Неугомонные бездельники - Михасенко Геннадий Павлович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Дело, ребята, в том, что двадцать лет назад, еще во время войны, вот в этот день, десятого июля, у меня появилась жена… А пятнадцать лет назад, уже после войны, в ночь с десятого на одиннадцатое июля у меня появился сын Игорь… А десять лет назад, девятого июля же, исчезло все… Видите, на какие огромные пятерки разбита моя жизнь? Вот поэтому-то я сегодня и гульнул. И вы меня, надеюсь, не осудите.
— Кто, мы?.. Да что вы, дядя Федя! — почти испугался я.
— Ну, спасибо, ребята. — Он вздохнул, смял потухший окурок и задумался, облокотившись на колени.
Молчали и мы, не жуя колбасу, а посасывая ее. В словах дяди Феди дыбом встало что-то жуткое.
Он, точно опомнившись, резко выпрямился, пятерней прибил шевелюру, закатал второй рукав до локтя и, коротко усмехнувшись, проговорил:
— Мне рассказали, как Анечка гналась за Юркой с поварешкой. Смешно, конечно, но и грустно. А я вспомнил, как за мной однажды вот так же гнались, только не тетенька с поверешкой, а немец с автоматом. Вот был марафон так марафон! Призы понятно какие: первое место — жизнь, второе — смерть. Судья — пуля. Хотите?
— Конечно! — щелкнул зубами Славка, мы оживились и опять зажевали колбасу.
— А дома? — спросил дядя Федя. — Вдруг опять где разбой, и Лазорский вас пытать будет?
— Ничего, — сказал я. — Мы же у вас. Да и огороды не каждую ночь чистят.
— Ну, ладно… Значит, дело было так. Разбила как-то наша артиллерия немецкий обоз — автоколонну с боеприпасами, продуктами, кухней и прочим. А у нас с харчами не густо было. Вот я и к командиру — разрешите, мол, пошарить. Ты что, говорит, с ума сошел, кругом же немцы. Товарищ младший лейтенант, говорю, да пока они очухаются после обстрела, я десять раз вернусь. Разрешил. Ну я и отправился. Где ползком, где перебежкой, пересек нейтральную полосу, заскочил в лесок, чтобы из него до разбитых машин добраться, и только приподнялся, а из-за кустов на меня детина с автоматом: «Хэндэ хох!» — руки то есть вверх. Представляете?.. Что делать?.. Эх, думаю, пропадать, так с музыкой — прыг в кусты и бежать. Даст сейчас очередь, думаю, и все!.. Но нет, не выстрелил, за мной, гад, кинулся, живьем, значит, взять захотел. Вот тут-то, друзья мои, и началось соревнование. Я лечу, как пуля, немец — тоже, на пятки наступает. Чувствую даже, как пятерней царапает по спине, схватить хочет, а гимнастерка натянута, горстью не цапнешь. Вдруг запнулся я за что-то, упал, фашист кубарем через меня. Я вскакиваю, прыг через него — и дальше ходу. Тут траншея, я в нее и — направо. Немец следом и — налево. Здесь только я пришел в себя и вспомнил про автомат… У меня же с собой автомат был, болтался на шее. Я об него все руки поразбил, а выстрелить не сообразил. Немец хватился — нет меня, повернул — и ко мне. Только из-за угла, я его — раз! — очередью, и все, на этом кончилось наше соревнование… Вот какие игрушки были на войне. А то поварешкой — подумаешь!
— Да-а, — протянул я.
— Ну, ступайте, ребята, а то и мне влетит… Чуть чего — дядя Федя, мол, извиняется.
Мы поблагодарили за колбасу, за рассказ. Дядя Федя спустился с нами с крыльца, следом, брякая по ступенькам, скатилась пустая четушка. Дядя Федя поднял ее и дунул в горлышко.
— Вы лучше не пейте, — сказал Славка.
— Да я и не пью. В год одна бутылка и та — малопулька. Куда бы ее деть?
— Швырните через огород, — посоветовал я.
— Как гранату, да?
— Ну, представьте, что оттуда танк ползет.
— Откуда?
— Вон, из гаража.
— Ага, ну-ка!
— А хватит силы?
— Если танк, то должно хватить! — Он размахнулся и так пустил бутылку, что она только свистнула, а рукав его снова распустился до кисти.
Секунд через пять в нашем гараже грохнуло железо, да так, будто там действительно взорвался танк, и дробно зазвенели разлетевшиеся осколки. Не ожидавший такого шума дядя Федя с деланным испугом схватился за голову, присел и маханул на крыльцо. Мы же, пригнувшись, драпанули прочь, но у палисадника Ширминых остановились, свернув за угол, и прислушались. Было тихо.
