Завидная биография - Некрасов Андрей Сергеевич (читать полную версию книги .txt) 📗
Вот, позвольте, и я вам расскажу случай. Только уж разрешите сначала представиться: Казаков, Степан Павлович, здешний учитель… Будем знакомы.
Так вот: есть у меня два ученика — Власов и Овчинников. Оба Иваны и оба прекрасные, должен сказать, ребята. Власов очень способный, живой такой мальчик, двух минут не посидит на месте. Вечно взволнован чем-нибудь. Вечно тысячи сомнений у него в голове, тысячи планов, тысячи вопросов на языке. Читает запоем, память отличная, к тому же изобретатель и музыкант… Но рассеян, не без того.
А Овчинников — этот совсем в другом роде. Положительный, рассудительный ученик. В классе сидит солидно, двигается спокойно, у доски лишнего слова не скажет. Он и фигурой покрепче Власова и ростом много выше. Ну, а недостаток живости ума восполняется у него завидной работоспособностью. Впрочем, и тот и другой идут на круглых пятерках, и так уже не первый год.
А летом оба, конечно, рыбалят. Они и сейчас в море, а прошлым летом промышляли на реке. Взяли бударки, получили задание и, нужно сказать, отлично провели путину. Даже слишком, пожалуй… Ведь рыба, если ловится хорошо, другой раз так увлечет, что и голову потеряешь, все забываешь — только бы поймать. Да вот хоть я: заберусь сюда отдохнуть, и, смешно сказать, на уху мне пару лещей всего и нужно. А ведь целый день сижу с удочкой. Поймаю леща и выпущу, поймаю и вылущу. Для чего, спрашивается? Я вам скажу, в чем тут дело: азарт… А там тем более: план, соревнование. Не мудрено, что и вовсе затянет.
Мои мальчуганы работали на сомовниках. Это длинный такой перемет с сотнями крючьев.
Сначала Овчинников шел впереди. Оно и понятно, силенки у него побольше.
Но скоро Власов стал поджимать. Пронюхал где-то уловистые места, чего-то «колдовал» с наживой, поджаривал, кажется, саранчу… Но так или иначе, к концу лета он вышел на первое место в колхозе и получил переходящий вымпел. Это и для взрослого рыбака лестно, а для мальчика и подавно.
Представляете — идет этакая фигура к приемке, поднимает вымпел на мачте и — милости просим! — сдавайте улов вне очереди, получайте расчет и премию… Почет лучшему рыбаку…
И загордился наш Власов. Этакий гонор у него появился. И вот этот гонор с путины он принес прямо в класс. Всюду хотел быть первым и часто без достаточных оснований.
Тут случилось, что в Астрахани на зимних каникулах решили провести слет юных математиков. Нам выделили два места, и кандидатов на эту поездку должен был отобрать педсовет.
Для наших ребят такая поездка — великий праздник. И, конечно, старались они все, как один. Даже те, которые обычно не вылезали из троек, не хотели терять надежды. И тетрадки стали чище, и чертежи аккуратнее… Про Власова и Овчинникова и говорить нечего. Но была и у них конкурентка — Тоня Орлова, тихая такая девочка, с отличными способностями по математике.
Эти трое уверенно шли впереди и так ровно, что мы стали просить область дать нам еще одно место на слете. Уж очень не хотелось нам кого-нибудь из них обидеть.
Зимой почта к нам ходит не особенно скоро. А тут еще были заносы. Но мы терпеливо ждали ответа из области и пока что не выносили решения. И вот тут случилось происшествие, которое заставило меня порядком и подумать и поволноваться.
Я назначил контрольную по алгебре в седьмом классе. Как всегда, перед уроком написал на доске задачи для «левых» и для «правых», раздал тетради и сел у окна.
Прошло минут двадцать — Ваня Власов поднял руку и первым сдал тетрадь. Потом Тоня Орлова, потом другие ребята, а Овчинников, как всегда, перед самым звонком положил тетрадь на стол и, не торопясь, вышел из класса.
