Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— Родные мои… Чижики мои… — обнимая всех сразу, шептал отец — Я теперь в России, мы будем часто видеться… Но сейчас у меня три минуты Я должен соскочить на следующем разъезде. Только не плачьте, не скучайте обо мне! Скоро мы все будем вместе! Скоро наступит такая жизнь… такая… — он посмотрел на младшую дочку и, подхватив ее на руки, весело добавил. — что даже моя Динка исправится!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
ВОЛГА, ВОЛЖЕНЬКА…
Киев встретил Арсеньевых холодным осенним дождем. Мокрые улицы казались пустынными и неприветливыми Динка помнила, с каким восторгом мама говорила о цветущих каштанах. Но теперь они стояли почерневшие от дождей, ветер сбивал с них последние листья, под кучами мокрых листьев валялись гладенькие, коричневые, словно полированные каштаны… Динка присаживалась на корточки, пробовала каштаны на вкус, разгрызая твердую корку, но жесткая молочно-белая сердцевина их была горькой и несъедобной. И все же эти «каштанчики» некоторое время утешали девочку, она набивала ими свои карманы, таскала их домой и, играя в них, как в камешки, задумчиво говорила Мышке:
— Здесь все такое хорошее, а я никак не могу привыкнуть… Люди улыбаются, а спросишь что-нибудь и не понимаешь, что они такое говорят… У меня еще ни с кем ни одного разговора не вышло, — шепотом добавила она.
Сестры говорили шепотом, чтоб не обидеть маму, ведь Украина была маминой родиной и мама так мечтала о Киеве.
— Я тоже никак не могу привыкнуть, — соглашалась Мышка. — Но ты молчи…
— Да я молчу… Мне надо скорей Днепр посмотреть… Мне бы увидеть большую воду, такую же, как у Волги…
— Днепр тоже большой, — тихо говорила Мышка.
— Ох, нет, нет, нет…
Динка садилась на пол и, натянув на коленки платье, крепко зажмуривала глаза. В ушах ее с тихим шумом плескалась желтенькая водичка…
— Волга, Волженька, голубочка моя родная, зачем же мы от тебя уехали?..
Динка вспоминала пароход, который вез ее мимо утеса…
Уехали, уехали…
— Днепр тоже очень красивый… Мама нам покажет его… — утешала сестру Мышка.
— Все равно я никогда не обживусь в этом Киеве… Я здесь как чужая хожу… — хныкала Динка.
Марина читала детям «Кобзаря» на украинском языке, объясняла отдельные слова.
— Вот я покажу вам мой; Днепр! — с гордостью обещала она, а перед глазами девочек во всю ширь вставала Волга. И Динка, тоскуя, говорила:
— Мы уже десять дней как приехали, почему же мама не побежала сразу к своему Днепру? Если бы мы вернулись назад, я бы сейчас же помчалась на берег и каталась бы по песку; я бросилась бы в воду, обняла ее обеими руками. И пускай бы я захлебнулась этой водичкой… Бей меня, топи меня, Волга, Волженька, голубушка моя, родненькая…
Динка бросалась ничком на пол, Мышка крепко обнимала ее, и, обнявшись, они вместе плакали…
От сестры Динка шла к Леньке. Леня, на которого в первые дни приезда свалилось много самых разнообразных и неожиданных дел, хмуро смотрел на ее расстроенное лицо:
— Ты что это изревелась вся?
— Да-а… Изревелась, изревелась… А ты не изревелся, ты уже забыл нашу Волгу, ходишь тут как ни в чем не бывало! — с упреком говорила Динка.
— Как это я Волгу могу забыть? — удивлялся мальчик. Динка умоляюще складывала руки.
— Лень, давай скажем маме, что мы не можем жить без Волги? Мы с Мышкой скажем, и ты… Может быть, мама тебя послушает… Давай, Лень!
— Да ты что, с ума сошла? Мать бьется как рыба об лед, кое-как сюда нас всех перетащила, да тут еще пропасть делов на нее навалилось, а они, смотри-ка, с какими фокусами к ней! Вези их назад! И как только не совестно та кое выдумать!