— Славк, тебе ничего не показалось? — шепотом спросил я.
— Показалось.
— Что?
— Вскрик.
— Мне тоже… А может, это не там, а где-то тут?
— Бутылка разбилась там, а вскрик тут?.. В гараже! — убежденно прощелкал Славка.
Мы опять напрягли слух, вытянув шеи и даже привстав на цыпочки, но нигде — ни звука, только за мехмастерскими с воем пронеслась электричка.
Я спросил:
— А кто же это?
— Может, сторож.
— Сторож бы не такой крик поднял да еще бы из ружья бахнул. Что ему ночью в металлоломе делать? — возразил я. Кроме нас там некому быть, а мы тут.
— А Юрка? — спросил Славка.
— А-а-а!.. С приятелями! — прохрипел я, вспомнив, как они все блуждали вокруг двора, дожидаясь, наверно, темноты.
Какое-то время мы со Славкой глядели друг на друга, переваривая эту мысль, потом жарким и сбивчивым шепотом, почти стукнувшись лбами, завозмущались, мол, черт с ним, с Юркой, заводи он знакомства хоть с самим Алибабой и сорока разбойниками, но выдавать наши тайны — это подлость и предательство! Да и одним ли предательством тут пахнет? Эка радость — копаться ночью в ржавых железяках! Днем бы другое дело! Так что петрушка какая-то получается… И тут нас осенило: склад — вот на какой цветочек слетелись эти пчелки! Юрка выболтал, конечно, про дыру в стене, и те уцепились! Грабеж! Надо немедленно вызвать Борьку и Генку! Нет, Генку отставить, хороший он человек, но в такой ситуации пусть лучше спит!
И вдруг все эти наши горячие домыслы показались мне такими вздорно-фантастическими, что я фыркнул и сказал:
— Славк, а мы не того, а?.. Может там никого нет?.. Или, может, пружина какая скрипнула по-человечьи?.. Давай проверим, а то ведь Борька засмеет.
Славка куснул ноготь и согласился.
Мы пошли. Окна еще горели, но как-то уже устало, прямо чувствовалось, что они вот-вот погаснут и мы утонем в сплошной темноте, потому что луны не было она точно рассыпалась на звезды.
Мне стало тревожно.
— Славк, а если мы столкнемся? — спросил я.
— Сколько их, четверо?
— Вроде.
— Справимся. Ты — двух, я двух. Я даже трех.
— Зачем? Пополам! — взбодренно заявил я, хоть сроду не дрался и не имел понятия, сколько могу одолеть и могу ли вообще. — Не зря у меня ладонь чесалась.
Мы шмыгнули в калитку. Над огородом призрачно туманился долетавший от вокзала свет станционных прожекторов, чуть белели подсолнухи, и чернела тропа. Привычно скользнув за уборную и пригнувшись, мы добежали до бурьяна, упали и поползли по крапивному целику, ожаливая руки и уши. Возле забора, метрах в двух от лаза, замерли.
Из гаража доносились приглушенные голоса.
Меня моментально прошибла дрожь, я дернул Славку за штанину, мол, все понятно, тикаем, но в это время в лазе зашебаршило и кто-то с пыхтением протиснулся. Я прижался к земле, из глубин которой в меня оглушительно затукали удары собственного сердца. А у лаза все росли и росли копошения, шелесты и слова:
— Тише, Дыба, не порви!
— Не беспохлёпься!
— Кока-Кола, у тебя сколько?
— Одна.
— У всех, значит, по одной. А там еще осталось?
— Дополна.
— Шик модерн. С ними после, а как с этими, Юрок?
— Оставим пока тут, Блин, а то вон не спят еще, — ответил Юрка. — А позже я под крыльцо перетаскаю.
— Точно, Юрок, действуй, — одобрил тот, кого звали Блином. — А завтра мы их — фьють! — И он коротко свистнул. — А с остальными видно будет… Все!.. Шик модерн! Ну, детки — ходу!
Бурьян прошумел и смолк. Чуть спустя легонько стукнула калитка — ушли! Немного подождав, мы выползли на тропку и наткнулись на что-то холодное и скользкое.
— Резина, — шепнул Славка.
— Точно… А-а, камеры!! — удивленно догадался я. — Мы с Юркой видели их в складе… Во, дают!.. Славк, чуешь?
— Чую. Четыре штуки! — процедил сквозь зубы Славка. — А здоровые — щупай!