Встречаются во мраке корабли - Хондзыньская Зофья (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
Эрика, не глядя на него, пускала тонкие колечки дыма.
— Павел, — вдруг сказала она. — Ты вот вчера сказал… Что человек в какой-то мере кузнец своей судьбы. Ты в это веришь?
— Верю.
— Но это же чепуха. Ведь в таком случае все были бы счастливы. Каждый по собственному разумению устраивал бы себе жизнь, разве нет?
— До каких-то границ.
— Ну подумай сам: как могла я предотвратить их развод, сделать так, чтоб она не стала такой… ну такой, как есть; чтобы баба Толя не умерла…
— Этого не надо понимать так дословно, Эрика. Еще не родился такой человек, который мог бы предотвращать смерть или воскрешать любовь. Я ведь не о том.
— А о чем же?
— Об изменениях в самом себе, которые влекут за собой новую жизненную позицию. Знаешь, как было со мной? Стал вдруг хватать пару за парой. Чуял, что второй год мне обеспечен, но было как-то все равно. И вот однажды проснулся я ночью в ярости. И сказал себе: «Дудки, не бывать тому, хоть бы мир вверх дном перевернулся. Терять год жизни? Ну уж нет! Выкарабкаюсь любой ценой!» Что там говорить… Вкалывал как проклятый. Засыпал и скова вкалывал. Ну и выкарабкался. Перешел в следующий класс.
Эрика задумчиво накручивала волосы на пальцы.
— В этом весь секрет. Тебе хотелось. Не безразлично было. А мне абсолютно безразлично. Ничего не хочется. А почему — не знаю. Почему?
И, не дождавшись ответа, Эрика вскочила вдруг с кушетки и вышла. Когда она затворяла дверь, с постели спорхнула страничка. Павел поднял ее. Это были черновые наброски стихотворения, окончательный вариант которого, начисто переписанный внизу страницы, звучал так:
«Ничего» написано было большими буквами, втрое больше остальных.
Разбудил его внезапный шум. Словно что-то грохнулось на пол. Он подошел к двери, приоткрыл ее и увидел, что в кухне горит свет. Было три часа ночи. Сузанна, вероятно, сказала правду: Эрика ела по ночам. У него было искушение «накрыть» ее на этом занятии, однако рассудок твердил, что она рассердится и все снова пойдет прахом. Чудной, однако, обычай. В чем, интересно, дело? Вряд ли она и вправду чувствует голод по ночам. Может, некая демонстрация своей отъединенности, несогласия с общепринятыми нормами? После минутной тишины он услышал, как открылся и закрылся холодильник, засвистел чайник. Павел не выдержал: сунув ноги в домашние туфли, пошел на кухню.
— Приветствую тебя, — сказал он совершенно серьезно.
— Это что еще за слежка?
— Слежка? Просто я услышал, что ты готовишь чай, и мне захотелось есть. Перекусить чего-нибудь найдется?
— Поищи. — Тон был резкий, встреча явно не доставила Эрике удовольствия.
— Не угостишь меня?
— Ты здесь больше дома, чем я. Если б она сейчас встала, то меня погнала бы спать, а перед тобой распушила бы павлиний хвост гостеприимства.
Павел не поддержал тему. Но спустя минуту, набив рот хлебом, сказал:
— Я, знаешь, постоянно голоден, мог бы есть двадцать четыре часа в сутки. А ты очень мало ешь.
— Днем у меня нет аппетита.
— Косули, кажется, едят только по ночам.
— Косули. Тоже мне нашел сравнение. Впрочем… Я ни в чем не похожа на других людей, почему же в этом должна быть похожа?
Павла поразило, что она точь-в-точь повторила фразу, которую вчера сказала о ней Сузанна: «Она ни в чем не похожа на других людей». Неужели Эрика приноравливается к мнению матери о ней?
— А может, не хочешь быть похожей? — сказал он, зная, что разозлит ее этими словами.
Она ничего не ответила, но, быстро допив свое молоко, направилась к дверям.
— Выходит, нечаянно спугнул тебя?
— Никто ниоткуда меня не спугивал. Просто спать хочу!
