Утро Московии - Лебедев Василий Алексеевич (книги онлайн бесплатно TXT) 📗

«Часы… Часы… Часы… – не поддаваясь дремоте, старался думать Джексон. – Нет, все же долой отдых! Надо записать впечатления в дневник!»

Он заставил себя подняться. Из сундука для личных вещей достал толстую тетрадь в бордовом сафьяновом переплете, трепетно открыл первую страницу и с умилением прочел ее. Эту страницу надо было написать после путешествия, но он тайно написал ее сразу после банкета в Грэйвзенде, того великолепного банкета, где было так много дам, богатых купцов и опытных мореплавателей… Нет, эта страница согревает его, Ричарда Джексона, придает ему сил, мудрости, ведет к цели.

«Величайшему и славнейшему Якову, милостью Божией королю Англии, Шотландии и Ирландии!

Превосходнейший и грозный государь!

Мой ум, с юности глубоко склонный к познанию мореплавания и географии, часто движим был к серьезным трудам по изучению важнейших вопросов, относящихся к этим наукам. Теперь я считаю себя достаточно сведущим, чтобы представить отчет Вашему Величеству и описать северные страны мира, обозначая каждую лигу [74], которую я проехал и видел во время моих путешествий. Местности, показанные здесь, но которые я сам не видел и не обследовал, я нанес на карту на основании трудов лучших авторитетов, какие я мог только найти, и если я ошибаюсь, то вместе с учеными Герардом Меркатором [75], Абрахамом Ортелием [76]и им подобными. Моя опытность и мои знания побуждают меня поэтому представить Вашему Величеству некоторый опыт в виде настоящих моих записей, касающихся неведомых европейцам земель, а также народов, населяющих их, их обычаев, религий, вооружения, языков и пр. и пр. и пр. Я вижу, как своей королевской поддержкой Вы способствуете новым открытиям, и прошу Ваше Величество принять результат моих путешествий как доказательство моей преданности Родине и усердной службы Вашему Величеству, здоровье и счастливую жизнь которого да продлит Господь Всемогущий.

Вашего Величества нижайший подданный

Перелистнув титульную страницу, Ричард Джексон проверил первую, деловую.

«Во вторник, 28-го, после банкета мы простояли на якоре в Грэйвзенде, запасаясь всем, что нам нужно…»

Перелистнул десяток страниц, нашел нужное:

«Продолжая путь от упомянутого выше Святого Носа, мы подошли к мысу Милости на широте 66° 45?, близ входа в бухту Святого Николая. У этого берега глубина достигает 126–192 футов [77], дно песчаное, удобное для того, чтобы бросить якорь. Утром следующего дня к нашему борту причалила русская двадцативесельная ладья, в которой было 24 человека. Шкипер ладьи поднес мне большой каравай хлеба, шесть кольцевидных хлебов, которые у них называются калачи, четыре сушеные щуки и горшок хорошей овсяной каши. Я же дал шкиперу гребень и маленькое зеркало. Он сказал мне, что отправляется на промысел рыбьего зуба, добываемого из крупной рыбы – моржа. После чего я предложил всем выпить. Когда начался отлив, они удалились в очень расположенном к нам настроении. Шкипера звали Гавриил Ломов».

Ричард Джексон вспомнил этого русского человека с большой теплотой. Это была первая встреча в море. Он читал дальше:

«От мыса Милости пошли далее, пока не достигли Крестового острова в 17 милях [78] к северо-западу и в 61 миле от острова Святого Николая. Здесь мы переплыли на другую сторону бухты и поплыли к юго-западу и на двенадцатый день указанного месяца благополучно прибыли на рейд острова Святого Николая в Русской земле, где мы и стали на якорь, пройдя от родных берегов 1843 мили. Город на Двине зовется Михайло-Архангельск…»

Ричард Джексон оторвался на минуту, прислушался к торговому шуму на пристани и снова погрузился в чтение, вспоминая попутно, не пропустил ли какой-либо важной подробности этнографического или географического порядка.

