Дагги-Тиц (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Две машины примчалась одновременно. Милицейский «рафик» с подвывающим сигналом и коричневый джип с белыми буквами TV. Из «рафика» выскочил упитанный дядька в сизо-пятнистом балахоне с капитанскими погончиками и два таких же пятнистых сержанта. Из джипа – девушка в серебристой куртке и паренек в джинсовке. На плече паренек держал большую камеру. Она явно работала – над объективом горела красная капля.
– Прекратить съемку! – тут же заорал капитан. – Всем разойтись!.. Прекратить съемку, вам сказано! Я приказываю!
– В своем ведомстве приказывай, Шурик, – беззаботно отозвался паренек, поворачивая камеру к капитану. – Тут тебе не омоновский плац и не СИЗО…
– В СИЗО ты окажешься очень скоро! – пообещал капитан Шурик. Видимо, они с оператором были давно знакомы.
– Сказать, где окажешься ты? – жизнерадостно спросил паренек. – Имей в виду, случай с Голицыным вам повторить не удастся. Кстати, не надейтесь, что вы от него отмазались…
– Взять у него камеру! – заорал Шурик. Сержанты двинулись к оператору. Однако у девушки в руках тоже оказалась камера – совсем крохотная, но, видимо, не хуже большой.
– Нападение на журналиста при исполнении им своего долга… Володя, это какая статья? – девушка, не прекращая съемки, оглянулась на джип. Из открытого окошка джипа смотрел третий объектив – маленький и блестящий. А поверх объектива – курчавый молодой мужчина. Видимо, Володя.
– Не помню, какая именно, – ответил Володя. – Юристы определят. Когда посмотрят, как доблестные блюстители порядка разбираются с работниками Тэ Вэ. И заодно с ребятишками… Ох и наворотили тут эти «молочные» прихлебаи… Леночка, сними груду побитого имущества. И охранника рядом с грудой… Капитан, я не советую вмешиваться. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль вам в любом случае предстоит стать звездой областного телевидения. Так что старайтесь выглядеть достойно…
Капитан не отвечал. Он что-то быстро говорил по маленькой милицейской рации.
– Зоя, вы, значит, пришли, а тут такой бардак? – спросил из джипа Володя.
– Да! – со звонким вскриком сунулся вперед Юрась. – Мы ничего не знали! Мы хотели сыграть спектакль, потому что день рожденья Мелькера!..
Стоявшая рядом с Зоей Света вдруг заплакала взахлеб, Зоя быстро прижала ее к себе.
– А вы сыграйте прямо здесь! – громко сказал Володя. – То есть вон там, у фонтана! Подходящее место. А мы снимем для новостей… Смотрите, уже и зрители собираются!..
В самом деле, вокруг стояли человек двадцать. И взрослые, и ребятишки. Были это прохожие, привлеченные скандалом, или те, кто пришел специально на спектакль, трудно сказать. Но народу хватало. К тому же из-за угла показалась вереница детсадовских малышей во главе с воспитательницей Анютой…
Зоя приняла решение.
Она вскинула лицо ко второму этажу, что блестел стеклами над полуподвалом:
– Андрей! Андре-е-ей!..
Распахнулись створки. Отдутловатый дядя сонно спросил из окна:
– Что за тарарам, елки-палки? Почему трудящемуся человеку нельзя поспать после тяжелой ночи?
– Андрюша, выбрось нам свой кабель-удлинитель! Самый большой! У нас съемки для телестудии!
Андрей был добрый сосед, хотя временами и любил поддать. Не раз выручал «штурманят» инструментами и всяким имуществом. Сейчас он без слов швырнул из окна тяжелую бухту резинового провода. А один конец держал в руках.
– Андрюша, подключи там, у себя! – прокричала Зоя.
– Делов-то… – сказал Андрей.
«Штурманята» – люди привычные к слаженным действиям. Не нужно было лишних команд, бестолковых объяснений и криков. Зоя, как регулировщица на фронтовом перекрестке, показывала: это туда, это так, это там… Гвидон отволок в сквер звуковые колонки, поставил их под кустами, протянул провода. Инки, будто заранее знал, что делать, притащил с Ромкой и Славиком декорацию забора, установил у фонтана с однорогим оленем.