И она вышла своим тяжелым шагом. Злясь на себя, Павел допивал чай. Вечно что-то его подзуживает. Опять переборщил. Точно. Чертова мимоза, с ней осторожно надо, чуть что — обида.
Павел сошел в садик, где Кика демонстративно приветствовала его, предлагая поочередно то одну, то другую лапу. «А Лялюсь как пальма», — вдруг вспомнилась Павлу фраза, провозглашенная пьяницей, хлебнувшим пива. И незабываемый ответ его товарища: «Как пальма или как собачья лапа». Очень интересно, каков в самом деле был этот Лялюсь? Павел играл с Кикой, довольный тем, что может наконец без опаски дать выход своему хорошему настроению. В эту минуту Эрика высунулась из окна.
— Ты не пошел бы выпить кофе?
— Во имя отца и сына… Что случилось?
— Каприз избалованной барышни.
— Пойду с превеликой радостью.
— Ну так я сейчас спущусь. А грозы, случаем, не будет?
— Дождя боишься?
— Грома и молнии. Терпеть не могу неожиданного грохота.
— И при этом хлопаешь дверями?
— Когда я сама хлопаю, то знаю, что хлопну, значит, грохот уже не неожиданный. Но если в кино вижу, как кто-то вынимает револьвер, затыкаю уши и — привет. Сижу так, пока не выстрелит.
— Или пока не спрячет револьвер.
— У тебя всегда наготове положительная развязка. — И она отошла от окна.
Через минуту легкокрылый эльф спустился сверху, прошелестев кружевами. Лестница буквально содрогалась от деревянных ее башмаков.
В кафе было много народа, и они довольно долго дожидались столика, разглядывая посетителей. Павла забавляли меткие реплики Эрики. Она прислушивалась к разговорам за столиками, а потом шептала ему на ухо предполагаемые ответы собеседников, остроумно комментируя их.
Наконец столик освободился, и они заказали себе два кофе.
— А твой творожник? — спросил Павел и встретил ее удивленный взгляд — кто-то кроме няни помнит о ее вкусах?
«Через три дня меня тут не будет», — подумал Павел. У него вдруг возникло чувство, что если бы он остался, если б ему удалось создать Эрике сердечную, теплую обстановку, в которой она так нуждается, кто знает, может, она как-то раскрылась бы, переменилась, вошла бы в норму. Словно бы угадав его мысль, она сказала:
— Послушай, давай не будем сегодня самими собой. Будто мы просто пара, у которой нет никаких проблем и которая пришла сюда на минутку выпить кофе.
— Сомневаюсь, чтобы здесь нашелся хоть один человек без проблем. Просто мы их не знаем.
— Ну давай сыграем так. Будто мы — не мы, а, к примеру, вон те двое, ладно? Будто мы говорим и ведем себя, как они. Ты мне нравишься, и я тебя нравлюсь.
— Не уверен, что мне удастся эта роль, — ответил Павел и прикусил себе язык. Она определенно вызывала в нем не свойственные ему реакции.
— Хам. Я немедленно становлюсь девицей в твоем вкусе. Какой именно? Блондинкой? Локоны? Глаза-сапфиры?
— Скорей уж, изумруды.
— Готово. Ну как? Ему нравится?
— В толпе сойдет.
— Ни в какой ни в толпе. Прелестная блондинка и очень ему нравится.
— А он ей?
— Тут дело посложнее. Уж очень он самоуверен. К тому же она не слишком доверяет людям.
— Это еще почему?
— Боится разочарования.
— Оно приходит вовсе не всегда.
— Но грозит всегда. Потому она и любит ходить в кино; там, по крайней мере, есть твердая уверенность: то, что демонстрировалось в первый день, с точностью повторится и завтра, и послезавтра… В кино все прекрасно складывается.
— Но неужели ты не чувствуешь, когда идешь туда во второй раз, что это обман? «Прекрасно складывается»… Ну и что с того? Ведь заранее известно, что будет: она скажет то-то, он возьмет ее за руку, она резко отдернет руку, опрокинув при случае рюмку, — чушь, вранье, вот уж не стал бы по десять раз смотреть эту галиматью.