— Ну и пускай мне будет совестно, я все равно буду реветь, реветь и от чахотки умру, вот тогда и оставайся в своем Киеве! — угрожала Динка.
Леньке становилось жаль ее. Он звал Мышку и убеждал обеих девочек отложить свою тоску по Волге до той поры, когда он, Леня, окончит гимназию, найдет какую-никакую прибыльную работенку и, заплатив самолично за билеты, на самом курьерском поезде доставит их в любое место на Волге…
— Куда захочете, туда и поедем! Хоть в Казань, хоть на курган Стеньки Разина!
Как-то в осенний солнечный день, когда Алина с Леней пошли покупать учебники, Марина неожиданно отложила все свои дела и поехала с младшими детьми на Днепр. По дороге она очень волновалась и говорила:
— Вот сейчас, сейчас вы увидите его… мой Днепр! И они увидели его… Сначала с Владимирской Горки, а потом у самого берега.
Динка с радостью отметила, что на берегу Днепра ноги так же проваливаются в песок, как и на Волге, только волжский песочек, показалось ей, был немного желтее… Марина близко-близко подошла к воде, сняла шляпку и тихо сказала:
— Ох, Днепро!
Динка жадным и ревнивым взглядом окинула волнистую гладь реки, зачерпнула ладонью воду. Вода была чистая, с легкой голубизной…
— Ох, Днепро… — громко повторила вслед за матерью Динка, но голос у нее был пустой и сердце молчало… В смущении она пошла вдоль берега, останавливаясь и убеждая себя, что это — река ее мамы, река Тараса Шевченко, которого она так любит… Но сердце ее молчало, и под равнодушным взглядом осенний, разбавленный дождями, захолодавший на ветру мамин Днепр не пробуждал в ней никаких чувств. Динке стало чего-то жаль… Она оглянулась на мать. Марина все так же неподвижно стояла на берегу и смотрела куда-то на дальний берег. Лицо ее порозовело, ветер трепал длинные распустившиеся косы…
И снова, как в раннем детстве, когда мама читала эти стихи, Динка ясно увидела, как волны Днепра расступились и на берег вышла русалка… Тихими звенящими струйками сбегала с ее темных волос хрустальная вода… Взгляд Динки вдруг ожил, глаза ее словно прозрели… Издалека неторопливо, перекатываясь с волны на волну и расплескивая на гребне серебряные брызги, в желтой рамке берегов, на Динку шел невиданный до этой минуты сказочный красавец Днепр! Динка уловила шумливую музыку в глубине днепровской воды и, взволнованная, подозвала Мышку.
— Смотри, это перламутровая река… Мышка кивнула головой.
— Мама плачет, — сказала она.
— У этой реки полным-полно рыб, они все время плещутся, и потому волны у ней такие серебряно-чешуйчатые…
— С этого берега наш лапа увез нашу маму… — тихо вздохнула Мышка.
— С этого самого берега? Вот с этого? — радостно взволновалась Динка.
Сестре не хотелось разочаровывать ее.
— Мама привела нас сюда… — уклончиво сказала она.
— С этого самого берега! — в восторге повторила Динка, оглядываясь вокруг. Ей казалось, что она уже ясно различает на песке следы отца… Вот здесь он спрыгнул с коня…
Динка никогда не слышала, чтоб папа скакал на коне, но если сказано «увез», то как же иначе? Вот здесь он спрыгнул с коня и взял маму на руки… Конечно, это было здесь, и Днепр видел, как обрадовалась мама…
Сердце Динки растопилось от умиления. Она зачерпнула пригоршню воды и торжественно, протянула сестре:
— Выпей и умойся! Мышка покорно выпила и умылась. Динка тоже выпила и умылась.
— Теперь мы породнились! — весело сказала она и, подкинув вверх свою матросскую шапку, звонко крикнули:
— Здравствуй, Днепр!
Громкий, счастливый смех Марины с готовностью откликнулся на голос дочки. Сестры возвращались домой примирившиеся с Днепром, но любовь к Волге оставалась незыблемой и огромной, как сама эта река, и каждый раз, когда Динку постигало горе, она жаловалась ей, как жалуются родному, близкому человеку, называя ее голубенькой, Волженькой…
