Зуб мамонта - Добряков Владимир Андреевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
Только закончил эти дела неотложные, глядь — в школу бежать пора. Не к первом уроку, а на сбор звена.
Бежать! А какой толк? Что скажет Галке? «Ах, извини, пожалуйста, забыл о твоем поручении». Глупее не придумаешь. Нет, если уж делать вид, что забыл, то не про обзор газеты, а про сам сбор. Вылетело, мол, из головы, хоть убей.
Так Алька и решил сделать. Значит, еще полчаса в запасе. Лучше задачку по математике еще раз порешать. Вчера вечером решал — не получилась почему-то. На утро оставил.
Однако и новая атака на злополучный поезд, который с неизвестной скоростью выходит из пункта «А» в пункт «Б», не принесла Альке успеха. Хотя, сказать по правде, разве это атака? Почесал за ухом, погрыз кончик ручки, в окно посмотрел (вроде дождик стал накрапывать), перевел взгляд на часы (когда десять минут прошло?), мимоходом зацепился взглядом за аквариум (интересно, всех циклопов поели рыбки?). А когда увидел банку с мальками, то бросил ручку на стол и вновь вооружился дедушкиным увеличительным стеклом. Сколько ни всматривался в воду, ничего, кроме мальков, не разглядел. Зато у самих мальков и плавнички прозрачные хорошо рассмотрел, и круглые хвостики, и блестящие крохотульки глаз. Действительно, настоящие рыбки. С таким кормом месяца через два, может, и взрослыми сделаются. Шестьдесят штук. Им и большого аквариума будет мало. Базар… Смешно — рыбок продавать. Возможно, Валерка и не побоится. А ему, Альке, это ни к чему…
Кажется, только что подошел к малькам, и вот — беги в школу. Как бы еще не опоздать: и четверти часа не осталось.
К началу урока Алька успел. Лидия Васильевна лишь минуты через три показалась в классе. Но лучше бы он опоздал. За эти самые три минуты звеньевая Галка Гребешкова изрядно испортила ему настроение. Из попытки свалить вину на свою забывчивость ничего хорошего у него не получилось.
— Еще на лбу тебе надо было написать! — шумно задышав маленьким носом с рыжей веснушкой, возмущалась Галка. — Ведь три раза тебя предупреждала. Ты обещал. И пожалуйте — обманул. Всех ребят обманул. Собрались, ждем, я волнуюсь, думаю, не заболел ли? Говори, почему не пришел?
— Ну, какая ты, Гребешкова, — стоял на своем Алька, — Не веришь. Что мне, поклясться перед тобой?
— Клянись! Скажи «честное пионерское»…
— Почему обязательно пионерское? Могу по-другому: клянусь зубом крокодила и когтем леопарда…
— Костиков, эти шуточки оставь для других. Мы говорим о пионерском поручении, которое ты сорвал…
Гребешкова и еще бы нашла что сказать нерадивому члену ее звена, но помешала учительница математики.
И снова — неприятные минуты. Не один только Костиков запутался в хитростях движения поезда из пункта А в пункт Б, но почему-то именно Альке досталось больше других. Строго глядя на него, Лидия Васильевна сказала, что в последние дни он стал хуже выполнять домашние задания, что на уроках вертится, слушает невнимательно. Альке даже пришлось и дневник подать учительнице, где она своей маленькой и решительной рукой вывела ему хотя и не очень жирную, но все же малопочтенную двойку.
Какая в двойке радость! Алька расстроился, однако еще сильнее, казалось, расстроилась Гребешкова. Но если Альке было жалко себя, то звеньевая жалеть его не собиралась. На переменке — новые упреки, нотации, от которых у несчастного и затюканного Альки голова шла кругом, в ушах звенело, а потом правая рука вдруг сама собой в кулак стала сжиматься.
И когда под конец Галка пригрозила, что придет к ним домой и специально поговорит о племяннике с его тетей, то Алька поднял этот сжатый кулак и, словно рассерженный индюк, прошипел:
— Только сунься попробуй — отведаешь! — И для большей убедительности повертел кулаком перед ее носом с рыжей веснушкой.
И Динка Котова поддержала его:
— Ты, Галочка, слишком принципиальная. Мало ли чего бывает. Ну, не успел сделать, что же здесь такого? Зачем на человека бросаться? Надо прощать недостатки… Алик, — Динка тронула его за руку и повела по коридору, — твоя тетя Кира, прежде чем стала художником в театре, кончала какое-нибудь училище или институт?
