Мы с Серёжкой близнецы - Долинина Наталья Григорьевна (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Ну, ещё Алексей Иванович много говорил. Что мы должны летом научиться плавать и бегать. Потому что мы будем жить при коммунизме, и, значит, всё надо уметь. А ещё он спросил:
— Поднимите руки, кто умеет мыть посуду.
И поднялось рук мало-мало.
— Плохо, — говорит Алексей Иванович. — Очень плохо. Чтобы все за лето научились. А подметать кто умеет? Воротнички себе пришивать? Формы гладить?
А я поднимаю руку и думаю: вот сейчас спросит, кто умеет косы заплетать, что тогда будет? Серёжка поднимет, а я нет? И все ребята засмеются. Но он про косы не спросил, только про мытьё полов. И всего-то подняли руки Бубнов, мы с Серёжкой да ещё три девочки из других классов. А Мишка Кузнецов совсем ни разу руку не поднимал. Хотел было поднять, да испугался, что ребята не дадут соврать. Потому что за него всё мама делает. Даже завтрак себе разогреть не может. А потом стали табели раздавать и книжки. И Тамара Ивановна на рояле играла, только не всем. Наш-то класс второй «А», значит, нас первых вызывали. И самую первую — нашу Галю Беликову. Мария Тимофеевна сказала:
— Поздравляю тебя, Галя. Ты хорошо работала — и здесь отличница, и в музыкальной школе.
А потом ещё много ребят вызывали. У нас шесть человек в классе отличников. После отличников — тех, кто без троек. Только нам уже не играли. Просто выдали табели и книжки. А у кого тройки — тем только табели. Когда всё уже кончилось, смотрю: наша мама пришла. В дверях стоит. Так мне обидно стало, что она не видела, как мы на сцену ходили и Алексей Иванович нам руку пожал. А потом смотрю: и папа с ней. Интересно, у других ребят больше мамы и бабушки в школу ходят, редко у кого папы, а у нас и мама и папа сразу. Это потому что мы близнецы!
И вдруг Мария Тимофеевна говорит:
— Из третьего «А» класса я должна отметить особенно хорошо поработавших ребят. Это, во-первых, Беликова Галя — о ней я уже говорила. А ещё — Комарова Маша…
Серёжка меня толкает: встань.
А мне и не встать. Вот, оказывается, как я хорошо поработала!
— Потому что, — говорит Мария Тимофеевна, — Комарова Маша с арифметикой не в ладах. И всё-таки девочка подтянулась, получила твёрдую четвёрку. Это очень важно, чтобы человек шёл вперёд и не стоял на месте. И, надо сказать, у нас многие идут вперёд. Например, Саша Бубнов.
Тут все ребята посмотрели на Сашку, и наша мама ему сразу заулыбалась. А папа даже помахал рукой. Мария Тимофеевна объяснила, что наш Бубнов в четвёртой четверти не получил ни одной двойки. И ещё она про многих ребят говорила. А больше всех хвалила Вову Иванова второго, потому что он хоть долго в больнице лежал, а в третий класс всё равно перешёл. Обидно только, что Мишку Кузнецова похвалили. Мария Тимофеевна такая справедливая, неужели она не понимает, что Мишку никто в классе не любит? Она говорит: мальчик серьёзный, добросовестно относится к занятиям. Странные взрослые! Разве это главное — занятия! Всё равно он вредный и никому не нужный, их Мишка. Все пятёрки у него. Подумаешь, пятёрки!
Ещё был концерт. Наша Галя играла на рояле, а Сашка танцевал. Он вообще здорово танцует — вприсядку, лучше всех ребят.
Когда всё кончилось, мы пошли к маме и папе. Они сказали Марии Тимофеевне спасибо и собрали нас всех в толпу.
— Ну, — говорит мама, — теперь идёмте к нам. У меня кое-что приготовлено.
И мы все пошли. Галя, Бубнов, мы с Серёжкой. Вовы Ивановы — первый и второй. А Кузнецов один домой пошёл. Ну и пусть идёт!
Часть четвёртая. Лето
Наш ребёнок
Вот уже третий день у нас каникулы. И уже немножко скучно стало. Всё одно и то же: встанем утром — и в школу идти не надо, делать нечего. Приходит Бубнов — бежим во двор. Надоест во дворе — в детский парк. На лодке без взрослых не покатаешься — паспорта нету. А Бубнов говорит: давайте лучше к вам пойдём, будем там в космический корабль играть. Как же — в корабль! Это надо, во-первых, двух собак со двора привести. А собачьи хозяева ругаются. И мама тоже.
