Подарки фей - Киплинг Редьярд Джозеф (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Возьмем резьбу по дереву, – продолжал Гэл. Нагнувшись, он достал из-за досок деревянный молоток, а другую руку требовательным жестом протянул к мистеру Спрингетту. Тот, не говоря ни слова, передал ему стамеску. – Ну да! Если у вас есть молоток, стамеска и образец узора – ради бога, берите инструмент и принимайтесь за дело! А секретам резьбы вы скоро научитесь на собственных мозолях!
Тук-тук-тук! – заходил молоток по стамеске, и из-под ее острия завилась длинная, красивая стружка. Мистер Спрингетт следил за ним во все глаза.
– Суть всех ремесел одна, – рассуждал Гэл. – И ждать, пока другой человек доведет до конца вашу работу…
– …Не имеет смысла, – вклинился мистер Спрингетт. – Вот что я всегда говорю этому мальчугану, – он кивнул на Дана, – то же самое я сказал, когда поставил новое мельничное колесо Брюстеру в тысяча восемьсот семьдесят втором. Хоть раньше мне не доводилось этим заниматься, но не вызывать же из-за такой ерунды человека из Лондона. Да к тому же это разделение труда съедает весь заработок.
Гэл рассмеялся так звонко и заразительно, что мистер Спрингетт и Дан тоже не удержались от смеха.
– А ты работать умеешь, как я погляжу, – сказал мистер Спрингетт, – честное слово, если ты хоть немножко похож на меня, не диво, что тебе вставляли палки в колеса эти, как ты сказал – гильдии? А по-нашему, профсоюзы.
– Что там говорить! – Гэл показал на белый шрам у себя на щеке. – Вот что я получил на память от десятника строителей на башне Святой Магдалины, потому что, видите ли, я осмелился резать по камню без его разрешения. Мне сказали, что камень случайно соскользнул с карниза.
– Знаем мы эти случайности! И ничего нельзя доказать. Не одни только камни начинают соскальзывать, – проворчал мистер Спрингетт.
А Гэл продолжал:
– Видал я, как доска на лесах треснула и сбросила слишком умного работягу с высоты в тридцать футов на холодный пол собора. А еще веревка может порваться…
– Несчастный случай, как же! А иногда известь летит в глаза без всякого ветра, – сказал мистер Спрингетт. – И все шито-крыто…
– Кто же это все устраивает? – спросил Дан, распрямляя спину, и перевернул шхуну на верстаке другим бортом к себе.
– Те, кому невмоготу смотреть, когда другие работают лучше, – проворчал мистер Спрингетт. – Не зажимайте ее так сильно в тисках, мастер Дан. Подложите туда кусок тряпки, чтобы не повредить корпуса. Больше того, – повернулся он к Гэлу, – если кто-то точит на вас зуб, эти профсоюзы прямо-таки поощряют его выместить на вас злобу.
– Так оно и есть, – согласился Гэл.
– Эти мерзавцы просто так от вас не отвяжутся. Знавал я одного штукатура в тысяча восемьсот шестьдесят первом году Он был француз – не приведи господь такого врага!
– То же самое у меня. Только мой враг был итальянцем, его звали Бенедетто. Мы встретились в Оксфорде, в башне Святой Магдалины, когда я осваивал там свое ремесло – вернее сказать, ремёсла. Парень был не приведи господь, как ты сказал; и все же в конце концов он сделался моим закадычным другом, – закончил Гэл, откладывая молоток и усаживаясь поудобнее.
– Чем он занимался? Штукатурил? – поинтересовался мистер Спрингетт.
– В некотором роде. Он делал фрески – так мы это называем. Расписывал стены по мокрой штукатурке. Врать не буду, рука у него в рисовании была опытная. Бывало, разгладит своим мастерком свежеоштукатуренную стену и давай покрывать ее из конца в конец фигурами святых и деревьями с подстриженными верхушками, да так быстро – будто ткач разворачивает перед вами свое полотно. Да, Бенедетто был хороший мастер, только душой скуповат – все дрожал над своими секретами красок и растворов, хоть никаких там особенных хитростей не было. Один у него был разговор – как Том, Дик или Гарри украл у него какой-нибудь секрет ремесла.