Алька еще не остыл после спора со звеньевой. Он не сразу ответил:
— Институт кончала… Не помню, как называется. Какое-то искусство.
— Ты не переживай, Алик. Будто Гребешкову не знаешь. Общественница! Чего хочешь наговорит. Странная она. То хорошая, приветливая, добрая, а то будто с цепи сорвется. Не понимаю таких людей…
Котова ожидала, что Алька обрадуется ее поддержке, но тот разговаривать о звеньевой почему-то не захотел.
— А-а, — неожиданно сказал он, — вспомнил: тетя кончала институт прикладного искусства…
День 13-й
Насморком Алька не отделался. Уже вечером в тот день, когда ловил циклопов, почувствовал озноб, зашмыгал носом. Тете он ни на что не пожаловался, пораньше лег спать, укутался ватным одеялом. Глядишь, отогреется за ночь на своей мягкой тахте — все и пройдет.
Не прошло. Утром проснулся с головной болью, носом не продохнуть. Если тетя вечером каким-то чудом ничего не заметила, то сейчас, едва вошла в комнату и услышала его дыхание, сразу заподозрила неладное. Алька и скрывать не стал, что накануне промочил ноги. Бесполезно было скрывать: все равно допытается. И он так объяснил, что совершенно и тревожиться не о чем. Ну, немного промочил ноги. Ну, посморкается в платок, пусть даже покашляет. Ерунда. Даст тетя какую-нибудь таблетку, он выпьет, не поморщится, если нужно, и в школу может не пойти. И порядок, завтра будет здоров.
Хоть «скорую помощь» тетя и не стала вызывать, но одной таблеткой дело не кончилось. Альке пришлось надеть теплую байковую рубашку, проглотить столовую ложку сладковатой микстуры и дать слово, что весь день не будет вылезать из-под одеяла.
— Смотри же, Алексей, — уходя наказала тетя, — если ослушаешься, очень крепко обижусь на тебя. Юрию напишу. Отцу будет неприятно… Может быть, я на работе отпрошусь…
— Тетечка, не надо отпрашиваться, — тронутый ее волнением, сказал Алька. В эту минуту он ясно понял, что нарушить слово будет с его стороны просто бессовестно. — Я все сделаю, как ты велишь. И микстуру выпью, и температуру через каждые два часа буду мерить, и не стану ходить по полу. Только, тетечка, скажи, пожалуйста, Валерке, чтобы зашел ко мне. — Алька жалобно показал глазами на рыбок. — Покормить их надо. Для чего же тогда циклопов ловил? Из-за них ведь простудился.
— Хорошо, — пообещала тетя, — Валерия сейчас предупрежу…
Алька все же нарушил тетин запрет. Лежал, лежал в ожидании Валерки и придумал сделать ситечко — сортировать циклопов. Вспомнил, что в ящике комода лежит круглая пластмассовая коробочка из-под тетиного крема. Если отпилить у коробочки дно и натянуть вместо него какую-нибудь материю, то получится маленькое решето. Через него и процеживать воду с циклопами. Алька спустил ноги с тахты, надел тапочки и боязливо прошмыгнул к комоду (словно тетя могла видеть его в эту минуту). Отыскав коробочку и подходящий лоскуток, взял ножницы, катушку ниток, в ящике с инструментом выбрал острый напильник и со всем этим хозяйством вновь залез под одеяло.
Не меньше часа отпиливал Алька донышко. Не простое, оказалось, дело. Водишь, водишь шершавым железом, покато наконец прорежешь пластмассу. Но это в одном месте, а надо по всему кругу. Может, от болезни Алька еще ослабел, но когда закончил работу, почти в изнеможении упал на подушку. Вспотел, как после долгого бега. Он несколько минут лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам во дворе. Отчего до сих пор не приходит Валерка? Неужели тетя не сказала ему? Она же обещала…
Отдохнув, Алька натянул на место отпиленного донышка лоскуток, крепко обмотал ниткой. Потом обстриг лишнее, полюбовался своей работой, а Валерка все не шел.
Друг, называется! Приятель! Не идти же Альке самому, больному, с температурой, на улицу — вычерпывать из кадушки студеную воду с кормом! А ждать уже нет никакого терпения. Ведь готово ситечко. Охота же испытать, как оно пропускает воду, будет ли в ней живая пыль. Да и рыбки до сих пор не кормлены. Смешно: полная кадка корма, а рыбки голодные.
