Сочинения - Житков Борис Степанович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
«Нет, – думаю я, – уж теперь не тащил бы: натерпелся я, уж пусть кто-нибудь, только боюсь я теперь утопленников».
Тут она стала мою мать целовать. Шаль накинула – и к дверям.
– Будем знакомы!
А мать:
– Сахар-то, сахар забыли.
Гляжу: верно, голова сахару осталась на полу.Я подал.
А Федя стал к нам в гавань приходить рыбу ловить. Прозванье так за ним и осталось: Федя-утопленник. Давно это было. Теперь, пожалуй, в наших водах такого не выловишь.
Клоун
Цирк сиял огнями. И огненным веером горела над крышей на черном небе красная надпись:
...
ЛУИЗ
КАНДЕРОС
Входные двери перестали хлопать – не успевали закрываться: густой кашей валил народ к кассе.
Тринадцать тигров и среди них будет женщина на коне. На афише была нарисована воздушная женщина в розовом трико верхом на белой лошади, без седла и уздечки, а вокруг мечутся и скачут рыжие тигры с оскалившимися зубами. А женщина подняла, как крылышки, ручки и беззаботно улыбается.
Публике хотелось скорее увидать ее среди тигров одну, даже без хлыстика в руке. А под трико не спрячешь револьвера. И все волновались, уж глядя на одну только картинку на афише.
А у служащих была своя тревога: как раз сегодня днем на репетиции при всех артистах директор устроил скандал клоуну Захарьеву. Захарьев репетировал свой номер с Рыжим и хлопнул его по щеке. Вдруг вошел на арену директор, высокий, толстый, и сразу начал кричать.
– Надоели вы со своими оплеухами. Все ваши номера один мордобой. Выдумайте, шевелите мозгами. Сегодня последний вечер с оплеухами! Слышите? А то выходит у нас не цирк, а ба-ла-ган!
Директор покраснел от натуги. Фыркнул и вышел вон. Захарьев и рта открыть не успел. Все кругом молчали и, подняв брови, глядели на Захарьева. Захарьев нахмурился и ни на кого не глядя вышел вон.
А у себя в уборной Захарьев чуть не плакал. Он считал себя первым клоуном в Союзе. Столичным клоуном, лучшим выдумщиком. Ему всегда говорили, что он – талант, известность. Он был красавец, франт, и даже клоунский костюм у него был в талью, из желтого атласа, с серебряным шитьем.
Вот уж пять лет он работает в этом цирке и всегда визг, хохот, аплодисменты.
И вдруг этот новый директор позволил себе при всех… Захарьев бил с досады кулаком по колену.
Вдруг он увидал, что в дверях стоит Рыжий и смеется.
Рыжий одним прыжком сел рядом на стол.
– Горе луковое! Не злись! Сегодня мы им покажем, какая у нас будет последняя оплеуха. Дай только я на этот раз выдумаю.
– Меня оскорбляют, а я буду выдумывать? – крикнул Захарьев.
– Не ты, а я, я буду выдумывать, – перебил Рыжий. – А знаешь, в чем дело?
– Ну? – Захарьев насторожился.
– Дело в том, – сказал Рыжий, – что на твое место директор хочет поставить своего племянника Серьгу.
Захарьев побелел от злости.
– Наплюй, – сказал Рыжий. – Слушай лучше меня. Будешь слушать?
Захарьев молчал.
– Ну тогда я ухожу.
Рыжий соскочил со стола и прыгнул в двери, в коридор.
– Стой, стой! Рыженький! – крикнул вдруг жалобно Захарьев.
Рыжий вернулся.
– Так будешь слушать? Дай руку.
Захарьев протянул ладонь, и Рыжий с размаху треснул в руку так, что жарко стало. Повернулся волчком и побежал по коридору.
И вот до вечера никто не знал, что будет на спектакле у клоунов. Говорили среди артистов, что клоунского номера совсем не будет, что Захарьев подал жалобу в союз и уходит. Другие говорили, что выступит новый клоун Серьга. Рыжего целый день не видели, а когда вечером он явился, за три минуты до начала, все его обступили с расспросами. Рыжий сказал, что сам директор наденет колпак и будет бегать по арене на четвереньках.
А публика валила и валила в цирк. Артисты в уборных одевались к своим номерам. Рыжий с Захарьевым заперлись в своей каморке. Кто-то постучал в дверь. Рыжий высунул голову. Служитель стал шептать ему на ухо:
– Директорский племянник одеваются тоже, знаете, клоуном, наряд очень богатый, и – и какой богатый!
