Медный лук - Спир Элизабет Джордж (книги бесплатно без онлайн txt) 📗

Даниил отвел глаза от пустой чаши:

— В Кетце, мой господин.

— Неужели? — изумился Есром. — А твой отец? Я что-то не припомню…

— Мой отец — Иамин, смотритель виноградников.

— А, — нахмурился хозяин. — Теперь вспоминаю. Очень печальная история. Достойный был человек твой отец, только слишком горячий.

Пренебрежительный тон больно ужалил Даниила, ему становилось все труднее бороться с гневным огнем, всегда тлеющим так близко к поверхности. Он побагровел, уткнулся носом в тарелку, стараясь сдержать просящиеся на язык слова.

— Так ты — единственная поддержка матери?

— Ее тоже нет в живых.

Равви Есром помолчал, он принял нарастающий гнев Даниила за выражение горя, а потому произнес значительно ласковее:

— Это двойное несчастье. Что ты делаешь — пошел по стопам отца?

— Нет, меня отдали в ученики кузнецу Амалику, — Даниилу хотелось закричать: «Продали Амалику!» Продан в рабство на шесть лет человеку, которому даже мула нельзя доверить. И что, раввины протестовали? Нет, ни единая душа в селении пальцем не пошевельнула, чтобы ему помочь.

— Каждому юноше необходимо ремесло, — увещевательным тоном продолжал Есром. — Ты, наверное, знаешь — Иоилю пришлось выучиться на плетельщика сандалий, как и мне самому в свое время. Хочу заметить, я учился куда прилежней. Что-то я не припоминаю тебя в мастерской Амалика.

— Я там пробыл недолго.

— Сразу можно сказать, что он — кузнец, — вмешался Иоиль в надежде переменить тему разговора. — С такой мускулатурой ты бы всех поразил в гимнасии [34]. Ты там бывал когда-нибудь?

— В римском гимнасии? — Даниил недоуменно вскинул глаза на друга. — Да я туда и ногой не ступлю!

— Надеюсь, что нет, — равви Есром весьма неодобрительно глянул в сторону сына. — Что за неуместная шутка!

— Конечно, конечно, отец, я просто пошутил, — поспешно ответил Иоиль.

— Неподобающий предмет для веселья. Возмутительно, наша иудейская молодежь находит себе столь недостойное занятие — спортивные игры. А некоторые из старейшин позволяют себе приходить туда и любоваться ими.

— В городе немало других интересных мест, — нарочито бодрым голосом проговорил Иоиль.

— После обеда я тебе покажу, что где.

Даниил снова опустил глаза — тарелка пуста. Порции такие маленькие, что и червячка заморить не удалось. А еще равви так и норовит его унизить — каждым своим вопросом. Теперь юноша сердился даже на Иоиля.

— Я уже видел больше, чем нужно, — грубо ответил он. — Что еще — римская крепость и римские орлы повсюду. Куда ни поверни, мостовая звенит от топота римских калиг.

Иоиль нахмурился — тонкая морщинка беспокойства прорезала лоб. Как бы увести разговор от опасных предметов?

— Я сперва тоже все время об этом думал. Но постепенно привыкаешь. По большей части они в наши дела не лезут. Кое-кто из них старается вести себя по-дружески.

— По-дружески! — Даниил резко выпрямился. — Только сегодня утром я видел — старик пытался починить ось повозки. Совсем глухой, не услышал, что колесница уже близко. Задела заднее колесо, старик сказал — места было предостаточно, чтобы объехать. Клялся — солдат на него наехал нарочно. Кочаны капусты все свалились в грязь. Бедный старикан никак не мог в себя прийти. И к этому ты привык? — он бросил гневный взгляд на друга.

Иоиль в смущении опустил глаза.

— Нам всем известны многие прискорбные случаи, — вступил в разговор Есром. — Надеюсь, этому человеку все же удалось продать свои овощи. Но здесь, в Капернауме, нам есть за что благодарить римлян — за нашу новую прекрасную синагогу.

Но Даниил зашел уже слишком далеко — отступать было поздно. На него накатила темная волна, сметая на пути вежливость, опасения, даже причину, которая привела его в этот дом.

— Римская синагога! Построенная на римские деньги? Чем это лучше стадиона?

Иоиль затаил дыхание.

