Слово имеет кенгуру - Лорд Фред (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
— О, мы делаем миллиарды отверстий в почве,— сказал Червь.— Они совершенно необходимы. Через них влага и воздух попадают в почву гораздо быстрее. Люди судят о том, хороша ли земля, по количеству наших норок. Даже в научных институтах стали изучать сейчас наши методы. Больше того, есть люди, которые разводят червей и продают их на базаре. А фермеры покупают их вместо удобрений для того, чтобы обогатить почву на неплодородных землях.
— Чем больше червей, тем реже прибегаешь к плугу и лопате! — восторженно заметил я.
При слове «лопата» Червь начал так извиваться, будто его разорвали на кусочки.
— Прошу прощения, я не знал, что это слово вам не по душе,— извинился я.—А скажите, если вас разрезать пополам, обе части вновь срастутся?
— Нет,— сказал Червь,— у большинства червей в таких случаях только одна половина отращивает новую голову или хвост, другая же половина погибает. Иногда умирают обе половины. А вот один наш родственник, полосатый, как тигр, червь, настолько живуч, что если его разрезать на двадцать кусков, восемнадцать из них превратятся в новых червей. Правда, иногда происходят досадные ошибки, и некоторые куски отращивают две головы или два хвоста.
— Я всегда путаю, где у вас голова, а где хвост. А что это за лента в середине, вроде пояса?
— Это и есть поясок. Ученые называют его «клителлум».
— Ой, как трудно выговорить. Очень славный поясок, И давно он у вас?
— У каждого червяка есть свой пояс. В нем выделяется слизь, в которую мы кладем по пять-шесть яиц. Потом этот поясок долой — и, смотришь, он уже превратился в кокон. Прошло недельки три-четыре, и вот уже выползает на свет маленький червячок. Что вы так морщитесь? — внезапно спросил он.— Да, мы маленькие существа. Не сочтите меня хвастуном, но Чарльз очень высоко отзывался о том, как ловко мы хватаем листок за острый конец и втаскиваем его к себе в нору. Удивляло его и то, как искусно мы закладываем на день свои норы камешками и глиной, а ночью открываем их, когда надо выползать за едой.
— А днем вам, наверное, нет покоя от птиц? — спросил я.
— К сожалению, да. Ранние птахи обязательно схватят зазевавшегося червяка. Но австралийским червем-гигантом они подавятся: ведь он бывает три метра в длину и толстый, как ваш большой палец. По ночам мы тоже очень осторожны и сидим по пояс в норе, цепляясь за стенки тоненькими щетинками. У большинства червей на каждом кольце расположено по шесть щетинок. Обычно таких колец сто пятьдесят, а иногда и больше. Их можно сравнить с отсеками корабля, и в каждом из таких колец-отсеков имеются свои собственные жизненные органы.
— А кроме птиц, у вас нет врагов? — спросил я и тут же пожалел о своем вопросе.— Хотя, наверное, неприятно об этом говорить.
— Если б только птицы! — со вздохом сказал Червяк.— Кроты тоже нас по-своему любят.
— И потом, многие из вас тонут во время ливней, да? — добавил я (после сильного дождя мне часто приходилось видеть на дорожках погибших червей).
— Нет. Мы можем месяцами жить в воде. Те черви, которых видели вы, наверное, были очень старенькие и слабые и не смогли удержаться за стенки своих нор. Вот их и смыло. А теперь, господин журналист, если вы не возражаете, придется закончить разговор. Мне пора выходить на работу. Но, прежде чем мы расстанемся, я открою вам тайну дождевых червей...
— Одну секундочку, я только наточу карандаш,— поспешно сказал я.
И тут произошло нечто ужасное. Открытый перочинный ножик выскользнул у меня из рук и, упав прямо на червяка, рассек его пополам. И что вы думаете? Обе половинки принялись яростно спорить, кому отращивать голову, а кому хвост, и я так и не узнал тайну дождевых червей.
XVII. МАЛЕНЬКИЙ НАРОДЕЦ
— Я очень рад, господин журналист, что вы хотите написать о нас статью,— сказал Муравей, узнав о цели моего прихода.— Я даже могу предложить вам несколько названий для нее: «Убийцы и шпионы», «Подземные ходы», «Грабители и бандиты», «Палачи королевы», «Заговоры и предательства». Выбирайте любое! Вы, журналисты, любите сенсационные заголовки. Я вижу, вам странно слышать это?