А дома я раскрываю работы… и не поверите: у Власова в ответе, в знаменателе, вместо a + b стоит a — b. Проверил. В решении все верно… Ошибкой, конечно, считать нельзя. Скорее описка, но описка существенная. Результат небрежности… А за небрежную работу не могу же я поставить пять. Ставлю четверку и представляю, какой это будет удар для Власова…
Утром раздал тетради… Вдруг после урока подходит Власов.
— Степан Павлович, — спрашивает, — а почему у меня четверка?
— Не помню, Ваня, — говорю я, — ну-ка, покажи.
Он подает мне тетрадь, раскрывает, и вижу: в знаменателе плюс…
— Прости, — говорю, — Ваня, я, вероятно, ошибся, — и тут же ставлю жирную пятерку. Ставлю, а сам чувствую, как краснею от обиды и от стыда…
А Ваня стоит, хочет улыбнуться, но губы у него дрогнули, и вместо улыбки получилась жалкая такая гримаска…
Весь день я ходил сам не свой. Такое было чувство, точно потерял близкого человека. Только не вверилось, что это навсегда. Ведь мальчик-то хороший, неужели сам не поймет, что он сделал? Видно, и ему было не легко… Он как-то сразу завял, посерел… Или это казалось мне?
Как раз в этот день пришел и ответ из области. Нам дали третью путевку, и Власов все равно поехал бы со своей четверкой — теперь этот балл ничего не решал.
Но он-то не знал об этом. Наоборот, кто-то из ребят сказал, что едет Орлова и один из мальчиков. И тут, конечно, всем стало ясно, что пошлют Власова, как лучшего математика и лучшего рыбака… Я все ждал: вот сейчас подойдет. Но он до конца уроков даже и не взглянул на меня.
Домой я пошел в самом скверном настроении. Вышел из школы. Темно, снег скрипит под ногами. Вдруг слышу: кто-то сзади догоняет меня. Обернулся: Ваня Власов, Нам с ним не по дороге, но он зашагал рядом и спросил:
— Можно с вами, Степан Павлович?
— Пойдем, — говорю.
Прошли так молча с полкилометра. Я вижу — мучается мальчик. Вот этого самого мужества нехватает — сказать горькую правду. И так, знаете, захотелось помочь ему, подсказать, подтолкнуть. Но я удержался, и хорошо сделал, а то бы на всю жизнь осталось это пятно на его совести…
До самого дома он так и не сказал ни слова. А когда я уже отпер дверь и шагнул в сени, он вдруг взял меня за рукав и сказал как-то слишком даже спокойно:
— Степан Павлович, плюс я подставил… — сказал и заплакал, как маленький…
Степан Павлович подкинул веток в костер.
— Вот вам случай, — сказал он, помолчав. — Вот вам человек, так сказать. А чего в нем больше: мужества или малодушия — это решайте сами…
Костер затрещал, пламя взметнулось кверху, осветило черные стволы. Снова какая-то птица прокричала в камышах, и все умолкло. Мы развесили пологи и легли спать.
А неделю спустя я узнал, что мальчика, который кинулся за реюшкой, звали Ваня Власов.
ДВЕ ПОБЕДЫ
Много лет назад на Дальнем Востоке у меня был друг Алеша Мордвинов.
В то время я плавал третьим помощником капитана на маленьком зверобойном боте. Мордвинов поступил к нам механиком и как-то сразу «пришелся» и к людям и к кораблю.
Алеше было лет двадцать, не больше, но он многое знал, и если брался за что — все у него получалось. Начатое дело он доводил до конца и этим сразу завоевал уважение товарищей.
К тому же был он веселый парень. На палубе и на берегу непрочь был и подурачиться и пошутить. Но стоило Алеше спуститься в машину, как он становился другим человеком. Там, в машине, это был властный хозяин, спокойный, рассудительный, требовательный к другим и к себе.
В первый же день он осмотрел наш старенький двигатель, выслушал, выстукал его, как врач больного, и приказал разобрать до основания. Две недели, пока мы стояли в порту, он буквально не вылезал из машины. Его помощники поворчали, конечно, но зато с тех пор я не помню случая, чтобы машина на нашем боте хоть немного закапризничала. Она работала безотказно и слушалась Алешу, как живая. Впрочем, это и неудивительно: Алеша Мордвинов был потомственный механик-дизелист, из Сормова родом, а там, в Сормове, в дизелях понимают толк.