…Потом они торопливо переодевались среди кустов, хватая из картонных ящиков театральные костюмы. Хотя и было солнечно, однако мартовский холодок ощутимо дохнул на Инки, когда тот оказался в летней «котеночной» одежонке. (И как это храбрый Никитка целый день гуляет с голыми руками-ногами?) Впрочем, зябкость сразу пропала, сдутая ветром азарта. Было похоже на подготовку к атаке. И не было сомнений…
Изредка до Инки доносились обрывки спора, который разгорался на тротуаре перед сквером:
– Почему это нельзя? Здесь сквер, а не площадь перед мэрией!
– Будете отвечать!..
– Отведите вашу храбрую охрану подальше от детей!
– Это не охрана, а оцепление!..
– Погромщиков бы оцепляли, а не ребятишек!..
– Нет разрешения! Это демонстрация!
– Что за чушь! При чем тут демонстрация! Какое вам нужно разрешение! Дети играют…
– Пусть играют, где положено!
– А оттуда, где положено, вы их вышвырнули. Куда им теперь? Может, вообще убраться из страны? Чтобы не мешали строить торгово-развлекательные комплексы! В угоду новоиспеченным депутатам думы…
– Гражданин, попридержите язык, – сказал милицейский начальник Шурик. Это он худому старому дядьке в сизой куртке с медными пуговицами, с белой щетинкой на впалых щеках.
– Любопытно, как ваше требование сочетается с понятием «свобода слова», сударь? – поинтересовался старый дядька изысканным тоном.
– Я не сударь, а командир милицейского наряда.
– В таком случае представились бы, командир… Или вы привыкли воевать с детьми анонимно? Может, еще маску наденете, как в недавние времена?
– Охотно представлюсь, – запальчиво заявил Шурик. – Капитан Чурикин!
– Необходимо уточнение, – не согласился щетинистый дядька. – Вы не капитан, а капитан милиции. Большая разница. А я вот действительно капитан. Капитан Линейкин…
– Запомним, – пообещал капитан милиции Чурикин.
– Не трудитесь. Я сам напомню о себе…
…– Ребята, начали! – сказала в микрофон Зоя.
Зрители стояли на асфальте. Довольно много. (Малышня впереди.) Неподалеку выстроились цепочкой человек шесть милиционеров (приехали на второй машине). Правда, пока не мешали. Две камеры были теперь нацелены на «штурманят», а одна (видать, на всякий случай) повернута к милиции.
Зоя шагнула вперед.
– Жители города Брюсова! Сегодня день рождения нашего друга и руководителя Бори Голицына… которого мы звали Мелькером… – У Зои сбился голос, и показалось, что сейчас она всхлипнет. Но она помолчала и заговорила опять чисто и громко: – Прошлой весной он погиб из-за того, что всеми силами отстаивал интересы детей. Про это знают многие… Но сейчас не будем об этом… Мы хотели сегодня сыграть придуманный Борисом спектакль, но нас второй раз выкинули из нашего театра. Кафе оказалось важнее, там ведь деньги… Но мы все равно сыграем! Всю пьесу поставить на улице не получится, но финальную сцену мы вам покажем. Смотрите!..
И ударил из динамиков музыкальный сигнал…
«Ты не Инки. Ты котенок Оська! Такой же ловкий и смелый, как Альмиранте!.. Ты друг несчастной Беатриски, которую ради денег засунули в клетку „молочные“ жадюги! Сволочи, твари, нелюди! Те, кто убили Мелькера, кто гадит на всей планете… Но меня, Оську, им не достать, не поймать!..»
Он взлетел на бетонный барьер фонтана.
– А я бродячий котенок Оська!.. – разнеслось над сквером, над улицей, над зрителями.
Конечно, это был не его голос. Инки тоже пел, но из динамиков рвался отчаянно звонкий голос маленького храбреца Никитки. Однако Инки сейчас не думал об этом. Он сливался с песней. Он рвался вместе с ней в весеннее пространство.
Город и правда принадлежал ему! Весенний, солнечный, сверкающий стеклами, шумящий тополями, которые уже окутывала коричневатая дымка набухающих почек… Это был Оськин город, Инкин город. Вся земля была его – назло всем гадам, которые хотели эту землю сожрать, затоптать, нарезать на куски и затолкать в банковские сейфы…
