Сохатёнок (Повесть) - Никонов Василий Григорьевич (книги онлайн полные txt) 📗
Увлёкся Петя, не слышит сопенья сохатёнка. А если не сопит — ясное дело, заснул.
— «Пока Кузьма Иваныч бегал, зайцы все патроны расстреляли. Прибежал охотник обратно, посмотрел — пустые патроны. Стал сердиться: „Почему обманули, всех перестреляю!“».
Стыдно стало зайчишкам: охотник принёс лекарство, а они… «Мы тебе испечём пирог с капустой, — обещает старый заяц. — Ты у нас будешь самым лучшим гостем».
Кончилась лента. А тут бабка Феня на пороге.
— Нашла, нашла травки, Петруша, в дальнем закутке лежала, в бордовой тряпице. — Ты чо эта, кино ему показываешь?
— Ну да, чтоб веселей было.
— Рехнулся, Петруха, — беззубо смеётся бабка. — Тебя самого надо лечить. Вишь, сохатёнок-то спит. Неси воды, да не простой — кипячёной. Постой! Побольше неси, целый ковшик. Поставлю на ноги твово дружка. А то как!
В ПОХОД
Так и решили Чубаров с Синчуком: хватит озоровать ребятишкам.
Поведут они ребят в лес вдвоём. Двадцать человек — солидная компания, за ними гляди да гляди. Не соскучишься.
С раннего утра в доме Сараниных семейная перепалка. Дед Лукьян с Максимом уговаривают Петю остаться дома, пугают дождями, грозами, высотой гольцов. Петя думает: всё это так, но идут же другие ребята! А почему он должен оставаться?
— Ты меньше всех, — говорит Максим.
— Ну и что? Я отставал от вас? Вы меня в игры переигрывали? Скажи!
— Ты ещё не знаешь… — Максим ищет выход. — В тайге много энцефалитных клещей. Если укусит, сразу умрёшь. А то останешься калекой.
— Всё равно убегу! Убегу!
— Не боишься клещей?
— А тебя не укусит? А Стася? А Лаврю?
Малыш стоит у окна, слышит ломкий голос Максима, глуховатый басок деда, редкие Петины всхлипы.
Не может он этого терпеть, беспокойно перебирает белыми ногами, трётся мордой об оконную стеклину. Мычит жалобно.
— Што делать с тобой, Петруха? — Дед сумрачно глядит на костыль. — Был бы на ногах, поехал бы с вами на Карьке. А то куда я с этой куклой? Как думаешь, Максимка?
Трудная задача у Петиного брата. Нелегко будет с ним в лесу, это Максим хорошо знает. Оставить дома? Покоя не даст. В тайге и ребята присмотрят, а здесь один дед на костылях. Вот и думай, как лучше.
— Отпустим, дедушка, — решает Максим. — А то как бы хуже не было…
— Ну смотряй, Петруха! — Дед поднимает костыль. — В случае чево… этим самым…
…Все в сборе, всем не терпится выйти за село. Хочется быть в тайге, у костра, на голубичных полянах. Но, оказывается, не все дела решили, неизвестно, как быть с сохатёнком.
— Пусть сами думают. — Синчук прислушивается к ребятам. — Вот будет гвалту!
Насчёт гвалта Синчук не ошибся, но не знал, что первыми запротестуют матери.
— Куда вы его? Сами б за собой смотрели!
— Какой из него работник? Одна обуза!
— Подождите! — машет Чубаров. — Как сами решат, так и будет.
И — пошло-поехало.
— Взять! — кричат. — Он таёжник!
— В лесу волки съедят!
Малыш стоит возле Пети, крутит головой, прядает ушами: ловит всякие слова — сердитые, ласковые. Это он определяет по голосам. «Малыш», «тайга», «сохатёнок» — слова понятны. Значит, говорят о нём. А что говорят, неизвестно.
Но и тут есть выход: следить за Петиными глазами. Если глаза весёлые — всё хорошо; если грустные — радоваться нечему. Сейчас Петины глаза то весёлые, то грустные, то засмеются, то вот-вот заплачут. И сохатёнок не знает, грустить ему или радоваться.
— Стойте, ребята! — Володя останавливает спор. — Давайте хозяев спросим. Что ты думаешь, Максим?
— Надо взять.
— Ты, Петя?
— Без Малыша никуда не пойду.
— Так. Теперь сделаем просто: кто за то, чтоб взять сохатёнка, подходи ко мне. Кто против — оставайся на месте.
