Один из первых - Богданов Николай Владимирович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
— К докторам бы тебе, — уговаривал он брата, поглаживая бороду, — давай в больницу свезу.
— Ничего, обойдусь, — отвечал отец, — чего зря лошадь гонять.
Он был зол и несговорчив. Сердился:
— Чего ты около меня торчишь неотступно? Почему ребят оставил? Разве можно без товарищей? Вот заведёшь здесь пионерский отряд, тогда и уедем! Беги, действуй!
…Меня с новой силой охватила мечта увидеть на деревенских ребятах красные галстуки, пройти по сельской улице во главе отряда, шагающего в ногу, назло всем кулакам и их отродью!
Я вспомнил свой родной отряд, весёлых, дружных ребят, вожатого Петю, которого так любил, и стало ужасно грустно.
Захотелось вот сейчас, немедленно, на крыльях перенестись на берег Москвы-реки, где на опушке старинного парка раскинулся полотняный лагерь. Там весело дымит военная походная кухня — подарок пионерам от самого Будённого — и вкусно пахнет красноармейским борщом, который научились варить сами ребята.
Появиться и стать в строй на линейку под мелодичные звуки горна и отрапортовать вожатому:
«Пионер Гладышев явился!»
А потом у костра рассказать обо всём, что приключилось в деревушке Лыковке, когда я хотел организовать отряд сельских пионеров. И что произошло с отцом при попытке помочь крестьянам коллективно трудиться… Рассказать обо всех своих бедах и сомнениях и попросить помощи.
Конечно Петя собрал бы совет отряда. И решили бы звеньевые призвать отряд помочь пионеру и его отцу.
Затрубили бы горны, забили барабаны. Вышел бы отряд в поход по тревоге. Прочесали бы лес пионеры и поймали того, кто хотел погубить рабочего человека, подстроив обвал. Устроили бы засаду на привидение у развалин барского поместья. Выставили бы охрану вокруг раненного в борьбе с кулаками моего отца, и уж никакая кулацкая нечистая сила не смогла бы помешать ему помочь беднякам крестьянам сдружиться, вместе обрабатывать землю.
И тогда уж не вздыхали бы деревенские кумушки, не жалели бы притворно кулацкие бабёнки попавшего в беду городского рабочего, а трепетали бы грозной силы городских организованных ребят в красных галстуках!
Попробуй, тронь-ка: они не просто мальчики и девочки, они — пионеры!
Но, увы, всё были одни лишь мечты. Я брёл один-одинёшенек по пустынной деревенской улице, пыля сандалиями.
Надо организоваться!
Лыковка словно вымерла. Ни взрослых, ни детворы, ни старух на завалинках.
Был жаркий полдневный час. Бабы ушли доить коров. Мужики после пахоты отдыхали в поле под телегами. А куда же девались мальчишки?
Вот он наконец бежит навстречу один — Парфенька.
— Здравствуй, пионерчик! Ты чего невесёлый? Отца жалко? А? Не жилец он на белом свете! — И заглянул участливо в глаза.
— Это почему — не жилец? — У меня даже дыхание перехватило.
— Да ведь как же, — леший его в лесу помял!.. Все рёбра отдавил… Камни по нему катал… Вот, брат, дело-то какое!
— Враки это всё, понимаешь, враки! — крикнул я.
В досаде чуть не проговорился о том, о чём велел помалкивать отец.
— А чего же он едва живой на завалинку таскается? По деревне все об этом болтают…
— Это кулаки народ пугают! — Мне очень хотелось открыть Парфентию всю тайну. Храбрый он, шустрый мальчишка, но ещё несознательный, такую тайну можно открыть только пионерам. А для этого нужно их организовать.
И, взяв Парфеньку за плечи и глядя в его озорные карие глаза, я сказал:
— Верь мне, Парфеня, я пионер и никогда не вру, — всё это чепуха про леших!
— Ну и ладно, — миролюбиво сказал мальчишка, — леший с ними, с лешими!
И сам засмеялся.
— Слушай, Парфенька, я хочу с тобой посоветоваться, ты ведь настоящий, смелый мой товарищ: есть у вас такие же, как ты, надёжные ребята, чтобы организовать нам пионерский отряд? Вот тогда нам никакие лешие, привидения, никакие кулацкие сынки не будут страшны.