— Вы, — говорит, — два дня только дома, а посмотрите на комнату: как Мамай войной ходил.
— Какой ещё Мамай?
Ну, пока мама про Мамая рассказывала, интересно было. А потом она на занятия ушла, и мы в того Мамая играть стали. Еле-еле потом с папой всё убрали. Сегодня же с утра и вовсе невесело. Мама дома — шуметь нельзя. На улице дождь — гулять не пускают. И вдруг — звонок. Мы с Серёжкой думали: Бубнов идёт. Побежали открывать. А там тётя Зина стоит. И с Наташкой.
— Мама дома? — спрашивает.
А мама уже сама выходит.
— Что случилось?
— Таня, — говорит тётя Зина. — Такая беда: меня в больницу кладут. И Наташеньку некуда деть: ведь я её не кормлю, так в больницу, значит, не возьмут. А Игорь на работе. Может, вы до вечера оставите её? Он заедет с завода.
— Конечно, — говорит мама. — Конечно, оставим. Какой разговор. Да вы идите в комнату. И зачем до вечера? Мы совсем её оставим. Что он там один сделает — мужчина всё-таки. А я и выкупаю, и постираю. Ребята вот за молоком сходят в консультацию.
Тётя Зина обрадовалась так! Стала бумажку вынимать на молоко. Рассказала Серёжке, куда идти надо. Всегда они Серёжке рассказывают: думают, он и, правда, старший. Ну, ладно же. Я зато буду Наташкины пелёнки стирать. Насчёт этого с мамой можно договориться.
Вот мама с тётей Зиной чего-то пошепталась и говорит:
— Нет, так нельзя. Как же вы одна в больницу пойдёте? Ну-ка, ребята, вот вам поручение. Сейчас мы Наташу вниз снесём, там её коляска стоит. Ты, Маша, будешь во дворе с ребёнком гулять. А Серёжа за молоком пойдёт. Потом я вернусь и мы девочку накормим.
Тётя Зина спрашивает:
— Таня, а как же вы на работу пойдёте?
— Ничего, — говорит мама, — мне сегодня к трём. Да вы не беспокойтесь: теоретики тут совсем от безделья скисли. Они всё сделают. Если, конечно, захотят.
И хитро так на нас посмотрела. А мы разве не хотим! Пусть бы совсем все уехали! Не пропадёт у нас ребёнок!
Ну, стали мы Наташу выносить. Несла, конечно, мама. Серёжка двери открывал, а я сзади бежала. Вынесли, уложили в коляску — и тут как раз тётя Надя идёт.
— Покажите, — говорит, — мне ребёнка.
Я бы, например, не стала показывать. Но мама с тётей Зиной отвернули покрышку — красивая такая у Наташи покрышка, кружевная. Ну, спит ребёнок. И ничего особенного. А тётя Надя как начала:
— Ах ты милочка! Раскрасавица писаная!
Я-то думаю: интересно, что она вечером на кухне будет говорить? А мама рассказала тёте Наде, что Наташа у нас пока останется. И зачем она всегда ей всё рассказывает?
— А сейчас как же? — спрашивает тётя Надя. — Вы уходите или как?
— Уходим. Наташа с ребятами останется.
— С ребятами! Ишь ты, няньки нашлись! Им самим ещё няньку надо. Ну, ничего. Идите спокойно. Я и переменю, и кашку сварю.
Тётя Надя вошла в парадное, а мама мне:
— Смотри, Маша, чтобы никаких кашек. Сама приду и накормлю.
Ушли все. Наташа спит. Я её на солнышко поставила и сижу рядом. А девчонки в лапту играют. Меня зовут. Спит Наташа. Ну, я и пошла в лапту поиграть — немножко совсем. Только мне водить стало, слышу — кричат:
— Это чей ребёнок? Где его мать? Ребёнок надрывается, а никто не слышит.
Я как побегу к Наташе! И тут смотрю, наш Серёжка появляется. С молоком и с Бубновым. Спокойно так подходит.
— Что за шум? Наш ребёнок. А что?
Все как засмеются.
— Где вы его взяли? — девчонки спрашивают.
— В капусте нашли, вот где.
— Нет, правда, ваш?
— А чей же?
