Умница-головка - Чарская Лидия Алексеевна (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Девочка поправляет волосы и уверенно входит на эстраду.
— Браво, Марго, браво! — приветствует свою юную любимицу публика.
Ее знают все частые посетители кинематографа, знают и любят за приветливое, доброе личико, и за звонкий, нежный голосок, которым она распевает свои песенки.
Сегодня Марго особенно хорошо поет, и ее слушают с большим вниманием.
Град аплодисментов покрывает это пение.
— Браво, Марго! — кричат снова взрослые и дети.
Девочка низко приседает, кланяется, посылает воздушные поцелуи. Потом она быстро скрывается с эстрады. Представление еще не окончено, но Марго идет домой. Падает снег, и дует сильный ветер. Вот Марго уже у себя в комнате. Она бросается к комоду, вынимает из ящика свое серое холстинковое платье и белый передник, берет две смены белья и чулки, завязывает все это в крошечный пакетик и быстро-быстро бежит вон из комнаты. Вдруг громкий пронзительный крик останавливает ее за порогом. Это кричит Лоло.
«С ней можно попрощаться, она меня не выдаст», — думает Марго и идет к сороке.
— Бедная Лолоша, бедная ты моя птиченька, — с жалостью в голосе проговорила Марго, лаская черно-белые перышки сороки, слетевшей к ней на стол. — Бедная Лолоша хочет кушать? Постой, я покормлю тебя сейчас в последний раз, — и девочка, отложив узелок в сторону и сбросив шубку, бежит за свежей водой для забытой птицы. Потом она вынимает из мешка крошки и сыплет в клетку.
— Прощай, Лолоша, не забывай меня! Может быть, я не скоро вернусь, а, может, и не вернусь совсем, — говорит Марго тихим печальным голосом.
Но Лоло уже не обращает внимания не девочку, а стучит клювом по Дну клетки, жадно проглатывая одну крошку за другой.
Глава VI
В поезде
«Боже мой, только бы не опоздать! Только бы не опоздать!» — думала Марго. Когда она, наконец, вбежала в зал третьего класса, стрелка часов показывала без десяти минут одиннадцать. А в одиннадцать ровно уходит поезд. Слава Богу! Еще есть время, и она успеет взять себе билет. Она подходит к кассе, выкладывает деньги и получает его через маленькое окошечко. Получив, Марго прижимает билет к сердцу, как какое-то сокровище, и бежит на платформу.
В вагоне, куда попала Марго, набралось столько народу, что было негде присесть. Девочка обрадовалась, когда ей удалось найти удобное местечко, чтобы стоять. Она очутилась между какой-то женщиной и худеньким мальчиком.
Мальчик оглядывал всех находившихся в вагоне испуганными, робкими глазами и старался быть как можно менее заметным.
— Вы куда едете? — робко осведомилась у Марго женщина.
— В Варшаву, — отвечала девочка.
— Конечно, с родными?
— Нет, одна…
— Одна? Такая крошка?
«Ну вот! Опять крошка! — думала с досадой Марго. — Если все будут обращать внимание на мой рост, это не принесет мне ничего хорошего».
— А вы, значит, едете в Варшаву? — полюбопытствовал вдруг худенький мальчик — сосед Марго.
В эту минуту раздался свисток кондуктора, и поезд тронулся. Мальчик сразу повеселел.
— Слава Богу! Слава Богу! — зашептал он еле внятно. Но Марго услыхала его шепот.
— Детки, вы что ж это, стоя поедете? Ножонки затекут, — сказал вдруг какой-то пассажир. — Садитесь вот к окошечку… Места всем хватит.
— Благодарю, — ответил худенький мальчик, — мне и тут хорошо.
И он, к крайнему удивлению Марго, отступил в темный угол и стал так, что свет фонаря не падал ему на лицо.
«Странный мальчик», — подумала Марго и принялась рассматривать со стороны своего спутника, его неспокойное лицо и бегающие, испуганные глаза.
Одет он был в теплое хорошее пальто и барашковую шапку. Видно было, что он сын зажиточных родителей. На вид он казался лет двенадцати-тринадцати.
Марго очень заинтересовалась поведением мальчика, который все еще оглядывался и тревожно озирался во все стороны.