– Ладно! – крикнул Рыжий, – кланяйся павлину и спереди и в спину, – и захлопнул дверь.
Оркестр грянул марш. Под куполом вспыхнули яркие лампы, на вороном коне, на бешеном скаку вылетел на арену наездник – представленье началось.
А по коридору опять бежал служитель. Он крикнул через двери:
– Слушайте, товарищ Захарьев! Директор велел спросить, будет ваш номер или нет? Слышите? А если будет, так чтоб пять минут, потому надо время оставить: их племянник следом после вас выступают.
И потом прибавил вполголоса в щелку двери:
– И с ним ящик огромадный, неизвестно, что в нем.
– Выступает Захарьев после летучей немки, – крикнул из-за дверей Рыжий, – так и передай!
А «летучая немка» уж начала свой номер. Музыка играла вальс, огни были притушены, и в темном воздухе, в луче прожектора появлялась то в одном, то в другом краю цирка блестящая бабочка. Немка на черной невидной проволоке летала по цирку, к рукам от колен шли шелковые тонкие крылья. Луч прожектора раскрашивал ее в яркие огненные цвета. Она взмахивала крылышками и, казалось, легко порхала в воздухе. Публика нетерпеливо ждала конца: всем скорей хотелось видеть тигров.
Но вот немка спустилась, публика вяло хлопала. Зажгли полный свет. Из прохода вышел Захарьев.
– Вот, почтеннейший публикум, – крикнул он ломаным голосом, – вот у нас несчастье! Сегодня последний раз в нашем циркус можно давай по морде!
Директор заворочался на своем стуле – не наскандалил бы Захарьев.
– Вот я прошу уважаемый гражданины, кто желает мне помогай? Немножко постоит, я от сердца давай ему последний оплеуха! Немножко постоять смирный – нам нельзя больше пять минутки! Граждане и гражданяты! Кто-нибудь!
Захарьев обводил весь цирк глазами. Все молчали. Директор от волнения привстал в своей ложе.
– Пожалуйста! – кричал Захарьев и прикладывал руку к сердцу. – Кто-нибудь!
Вдруг из первых рядов поднялся высокий гражданин в котелке и стал протискиваться на арену.
Директор совсем встал, глядел и не мог узнать. В проходе артисты шептались – никто ничего не мог понять. А высокий гражданин вышел на арену и спросил глухим басом:
– Хорошо, только можно воротник поднять?
И тотчас поднял воротник. Видно было, как он боялся и втягивал голову в плечи.
– Ух! – подпрыгнул весело Захарьев, – уй-ю-ю-юй! – есть один. Ну, стоить смирна! – Он отошел, разбежался, размахнулся полным махом и замер. – Нет! вы не закрывайтесь с рукавом.
Гражданин нехотя опустил руку.
– Держите его, – крикнул Захарьев в проход. Шталмейстер в мундире подбежал и сзади обхватил гражданина.
– Я сейчас руку достану, ух! последний раз так последний раз.
Захарьев засунул руку в свои широкие штаны и оттуда вытянул руку – но это была огромная рука, красная, с бородавкой в апельсин на большом пальце. Он был как рак с клешней. Гул смеха пронесся в цирке.
Гражданин завертелся в руках служителя.
– Ага! спугальсу! – визжал Захарьев. – Ух! последний раз. – Он размахнулся и хватил гражданина этой огромной рукой в ухо.
Все ахнули: голова, вся голова слетела с гражданина и покатилась по песку арены. Она стукнулась о барьер и крикнула: «Ква!»
Весь цирк встал на ноги.
– Ай! – визгнула дама в партере.
И вслед за ней загудел, закричал весь цирк.
– Я вам сейчас подам! – крикнул Захарьев. – Не сердитесь, гражданин.
Все смолкли.
Захарьев подбежал к голове, схватил ее и вдруг заверещал на весь цирк. Он бежал по барьеру, а голова зубами вцепилась ему в огромный палец.
– Ай, не буду, не буду! – верещал Захарьев. Он обежал круг и выбежал в проход. Служитель пустил гражданина. Он повертелся в разные стороны, пошарил по песку. Потом махнул безнадежно рукой и пошел в проход за Захарьевым.
Весь цирк стоя хлопал. Кричали:
