Соболя - Фраерман Рувим Исаевич (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Что ей от нас нужно? — спросил Андро у извозчика.
Тот показал кнутом на хвост лошади. Дымящийся навоз падал на дорогу. Не успевал он упасть, как уже леденел и подскакивал на земле, точно резиновый. Тогда ворона складывала крылья, садилась и начинала клевать. Она выглядела усталой. По дороге в эти дни никто не ездил.
Ямщик часто перегибался с саней и поглядывал вниз на завертку оглобли.
— Вот горе, — бормотал он: — завертка оборвется, на морозе не завяжешь.
Дед и Андро тоже смотрели вниз, и обоим становилось страшно.
Веревка порвалась, когда спускались с горки и уже видны были постройки совхоза — силосные башни без окон и высокий ветряной двигатель с железными крыльями. Ямщик снял рукавицы. Два раза садился он на корточки у оглобли и два раза вставал, сердито глядя на свои закоченевшие руки. Узел нельзя было развязать. Ямщик сказал Андро:
— Дай-ка, мальчик, твой пояс, а то мы замерзнем.
Андро было очень жаль пояса, отдавать его не хотелось, но солнце в небе стояло такое страшное, мутное, в лучистом оранжевом круге, что он решил: «Пусть лучше пропадет мой пояс».
А зато старик дал ему подержать кнут. Сам он тоже распоясался и дрожал, как Андро. И прежде, чем браться за оглоблю, он засовывал пальцы в рот и клал их под теплый язык. Дед тоже садился на корточки и помогал ямщику.
Андро же нечего было делать. Он размахивал кнутом, отгоняя замерзшую ворону, которая все норовила сесть на сани.
Потом тронулись дальше.
И вот уже пустая улица, ветряк и каменная башня, которую видел с пригорка Андро. Дома стояли большие и веселые среди снежных полей. Но Андро все казалось, что поставлены они здесь нарочно, а жить в них нельзя. Как можно в них жить, когда кругом такой холод?
Наконец, сани остановились у крайнего дома. Дед взял Андро подмышки и внес в избу, а сам ушел в контору отыскивать сына.
В избе действительно никого не было. Андро потопал ногами. Валенки у него скрипели, под ногтями кололо.
Вдруг с печки раздался тонкий голос:
— Полезай сюда!
Андро посмотрел вверх и увидел только лохматую голову. На печку он не полез, а продолжал стоять посреди избы, топая ногами. С печки спрыгнул кот и прошел мимо Андро к столу, на котором стоял глиняный горшок со сметаной. У кота не было ни хвоста, ни ушей. Затем слезла девочка без валенок, в толстых шерстяных чулках, перевязанных у колена тесемкой. Она остановилась перед Андро и внимательно осмотрела его. От изумления Андро перестал топать. Девочка была вся белая: у нее были белые чулки, белые волосы, и даже глаза ее показались Андро белыми.
Помолчав секунду, она засмеялась, показала Андро на его нос и сказала:
— Сопатку отморозил.
И Андро начал тереть свой нос.
В избу вошла высокая старуха, согнала кота со стола и закричала на девочку:
— Манька, кому сказано масло вспахтать?
Как она своим криком и маслом напомнила Андро его бабку!
Девочка, не торопясь, будто дразня старуху, взяла со стола горшок со сметаной и, присев у окна на табурет, начала взбивать масло.
По мере того, как Андро отогревался и приходил в себя, обычные его мысли овладевали им. Манька показалась ему стоящим человеком, с которым можно поговорить. Он хотел спросить у нее, не знает ли она, кто убил царя, но, вспомнив грека с ножом, спросил, только, почему у кота нет ни хвоста, ни ушей.
Манька, болтая мутовкой в горшке, ответила:
— Озорной он, две ночи дома не ночевал, отморозился.
Потом, подождав, когда старуха вышла в сени, протянула Андро мутовку со сметаной и добавила:
— Лизни.
Как и у себя дома, в Стояновке, Андро не посмел этого сделать. Отступив на шаг, он сказал со страхом:
— Нылзя, нылзя, это не твое масло?