— Разве у вас нет билета? — спросила его Марго. — Что вы так боитесь?
— О, нет, билет у меня есть, а я боюсь совсем другого… Я вам расскажу потом все, когда все эти люди улягутся спать. А пока могу вам только сообщить, что зовут меня Шурой, и что мне от роду целых двенадцать лет. А вам сколько?
— Мне тоже двенадцать. А зовут меня Марго, то есть Маргаритой.
— Вы не русская?
— Нет, француженка, но уже живу давно в России.
— Французы — молодцы, храбрецы! — неожиданно восклицает мальчик.
— А русские-то какие герои! — восторженно подхватывает Марго. Оба они уселись рядом на освободившейся скамейке и между ними началась беседа о русских героях.
За беседой незаметно проходило время. Все уже улеглись спать и кое-где уже слышался могучий храп пассажиров, устроившихся на ночь.
— Ну, вот, теперь уже ничего не страшно… — тихо произнес Шура.
— А чего вы боялись? — удивленно спросила Марго.
— Вы никому не скажете? Даете мне честное слово!
— Никому не скажу. Честное слово, — горячо отозвалась Марго.
— Видите ли… я… доброволец… Еду на войну… но таких юных добровольцев задерживают и возвращают домой. Этого-то я и боюсь…
Продолжая болтать, дети постепенно задремали под стук колес мчавшегося в ночной темноте поезда.
Глава VII
Приехали
Еще день и ночь Марго и Шура были в дороге. Только на вторые сутки они приехали в город, где думали остановиться.
На душе у детей становилось все тяжелее и тяжелее. «Что-то будет дальше?» — вот какая мысль тревожила Шуру и его спутницу.
— Придется долго промаяться, пока удастся попасть в полк, — бледный от волнения, говорил мальчик-доброволец. — Да удастся ли вообще!..
— И мне трудно будет пристроиться при лазарете, — отвечала Марго.
В это время поезд остановился у вокзала. Пассажиры засуетились и, толпясь, начали выходить из вагона.
Дети остановились на платформе и стали обдумывать, куда пойти.
— Вот что надо делать теперь… — начал было Шура, но не договорил. Высокий господин и жандарм неожиданно загородили дорогу детям.
— По приметам этот мальчик тот самый, которого мы ищем, — шепнул господин жандарму. — Его надо задержать. Ты Александр Незлобии, двенадцати лет?
Шура сразу струсил. Он хотел ответить что-то, но не мог. В глазах у него появились слезы.
Вокруг них уже собиралась публика. Раздавались то сочувственные, то насмешливые восклицания.
— Какой клоп, а тоже на войну собрался!
— Ничего, что маленький, а видать — удаленький.
— Вот наказал бы я такого!
— А, по-моему, наказывать не за что, — проговорила высокая худая женщина, с косынкой сестры милосердия на голове и с красным крестом на груди. — Тут не наказывать надо, а хорошенько втолковать детям, что им рано думать о боях и сражениях, что прежде всего необходимо…
Но сестре не дали договорить. Поднялись крики: «Раненых привезли! Раненых!»
Толпа шарахнулась в сторону прибывшего санитарного поезда.
Теперь около Шуры и Марго остались только строгий господин, жандарм и еще несколько человек из толпы, желавших узнать, чем кончится этот случай.
— А это что за девочка? — неожиданно заметил все тот же строгий господин, кинув взгляд на Марго, робко притаившуюся в сторонке.
— Может и она на войну собралась! — пошутил кто-то из зрителей.
— Прикажете взять и девочку? — спросил у господина жандарм.
— Бери и девочку; там разберемся.
Марго так и замерла при этих словах.
«Теперь все пропало! Теперь все кончено! Отправят меня обратно, как отправят Шуру, как отправили уже многих юных беглецов и беглянок», — подумала Марго и вся затряслась.
Шура в то же время стоял, растерянный и смущенный, с опущенными глазами, с бледным лицом, по которому медленно стекали слезы. Он уже раскаивался в том, что, не подумав, ушел на войну, где нужны взрослые сильные люди, а не мальчики.
Прошло несколько мгновений. Жандарм подошел к Марго, взял ее за руку и спросил:
— А вы откуда, маленькая барышня?