— Ну как вам сказать... У людей случается всякое, но у вас, насекомых...
— Да, мы, конечно, насекомые,— тут же возразил мне господин Муравей,— но в нашей жизни происходит столько удивительного! Вы, похоже, мало что знаете о нас. На свет мы появились тридцать миллионов лет назад! Так считают ваши ученые. Мы начали строить наши государства — их еще называют муравейниками — задолго до того, как вы, люди, научились строить хижины. Мы строили города по всему миру, а люди...
— Да, но...
— Не перебивайте меня, молодой человек! Если вы хотите получить от меня интервью, разрешите мне говорить то, что я считаю нужным.
— Хорошо, хорошо, продолжайте, господин Муравей, это очень интересно,— сказал я, вынимая блокнот и ручку.
— Так вот. Каждый наш муравейник — это своеобразное муравьиное государство. В каждом государстве есть своя королева. В королевстве проживают муравьи мужского, женского и среднего рода.
— Совсем как в нашей грамматике,— заметил я.— Мне хочется поскорей услышать про грабителей и разбойников. Расскажите, пожалуйста.
— Терпение, мой друг, терпение! Все по порядку. В муравейнике живет разный народ. Есть крылатые муравьи, они никогда не работают, это слабые создания. А вот бескрылые муравьи — сильные, большие и умные, они управляют городами и защищают свое государство.
— Умные? — удивился я.— Как они могут быть умными, если у насекомых нет мозга? Вы вообще-то знаете, что такое мозг? Это — серое вещество в голове.
— И, несмотря на то, что у нас нет этого серого вещества,— с достоинством возразил господин Муравей,— ваши ученые считают, что мы находимся на высшей ступени развития насекомых. Вместо мозга у нас есть замечательные нервные узелки, которые принимают сигналы от всех частей нашего тела и отдают им соответствующие приказы. И потом, у нас отличная память. Люди очень подробно изучают нашу жизнь и восхищаются нашим поведением. Японцы изображают слово «муравей» четырьмя иероглифами, которые означают: «насекомое», «великодушие», «справедливость» и «благородство». Вот как они нас уважают!
— Хорошо бы узнать какую-нибудь любопытную историю из жизни ваших сородичей,— сказал я.
— Ну что ж, послушайте. Однажды некий натуралист увидел, как длинная цепочка муравьев переходила через железнодорожный путь. В это время прошел поезд, и погибло много муравьев. Кстати, люди, у которых есть мозги, тоже умудряются попадать под поезд. Так вот, оставшиеся в живых муравьи хорошо запомнили печальный урок и проделали туннель под насыпью. Ученый закрыл этот туннель и думал, что муравьи снова полезут через рельсы. Но не тут-то было. В отличие от людей, муравьи никогда не повторяют своих ошибок. Они тут же начали рыть новый туннель! Я могу привести еще много случаев разумного поведения муравьев. Например, свою добычу, которая часто бывает во много раз тяжелее самого муравья, он не взвалит на себя, а покатит перед собой. Муравьи очень любят рыться в морских водорослях, выброшенных на берег. Но они идут туда только во время отлива, потому что знают: прилив опасен для них. И если близится шторм, а муравьи это чувствуют, они и вовсе не выходят на берег.
— А как же они узнают, когда отлив и когда надвигается шторм?
— На этот вопрос вы уж попытайтесь ответить сами, господин журналист. Ведь вы сказали, что для этого у людей имеется серое вещество, вот вы и подумайте.
— Хотел вас спросить,— поспешил я заговорить о другом,— за какие провинности вы казните ваших королев?
— А-а, вы желаете рассказ пострашней! Немного выдержки, узнаете и об этом. Вы слыхали, что у муравьев тоже есть кровь, но нет вен и артерий, как у людей, да и кровь-то холодная? Температура ее меняется под влиянием окружающего воздуха, а проще сказать — от погоды. У всех насекомых такая кровь, и еще у лягушек и крокодилов. Но когда термометр показывает ноль, толстокожие крокодилы погибают, а мы продолжаем жить. Правда, во время холодов нас не узнать — мы вялые-вялые и не строим новых муравейников.