«Затем я и мои спутники прибыли в город Колмогоры, лежащий на расстоянии 57 миль от бухты Святого Николая на широте 64°25?. Затем по Двине, которая течет очень быстро, в тот же день проплыли устье Пинеги, по левую руку от нас, в 8 милях от Колмогор. Оба берега реки Пинеги около ее устья очень высоки. Они состоят из алебастровых скал и покрыты лесом, а по всему берегу лежат стволы хвойных деревьев. Так, подвигаясь вперед, мы доплыли до Емца, лежащего приблизительно в 57 милях от Колмогор. Вдоль всего этого пути русские выделывают много дегтя, смолы и золы из осины. Затем в последний день вышеуказанного месяца я прибыл в старинный город, называемый Великий Устюг. Здесь в реку Двину вливаются две реки, одна называется Югом, другая – Сухоной. Река Юг вытекает из страны татар, называемых черемисами, смежной с пермской землей, а Сухона берет начало из озера неподалеку от города Вологды. По этим рекам ходят русские суда, называемые насадами, они очень длинны и широки, крыты сверху и плоскодонны; они сидят в воде не более чем на четыре фута и поднимают 200 тонн, в то время как наше судно „Благая надежда“ поднимает всего 120 тонн. На их судах нет никаких железных частей, но все сделаны из дерева, так что можно подумать, что с железом русские вовсе незнакомы».

Прочитав последнюю фразу, Джексон засуетился, стал лихорадочно доставать перо и чернила, он словно опасался упустить какую-то важную мысль и старательно записал:

«Однако, будучи сей день у местного маршалка – воеводы, он же и городу начальник, я узнал, что у них есть не только кузнецы, изделия коих я во множестве видел в торговых рядах над Сухоной, но и мастера, способные разобраться в таком поистине непростом деле, как часы! Я, естественно, в это не верю и согласился показать одному из названных мастеров поломанные в бурю часы – предмет моей глубокой скорби! Мастер рекомендован самим воеводой. Разумеется, туземец ничего не сделает полезного (да и было бы наивностью ожидать большего!), а дурного я не позволю, поэтому его визит я стану рассматривать как предписанное нашим Уставом знакомство с оригинальным представителем местного населения. Что же касается часов, то я постараюсь в Москве с помощью посла Мерика найти достаточно опытного в этом деле и достойного иностранца – будь то итальянец или голландец, – чтобы он, с Божьей помощью, наладил механизм, и уж после этого дорогая вещь будет поднесена русскому царю. Ах, лучше бы мне утонуть, чем испытывать такое отвращение к самому себе за порученную мне и не сохраненную вещь!»

Ричард Джексон почистил перо, аккуратно положил локоть на стол, как когда-то учили его с братом, дабы почерк был ровнее, и старательно продолжал:

«Любопытна во всех отношениях встреча с воеводой. Он провел меня в деревянный замок, называемый… – Тут Джексон достал записную книжку, посмотрел слово и вывел: – Хоромами. В большой, но невысокой комнате было очень много икон – живописных изображений Бога, святого или святых в золотых и серебряных обрамлениях, называемых окладами. Естественно предположить, что религия должна была размягчить их нравы. Однако, войдя во двор неожиданно, я увидел, как этот воевода – христианин! – собственноручно бил своего слугу палкой. При этом на лице воеводы я не различил никаких соответствующих случаю эмоций, – казалось, что он выполняет такое же незначительное, но неотложное дело, как если бы выколачивал ковер».

Ричард Джексон опустил уставшую руку с пером и прикрыл глаза. Он подумал: как там, дома, его жена справляется с прислугой? А подумав так, он вдруг представил родной Грэйвзенд, всю семью: жену, сына и двух дочерей. Увидел толпу покупателей в их лавке, которой сейчас остался управлять сын. Увидел экипаж, на котором еще ни разу не довелось проехать по улицам, увидел лошадей… Дело, слава богу, кажется, пошло неплохо… Конечно, печально, что родной брат Уильям погиб в абордажной схватке его корабля с испанским. Печально. Зато все серебро перешло на английский корабль, а друзья брата, истинные джентльмены, отдали пай погибшего ему, Ричарду, наследнику славного конкистадора [79]. Если бы не это наследство, с чего тогда было начинать торговое дело?