Но в холодной комнате так трудно вылезать из теплой постели! Посмотрю завтра…
Нет… Без этого материала мне не обдумать моего плана до конца.
Чиркаю спичкой и зажигаю коптилку. На цыпочках, чтобы не разбудить мою приятельницу, пробираюсь к книжному шкафу. Коптилочка дает мало света, а стулья и кресла отбрасывают густые тени. Я плохо вижу и налетаю на скамеечку для ног.
— Что случилось? — раздается голос моей приятельницы.
— Мне нужно достать стихи Пушкина и поискать одну цитату Энгельса, — говорю я виноватым голосом.
— Ох, эти педагоги! Спите вы, пожалуйста! Говорят, сон равняется какому-то количеству пищи.
Она засыпает, а я читаю замечательные строфы Пушкина.
Дети любят политинформации. Для них они окно в мир, который лежит за пределами осажденного города.
— Когда же будет политинформация? — спрашивают Александра Марковича. — Уже шестая тревога, а политинформации всё еще нет!
— Слышите, Ксения Владимировна? — говорит Москалев. — Мы получили достаточно сигналов, и пора начинать. Кому из нас выступать?
— Вам, Александр Маркович.
Он рассказывает о событиях под Москвой и значении ее обороны.
У детей огромный интерес к Москве. Ее образ тесно связан в их сознании с образом Родины.
Слабеют наши мужчины и очень пожилые учительницы. Умерли Борис Александрович и Анастасия Ивановна. Мы утешаем себя, что они не жертвы блокады. Борис Александрович был в авиации и во время полетов «не соблюдал своего потолка». В результате сильно повысилось кровяное давление, и летчика прислали лечиться в Ленинград.
Анастасия Ивановна умерла от поноса — болезни, вызванной истощением; но мы хотим думать, что это результат тяжелой хирургической операции.
Александр Маркович так слаб, что сидя дремлет, но продолжает нести дежурства по школе.
Более сильные товарищи предлагают его заменить, но старик отказывается:
— Другим тоже тяжело!
Дети носят ему сосновые ветки и рекомендуют настаивать иглы на воде.