– Знаю я таких людей, – молвил мистер Спрингетт. – С ними нелегко ладить, и вдобавок это, как правило, закоренелые лодыри.
– Верно. Даже его сородичи, итальянцы, посмеивались над тем, как ревностно он охраняет свои тайны. Распря наша началась очень давно. Я был еще юнцом. Может, и не надо было выкладывать ему все, что я думал о его работе.
– Еще бы! – покачал головой мистер Спрингетт. – Такие люди этого не прощают.
– Особенно Бенедетто. Боже, как он меня возненавидел! Мне приходилось смотреть во все глаза, когда я работал на верхотуре. К счастью, он вскоре повздорил с десятником, и ему пришлось уйти из Святой Магдалины с гордым видом и с красками под мышкой. Но уж если вы обзавелись врагом… – Гэл сделал паузу.
– Так просто вы от него не отделаетесь, это точно, – закончил мистер Спрингетт. – Извините, сэр. – Он высунулся из окна и закричал на возчика, перегрузившего телегу с кирпичами: – И чего ты добился, нагрузив такую кучу? Сбрось по крайней мере сто штук – упряжка не увезет столько! Сбрось, я тебе говорю, и сделай вторую ездку! Извините, сэр. Так что вы говорили?…
– Я говорил о том, что еще до конца года мне пришлось поехать в Бери – укреплять свинцовую раму в восточном окне аббатства.
– Вот этого мне никогда не доводилось делать. Но помню, были мы на экскурсии в Чичестере в тысяча восемьсот семьдесят девятом, и видел я там, как делаются свинцовые витражи. Оторваться нельзя, какая красота! Так все время стоял и глазел. Лишь два стаканчика и пропустил за весь день.
Гэл улыбнулся.
– Ну и конечно, в Бери я встретил своего врага, Бенедетто. Он расписывал южную стену трапезной, сюжет был важный, злоключения Ионы.
– А, знаю! Иона во чреве кита. Не доводилось мне бывать в Бери. Где вы только не работали! – сказал мистер Спрингетт, не отрывая глаз от грузчика во дворе.
– Да, это был Иона, но не во чреве кита, а под вьющимся растением. Бенедетто изобразил этакого сварливого старца в плаще под засохшим деревом. Это мертвое древо вышло у него как живое. Но полуголого юродивого старика под жарким солнцем, беснующегося оттого, что его мрачное пророчество не сбылось, и уже слышащего, как ребятишки из Ниневии бегут дразнить и срамить его, – такого Иону Бенедетто, конечно, не нарисовал.
– Лучше бы он нарисовал кита, – заметил мистер Спрингетт.
– Он бы и кита испортил. И вот представьте себе, Бенедетто снимает мокрую ткань со стены и показывает мне свою фреску. Но я ведь тоже как-никак мастер, правда?
«Неплохо, – сказал я, – но только все поверху, как штукатурка».
«Что?» – прошептал он, опешив.
«Да посуди сам, Бенедетто, – отвечал я, – разве это глубже, чем штукатурка?»
Он пошатнулся, опершись рукой о сухой край стены.
«Ты прав, – прошептал он. – Уж как я тебя ненавидел эти пять лет, Гэл, но теперь… теперь берегись».
И он отошел. Мне было жаль его, но я сказал правду. Картина и впрямь была не глубже штукатурки.
– А, вот вы о чем! – воскликнул раскрасневшийся мистер Спрингетт. – Теперь понимаю. Знавал я таких людей – и неплохие были мастера, – они и хотели бы превзойти сами себя, да выше головы не прыгнешь. Конечно, вы были вправе, сэр, сказать то, что думали, но – прошу меня простить – был ли это ваш долг?
– Конечно, зря я это сболтнул, – ответил Гэл. – Прости мне, Господи, – я был так молод! Бенедетто, как опытный мастер, и сам знал, где у него не получалось. Но это все понимаешь задним умом. Скажите, вы когда-нибудь слыхали о Торриджано – Торрисани, как мы его называли?
– Что-то не припомню. Он был француз?
– Да нет. Отчаянный и упрямый итальянец с длинным кинжалом, кичливый как павлин и сильный как бык, но, между прочим, великолепный строитель, настоящий мастер. Он умел и от скверного работника добиться доброго результата.