— А то чье же? — с обидой ответила Манька.
В это время в избу вошел дед, с ним еще кто-то, хорошо знакомый, и Андро вместе со своим тулупом, с валенками, с мыслями, вертевшимися у него в голове, очутился на руках отца.
Морозы давно прошли, и наступила весна, такая же, как в Стояновке, синяя и жаркая.
Андро сбросил тулуп, валенки и снова надел свои толстые башмаки. Однажды он хотел обойти с отцом сады и огороды совхоза. Но это оказалось невозможным. Они были огромны, и сотни волов не могли бы запахать их в день. Тогда Андро попросил отца посадить его к себе на плечи. Отец посадил. Но как высоко ни забирался Андро, он не мог увидеть конца огородам.
Андро уж привык здесь к тому, чтобы все, что он видит, принадлежало тому, с кем он говорит. Поэтому Андро, не слезая с плеч отца, сказал:
— Большой у тебя огород, отец. Мы теперь богаче мельника Словейко.
— Мы теперь богаче всех мельников Словейко, что живут в Болгарии, в Румелии и на всем свете. И каждый человек тут богаче их, — сказал отец, шагая по полю.
— Каждый? — переспросил Андро.
— Нет, не каждый, а только тот, кто работает.
— Вот это хорошо! — сказал Андро, трясясь на плечах отца. — Я тоже буду работать.
И Андро все лето ходил с бабами полоть картошку. Он так усердно выдергивал из грядок молочай и сурепку, что получил за это от совхоза новые, очень легкие башмаки и матросскую шапочку.
Свои толстые башмаки он забросил, а матросскую шапочку носил всегда набекрень и был похож на маленького юнгу.
Об одном жалел Андро — о том, что в садах совхоза нет винограда и маслин. Зато здесь росли сливы, и отец ни разу не кормил Андро мамалыгой. Он ел пшеничный хлеб, молоко и масло. Он был счастлив.
Минул год. Андро ходил в школу вместе с Манькой. Снова были морозы. И однажды учительница сказала:
— Вот, дети, скоро у нас годовщина Красной армии. Кто мне скажет, что такое Красная армия и за что она боролась?
Сорок детских рук поднялись над головами.
— Скажи ты, Маня.
Маня ответила:
— За землю.
— Так, это верно, крестьяне боролись за землю. Но ведь Красная армия — рабоче-крестьянская, за что же рабочие боролись? Кто скажет?
Снова сорок рук поднялись над головами. Поднял руку и Андро.
— Скажи ты, Андро.
Андро вскочил и крикнул:
— За землю!
Дети засмеялись. Манька, сидевшая позади Андро, ущипнула его за спину. Андро оглянулся, увидел смеющиеся лица и крикнул еще громче, еще тверже:
— За землю!
Класс шумел, учительница смеялась, а Андро упрямо шептал: «За землю, за землю» и, наконец, заплакал, так как не знал пока, за что же еще, кроме земли, могут бороться люди.
Но он узнает.
Пастух
Я вышел на опушку.
Лес кончался загороженным лугом, на котором паслось стадо. За лугом до самого горизонта тянулась рожь. Солнце косо освещало ее, стараясь залить золотом, но, еще молодая, она не давалась и густо и радостно зеленела на низинах.
После дождя с открытого неба лилась тишина, и в этой тишине я слышал только шорох своих шагов и какое-то странное жужжание.
Я поднял голову.
На краю поляны, спиной к лесу, стоял человек и читал вслух.
Я в изумлении остановился. Что мог читать этот человек один в поле? Я принял его сначала за красноармейца. На нем был шлем, зеленая гимнастерка с портупеей. Но, вглядевшись, я увидел, что это не портупея, а перекинутый через плечо кнут. С травы поднялась черная собачка и посмотрела на меня.
Косясь на собачку, я подошел ближе. Человек оглянулся и перестал читать.
— Не бойтесь, — сказал он, — она зря не бросится.
Пастух был молодой, еще подросток, не старше восемнадцати лет, с широкими, точно припухшими скулами. Но в сапогах и в шлеме он показался мне совсем взрослым.