Давно бы так. Все ребята оказываются возле Синчука. Интересно, кто же кричал против?
Приковылял и дед Лукьян. Тайга — не шутка, мало ль что может случиться. Последняя радость ребятишки, последняя надежда…
— Оборони вас бог… — Бормаш крестит внуков. — Пронеси все беды-несчастья… Ты, Петьша, смотри не озоруй! Ты, Максим, гляди за ним в оба. Сохатёнка берегите: живая тварь, как ни говори.
— Чево это? — тянется бабка Феня.
— Ребят наставляю, штоб вели себя как следует.
— Надо, надо… — кивает старуха. — Я к тебе, Лукьян, вечером зайду. Может, помочь што?
— Заходи, заходи, — приглашает дед. — Заодно почаюем.
Не догадывается старик, что бабка Феня будет приходить по просьбе Максима. «А то как, — согласилась она. — Чай, друг дружку выручать надо. Мне вон хату миром строят, а я человеку не помогу? В избе прибрать, корову подоить… Иди, иди, не сумлевайся. Ягодок принеси, бруснички. Шибко хорошо с ней чаёк пить».
— Тронулись! — Алексей выходит вперёд. — Максим, ты со мной, Володя — замыкающий.
Моряк Чубаров похож сейчас на командира партизанского отряда. В брюках галифе с кожаными наколенниками, жёлтая тужурка из сохатины, армейские сапоги из яловой кожи. На плече карабин, на груди бинокль. Идёт не торопясь, чтоб не отстало войско.
— Запевай!
Сам скомандовал, сам запевает. Часто пел её, когда служил на флоте. В столовую идут — поют, из столовой — поют. Голосистые были ребята, первое место занимали в полку.
Синчук с Петей шагают последними. Дядя Володя — в обычном своём наряде: егерская фуражка с длинным козырьком, в штормовке с капюшоном, в поношенных ичигах. Бывалый таёжник никогда не пойдёт в новой обуви. Петя шагает пёстрый, как дятел: чёрное трико, красные кеды, белая махровая панама. Отцовская, с Кавказа привёз.
— Цветной, как мухомор, — смеётся Стась. — Далеко видать, не потеряешься.
С горки на горку, из пади в падь шагают ребята. Всё дальше и дальше в дремотную тайгу, к белоголовым гольцам. В лесу тихо, прохладно. Солнышко завешено берёзами, соснами, лиственницами. Запах багульника смешан с запахом хвои, грибной дух слился с берёзовым. Парная земля волнует лесной прелью. Знакомый запах с малых лет.
Каменистая тропка выводит ребят на гольцы. На них, в кедрах-стланиках, Максим наткнулся на белую куропатку с птенцами. Их так много, что Петя не может сосчитать — девять или одиннадцать.
Куропатку и птенцов никто не трогает. Летнее время — не охотничий сезон, это ребята знают.
В одном месте Лавря сгоняет с ягодника краснобровых глухарей. Шумно, тяжело поднимаются птицы, медленно взмахивают крыльями. Нелегко им летать меж деревьями.
С громким цоканьем взлетает на сосну проворная белка. Тут уж никто не остаётся равнодушным. Все бегают вокруг дерева, смотрят, куда спряталась.
— Дядя Володя, почему белка чёрная?
— Не чёрная, ребята, серая. У каждого зверя своя пора линьки, у белки — осень. Сейчас её промышлять нельзя.
— Ребята, соболь! — кричит Стась. — Вон, вон, на лиственнице! Пулька загнала.
Пулька — охотничья лайка — нашла, что искала. Стоит возле дерева и лает, и хвостом машет. Зовёт хозяина: «Иди, иди, я своё дело сделала».
Хоть и умная Пулька, а всё равно глупая: не будет хозяин бить соболя. Летом он, как белка, никуда не годится.
Белок ребята видят часто. А соболь — это да! Уцепился за сук, свесил голову. Сам чёрный и глаза чёрные. Уши маленькие, остренькие, мордочка круглая.
Смотрит, дразнит: «Не достанешь, не достанешь!»
— Пулька! — зовёт Чубаров. — Пошли!
Жалко собаке бросать соболя, — так бегала, так старалась. Это совсем не просто. А он — «пошли».
Стасю на пригорке виднее всех. Вон там на поляне мелькает что-то бурое, бежит то скачками, то вперевалочку. Может, медведь; может, росомаха. А может, просто мерещится. Когда хочешь очень увидеть, обязательно покажется.