Равви Есром приподнялся с ложа, глаза полыхнули гневом:

— Придержи язык, молодой человек. Синагога — дом Божий, помогли римляне своими деньгами или нет.

Юноша тоже вскочил на ноги, уставился горящим взором на хозяина дома:

— Никогда порога этой синагоги не переступлю! На ней кровь!

Страстные слова прогремели в тишине комнаты.

— Молодой человек! — голос Есрома жалил как бич. — Пора научиться держать мысли при себе. Если тебе дела нет до своей жизни, по крайней мере не навлекай опасности на тех, кто оказал тебе гостеприимство.

Резкие слова помогли Даниилу опомниться. Он покраснел и пробормотал:

— Простите меня, мой господин. Я… я не хотел быть неблагодарным. Просто я не могу понять. Как горожане умудрились все позабыть? Им будто и дела ни до чего нет. Везде, куда ни глянешь, — тупые лица солдат, бряцание оружия. А вы еще говорите о благодарности? Кому — солдатам? Благодарить их за то, что построили нам синагогу, — чтобы мы не роптали? Благодарить, что позволяют нам дышать воздухом — оскверненным ими? Не надо было мне сюда приходить. Нечего мне делать в городе, нечего делать в таком доме. Уже невмочь терпеть — жить, словно ничего не происходит, когда мой народ — пленник в собственной стране…

Он запнулся, ужасно недовольный собой, поднял глаза — удивительно, равви Есром больше не сердится, а глядит на него с какой-то непонятной жалостью.

Хозяин дома подошел к юноше, положил руку на плечо, сказал тихо:

— Мальчик мой, мы не забыли. В наших душах — те же чувства. В сердце каждого иудея болит одна и та же рана — мы в плену. Нам нужны патриоты, как ты. Но терпение нам тоже нужно. Негоже так говорить — не желаю больше ждать посещения Господня.

— Но сколько еще… сколько еще придется терпеть?

— Бог не сказал Своего слова. Пока Он его не произнесет, нам остается только ждать.

— Но…

— Я знаю, ты наслушался речей зилотов. Они всегда пополняют свои ряды такими безрассудными молодыми храбрецами, как ты.

Даниил отступил, высвобождаясь:

— Зилоты — лучшие люди в Галилее. Смелые и благородные…

Есром жестом остановил юношу:

— Галилея рождала немало храбрецов, но не так уж много людей рассудительных. Зилоты снова и снова сражаются с завоевателями, а что толку? Кресты вдоль дорог, сожженные селения да растущие подати? Они глядят на солдат, на римскую когорту, идущую по дороге, и им чудится, что власть римлян — уязвимая и легкая добыча. Они не видят дальше своего носа — за этим легионом стоит другой, и еще один, и еще — бесчисленные легионы, даже представить себе невозможно, вооруженные до зубов, обученные искусству убивать. Той власти, что держит в кулаке весь мир, — что ей горстка зилотов? Комары, жужжащие над ухом, прихлопнуть и забыть…

— Они…

— Попомни мои слова, молодой человек. У Израиля одна только сила, по сравнению с ней римская мощь — ничто. Закон, данный нам Моисеем и праотцами. Последний римский император исчезнет с лица земли, а Закон останется. Закону и должны мы верно служить. Желал бы я, чтобы Иоиль это крепко усвоил. Придется запретить ему встречаться со старыми друзьями, призывающими к насилию. Прошу тебя, покинь наш дом. Сейчас же. Иди с миром, Даниил, и я буду молиться, чтобы ты узрел истину раньше, чем твой нетерпеливый язык доведет тебя до беды. Но не возвращайся к нам, — он махнул слуге, стоящему у двери. — Проводи нашего гостя, укажи ему дорогу.

Иоиль дернулся было что-то сказать, но замер. После такой отповеди Даниил, слишком сконфуженный, чтобы вежливо попрощаться, просто мотнул головой и вышел вслед за слугой из комнаты.

Когда дверь закрылась, его охватила злость — на самого себя. Умудриться так глупо все испортить. Что теперь подумает Рош? Никогда больше ему ничего не доверит, конечно. Не мог с собой совладать. И Иоиля потерял, это уж точно.

Какое унижение — придется рассказывать Рошу, что не справился с поручением. Но другое разочарование еще глубже — Даниил не просто потерял одного новообращенного для Роша, в первый раз в жизни он обрел надежду на друга — и потерял ее.