Черная Салли - Кальма Н. (читать полную версию книги .txt) 📗

Весной в Виргинии все цветет. Цветут азалия и камедное дерево, в горах распускается рододендрон. Теплый, пряный запах идет от жасмина. На полях уже зеленеют маис, табак и хлопок. Когда наступает вечер, на небе появляются крупные яркие звезды.

Весной Джен и Джим Бэнбоу поженились. Все негры поздравляли молодую пару. Они были счастливы, если только могут быть счастливы негры в неволе.

Вскоре у Джен родилась дочка, которую родители назвали Салли. Это был смешной темно-шоколадный шарик с круглым носом и торчащими во все стороны курчавыми волосами. Джен очень боялась за свою маленькую Салли и тщательно прятала ее от хозяина. Паркер заставил Джен, кроме работы на кухне, еще шить на рабочих. Правда, это было несложное дело, потому что весь костюм невольников состоял из холщовой рубахи и бумажных брюк. На ногах негры носили грубые деревянные сандалии, от которых у детей распухали ноги. Джен и Джим мечтали скопить немного денег, чтобы купить своей Салли, когда та подрастет, кожаные туфельки.

Прошло несколько лет. Салли быстро росла, и становилось трудно скрывать ее от хозяина. Она уже не хотела тихо сидеть за печкой в кухне и всюду совала свой шоколадный носик. И вот однажды Салли попалась-таки на глаза хозяину.

Как-то под вечер Джен рвала на огороде салат к ужину, Салли подставляла корзинку, а Джим Бэнбоу, сидя на крыльце, покуривал трубку. Неожиданно появился Паркер. Салли подбежала к нему.

— Откуда эта новость? — буркнул Паркер. — Всюду эти цветные лезут под ноги!

— Это моя девочка, сэр, — залепетала Джен, — она маленькая, сэр.

— Нечего даром есть мой хлеб! Пускай девчонка тоже работает, — приказал хозяин. — Негры и мулы должны работать наравне, — прибавил он свою любимую поговорку.

Пока он разглядывал Салли, Прист, мурлыкая, терся о ноги девочки. Паркер с удивлением поглядел на кота.

— Прист, поди ко мне, — позвал он. Но Прист продолжал ласкаться к Салли.

— Что за пропасть, кот никогда не любил черномазых! — изумился Паркер. — Прист, тебе нравится эта девчонка? Хочешь ее в служанки?

Прист замурлыкал еще громче. Паркер обратился к Джиму:

— Твоя девчонка будет ходить за Пристом. Каждое утро она должна его причесывать, выбивать его матрац, мыть его тарелку, готовить ему еду…

Джим бросил трубку; щеки его посерели.

— Нет, хозяин, — сказал он хрипло, — моя девочка не станет прислуживать кошкам. Девчонка годится на что-нибудь получше.

Паркер вытаращил глаза. Ему впервые осмеливались противоречить.

— Что такое?! — заревел он. — Бунтовать! Ты смеешь!

Он занес над Джимом хлыст.

Раздался громкий плач. Это заплакала Джен. Паркер с минуту глядел на Джима, на его напряженные скулы и закушенную губу.

— У, да ты бешеный, негр! — пробормотал он с проклятием.

Лицо Паркера стало совсем лиловым. Он бросил хлыст и вбежал в дом, хлопнув дверью так, что посыпались стекла.

Негры попрятались по хижинам.

Джен убежала в свою каморку возле кухни и всю ночь проплакала, прижимая к себе дочку.

— Что теперь с нами будет? Хозяин не простит, я его знаю, — причитала она.

— Брось плакать! Скоро все переменится, скоро мы с тобой будем свободными, — утешал ее Джим. — Мой отец сражался за свободу негров. Теперь снова настало подходящее время. О, уж мы покажем себя почище, чем в Канзасе!…

Джен испуганно зажала ему рот:

— Молчи! Молчи об этом!…

— Пускай слышат, мне все равно. Старый Грэгори говорил мне, будто бы аболиционисты [2] опять поднялись. Будто мальчишки-пастухи видели в Мэрилендских горах отряд белых и негров, и отрядом этим командовал сам Джон Браун.

— Тише, ради неба, тише, ты нас погубишь! — шептала Джен. — Скажи, какой это Браун? Он белый?

— Да, он белый, но он обращается с неграми, как с равными, и хочет добиться для них свободы. Это тот капитан Джон Браун, которого называют Осоатомским. Эх, славно он пустил красного петуха канзасским богатеям! Старый Грэгори говорит, что было светло, как днем, и негры плясали с головешками в руках…

Не скоро еще заснули Джим и Джен. Дочка их давно спала, а они продолжали шептаться в каморке, и обоим им грезилась будущая свобода.

Наутро Джим Бэнбоу поцеловал жену и дочку, захватил мотыгу и отправился на работу.

В этот день ему предстояло расчистить хлопковое поле. Солнце только что поднялось, но было уже нестерпимо жарко. Джим шел мимо грядковых полей табака. Осенью табак этот соберут и будут настаивать на меду и прогревать на солнце, а потом хозяин отправит его в Нью-Орлеан на продажу.

Из всех хижин шли на плантации черные люди. Джим не заметил, что за ним по пятам следуют два надсмотрщика ирландца. Один из них был Кеннон, вечно пьяный и сонный лентяй. У него были всклокоченные волосы, бессмысленные глаза и бледное лицо. Негры его не боялись и презирали за пьяную болтовню. Зато второй ирландец — О'Дейн — всем внушал страх. Он был изысканно вежлив с невольниками; обращаясь к ним, звал их «сэрами», постоянно улыбался, показывая белоснежные зубы, — и при всяком удобном случае бил негров тонким стальным хлыстом.

Мулат быстро шагал по дороге, красный шарф болтался у него на шее, широкие брюки были запачканы землей. Вот уже его участок, на самой опушке леса.

Дурная слава шла про этот лес. Говорили, что в чаще есть болото, в котором погибает всякий осмелившийся проникнуть в лесную глубь.

Под темной тенью деревьев прятались мускусные крысы, вечером над лесом пролетали желтоголовые ночные цапли. На опушке росли дикий имбирь, остролист и брусника. Фантазия негров населила лес злыми духами, домовыми, лешими. А тетка Харри уверяла, что в лесу живет сам Визигира, царь летучих мышей. Негры боязливо обходили лес и передали свой страх белым. И никто не отваживался нарушать лесной покой.

Джим готовился свернуть на хлопковую межу, когда прямо перед ним появились оба ирландца.

— Ну-ка, парень, дай лапки, я тебе надену украшеньице, — сказал, заступая ему дорогу, Кеннон. — Да ты не ерепенься. Спокойней, спокойней, паренек…