Чужие игры - Воробей Вера и Марина (читать книги полностью TXT) 📗
11
После злосчастной поездки в клуб Юля дала себе слово больше Ежова «не тиранить». Жизнь у них с мамой нелегкая, и вовсе не плохо, что парень пытается заработать. Дело, конечно, странное, но, с другой стороны, кто на работу школьника возьмет, а тут и дома сидит, и деньги добывает. С играми тоже… В конце концов, завел себе человек хобби, и ладно. Пусть странное, идиотское – это его проблемы. Хочет проводить время в компании сумасшедших – на здоровье. Однако именно на этом месте Юля каждый раз запиналась. «Неужели, – в сотый раз спрашивала она себя, – неужели трудно найти дело, которым можно заниматься вдвоем?» И она задумывалась, что бы предложить Ежову взамен солдатиков. Конечно, оставались бары, клубы и дискотеки, где они оба чувствовали себя классно, но Коле этого всегда оказывалось мало. Стоило только замаячить призраку очередной игры, как он бросал все и мчался в свою бойлерную. Мало того, он умудрился заманить туда и Кахобера, и теперь семейный, заваленный работой преподаватель истории время от времени ездил поглядеть на игру в солдатики.
Наконец Юля не выдержала и решилась все рассказать Марине.
– Я хочу с тобой посоветоваться. – Юля подняла одну бровь. – Тут такие дела творятся...
Но договорить она не успела – Марина ее перебила:
– Ох, блин, узнаю! Знакомый голос, знакомый взгляд. Сейчас ты опять будешь на Ежова баллоны катить, потом напридумываешь всякой чуши и разругаешься с ним. Тебе это надо?
– Не собиралась я тебе жаловаться. Говорю же, посоветоваться хотела. Ладно, я тогда с Шуриком поговорю, он все в гости рвется. Вот и повод будет.
– Только не это! – Марина засмеялась. – Он, как приходит, как начинает рыдать об очередной своей несчастной любви, так по всему дому сырость. Прикинь, если вы вдвоем разреветесь? Квартиру, верняк, смоет.
– Мариночка! – Генриетта Амаровна постучала в дверь. – Тебя к телефону! – Она просунула голову в дверь и, хитро подмигнув, добавила: – Некий Димитрий.
Естественно, Марина тут же сорвалась с мета, а Юля задумалась. Мысль посоветоваться с Шуриком раньше не приходила ей в голову. Конечно, имен она называть не станет, просто обрисует ситуацию. В конце концов, он к ней все время таскается в жилетку поплакаться. Как ему отставку дадут, так и является. Теперь пусть сам слушает.
Марина вернулась погрустневшая.
– Митька в институте зависает, а мы погулять собирались. – Она тряхнула волосами. – Ладно, чего там у тебя? Давай рассказывай.
И Юля рассказала ей про новую жизнь Ежова, про то, что ей там нет места, и про то, как от этого тоскливо на душе.
– Ну, не знаю… Если тебе так хочется быть с ним все время, ходи на эти их войны, сиди рядом и скучай.
– Ага, – Юля надула губки, – была уже разок. Чуть крыша не поехала.
– Тогда научись в солдатиков играть, раз они кайф ловят. Значит, что-то в этом есть. Будешь с ними резаться.
– Я брала у Ежова их правила. Полная креза, ни слова не поняла. Двадцать листов с объяснениями, куда и как ходить. Нет, – тяжело вздохнула она, – это не для меня.
– Тогда не знаю. Говоришь, он солдатиков раскрашивает? Садись рядом, бери кисточку и малюй. Еще и денег, может, заработаешь. Но лучше всего – не трогай его и сама не напрягайся. Он тебе не врет? Не врет. Другую себе не завел? Не завел. Дыши глубоко и радуйся жизни. А сейчас пойдем-ка сочинение писать. Русичка сказала, не меньше пяти страниц своих мыслей. Чего писать – непонятно.
Юлю Маринин совет не слишком устроил. Все это можно придумать и самой, без посторонней помощи, и она решила позвонить Шурику. Но сначала надо разобраться с сочинением.
Когда Юля дозвонилась до Шурика, он уже закончил репетицию и размышлял, куда бы поехать, так что ее предложение встретиться он принял с воодушевлением, и меньше чем через час они вдвоем сидели в маленьком, не очень чистом, но зато полупустом кафе.
– А вот как ты думаешь, – начала Юля, – если люди любят друг друга, они должны быть все время вместе?
– Ко-неч-но. – Шурик особенно сильно нажал на это слово. – Обязательно. Вот когда я больше всего на свете хотел постоянно находиться рядом с Машей, так каждый день на пляж ездил. Мне, между прочим, на солнце нельзя, обгораю сразу. Но, скажем так, она хотела загорать, и я жертвовал собой. У меня все болело, я мучился, а она надо мной только издевалась.
Юле стало очень смешно, она представила себе красного Шурика на пляже. Руки, спина, нос – все в лохмотьях слезающей кожи. Зрелище наверняка ужасное. Неудивительно, что эта самая Маша его отвергла.
– Я так страдал, – продолжал Шурик. – Сколько бессонных ночей я провел под ее окнами. И, скажем так, все напрасно.
Юля почувствовала, что разговор уходит в другое русло, и конкретизировала вопрос:
– Это понятно. А вот если у одного свои дела, а другому они не нравятся, тогда что?
– Значит, каждому надо сделать выбор. Нельзя сидеть на двух стульях сразу. Скажем так, я готов пожертвовать чем угодно, если только, – он мечтательно закатил глаза, – мне отвечают взаимностью.
– А если это работа или учеба? – не отставала девушка.
– Неважно. Вот, помню, на первом курсе...
И он рассказал, как чуть было не завалил сессию из-за девушки-спортсменки и ее бесконечных тренировок, на которых Шурик считал себя обязанным присутствовать. Чем дело кончилось, Юля не очень поняла. То ли Шурика спустил с лестницы тренер-грубиян, жених девушки, то ли она сама. Правда, нет худа без добра: сессию он кое-как сдать успел.
– Это, конечно, правильно, – продолжала размышлять Юля. – Но ведь тысячи влюбленных пар говорят, что счастливы, а при этом работают, учатся, даже живут в разных местах, и вроде ничего.
– Скажем так, – поднял Шурик кверху указательный палец, – именно что ничего. Значит, они не настолько любят друг друга. Настоящим влюбленным хорошо, только когда они вместе. И никаких компромиссов, даже телефон не спасает. С твоими тысячами одно из двух: либо они беспрерывно страдают, либо на самом деле никто никого не любит.
В принципе, разговор прошел неплохо. Шуриковы представления о взаимоотношениях влюбленной пары вполне соответствовали Юлиным вкусам.
«Жалко, – думала она, – как жалко, что я никогда не смогу влюбиться в Шурика. Мы на многое смотрим одинаково, и наверняка мы бы с ним никогда не ссорились. Занимались бы одним и тем же делом, ходили бы везде только вместе. Эх!»
Правда, мысль, что либо самой Юле придется учиться на третьем курсе музыкального училища, либо Шурику нужно будет вернуться в девятый класс, ей почему-то на ум не пришла.
Дома Юлю ожидала новость. Вечером к ним зашел Александр Иванович и сообщил:
– Девчонки, вольной жизни конец. Начинается упорный труд.
Юля и Марина ждали продолжения.
– Все! – Юлин папа потер ладони. – С понедельника вы отправляетесь на курсы английского. Программа на два с половиной года. Будете как следует заниматься, язык освоите. Пора и о будущем подумать. Занятия три дня в неделю по полтора часа, а в июле поедете на языковую практику в лагерь.
– В Англию? – обрадовалась Юля.
– В Америку? – крикнула Марина.
– Увы! – Папа развел руками. – Так далеко финансы не позволят. Всего-навсего в Подмосковье. Зато в группе восемь мальчиков, восемь девочек, пансионат на берегу реки и полное погружение в язык.
По лицам подруг было видно, что они вовсе не жаждут ни обучения на курсах, ни поездки в лагерь: английского им и в школе хватает.
– Никакие возражения не принимаются. Все согласовано и с Марининой мамой, и с Генриеттой Амаровной. Не отвертитесь, деньги заплачены, задний ход дать нельзя.
Подруги хором вздохнули.
– Да вы поймите, девчонки, – убеждал Николай Иванович. – Мы не вечные. Еще десять, ну пятнадцать лет, и все – пенсия. Заводов, газет, пароходов у нас нет. Ждать, пока дядя-миллионер оставит наследство, не приходится. Нет у нас такого дяди, такие дяди – редкость, на всех не хватает. А язык – это язык.