— Ребята, конечно, есть, — ответил, становясь серьёзным, Парфенька (ему очень льстило дружеское обращение за помощью), — а как это «организовать»? — не без труда произнёс он незнакомое слово.
— Вначале надо собрать собрание, понимаешь?
— Только не мужичье, а ребячье?
— Да, и девичье, конечно.
— Пошли! Это можно, — тряхнул белыми кудрями скорый на дела мальчишка.
Попытка не пытка…
— Только чтобы ребята были бедняки и середняки. Ты сам-то кто будешь — бедняк?
— Нет… Не совсем, — ответил Парфенька. — Я не бедняк, не кулак, я посерёдке. То с кулаком дружил, а то вот к тебе перекачнулся.
— Это почему же?
— А мне так отец велел. «Ты, говорит, дружи с городским, а Тимошка пусть дружит с Гришкой…» Это мой брат, Тимошка. «У нас ребят, говорит, много, мы и там и тут поспеем»…
Такое признание несколько озадачило меня. Но Парфенька не дал долго раздумывать.
— Вот тебе первый бедняк, — указал он на хатёнку, покосившуюся набок и словно вросшую в землю. — Здесь хороший парень живёт, Ванька-нянька… Тот самый — мальчишка за девчонку. Стойкий такой. Куда мне, я того не выдержу, чего он терпит.
Парфён быстро открыл низкую дверцу в избу, и мы очутились в полутьме. Ничего не было видно. Только в углу что-то чмокало и пыхтело.
— Кто дома? Живые люди есть? — весело вскричал Парфенька.
Чмоканье прекратилось, и детский голос из угла ответил:
— Вот он я… Хлебы мешу!
И тут, приглядевшись, я увидел, что Ваня стоит над деревянной кадушкой с засученными рукавами. И вместо пальцев у него култышки, облепленные тестом.
Мы объяснили, зачем пришли.
Ваня очень заинтересовался.
— На собрание, — сказал он, — это можно. Мне вот только бы тесто домесить, да воды наносить, да поросёнку крапивы нарубить, да муки насеять, да горшки просушить, да сметану спахтать, да пелёнки постирать, да в избе прибрать, да телёнку пойло дать… да…
Он даже запнулся, не сумев одним духом перечислить все бабьи дела, которые ему приходилось делать.
— Малыш, слава богу, в люльке спит, а других мама с собой в поле взяла… Пошла просо полоть… Мне нынче посвободней!
Я не успел подивиться такой «свободе», как Ваня заявил:
— Вы мне помогите тесто домесить, а я моментом с другими делами управлюсь, и айда на собрание!
И, быстро очистив руки от теста, выбежал из избы, посоветовав:
— Если малыш заорёт, вы немного люльку покачайте… он затихнет.
Некоторое время мы стояли молча, поглядывая друг на друга.
— А как это… месить?
Дома я бегал в магазин за булками, за хлебом, а вот как месят и пекут, не знал.
— Это очень просто, — ответил Парфенька, — надо только рукава засучить… А у тебя уже засучены!
— А потом?
— Сжимай вот так кулаки покрепче, а потом в тесто их. Вот так!
И он засунул мою руку в кадушку, где было что-то тёплое и липкое.
— Двумя, двумя надо нажимать. Мни его, дави!
— Оно пыхтит…
— Так и должно.
Начал работать и после первых же нажимов на неподатливое тесто почувствовал, как прошибает пот. Хотел вытереть лоб и посадил над глазами липкий комок…
— Тише, тише. Надень вот очипок, чтобы пот в глаза не лил.
И Парфенька повязал меня бабьим платком.
— Ты вот так и работай, а я побегу других завлекать… Где собираться-то будем? Давай на берегу речки, под ветлой. Идёт?.. Ты мне доверь. Уж я соберу самых надёжных ребят!.. Машу звать? Ладно! И Кузьму тоже… Ты работай, я быстро…
— А долго так работать-то?
— Не отставай от него до тех пор, пока оно само от рук не отстанет… А если малыш заорёт, ты ногой вот эту верёвку потяни, и люлька закачается… Ваня так делает.
Накинув мне на ногу петлю от верёвки, Парфенька исчез.
В плену у теста
Всего я мог ожидать, но такого и во сне не снилось… Однако делать было нечего — раз взялся, надо месить. С трудом протискивал я кулаки в неподатливое, словно резина, тесто, но с ещё большим трудом вытаскивал из этого месива руки.
