Повести - Стельмах Ярослав Михайлович (читать книги полные .txt) 📗
— Нас в четыре разбудите, — попросил Митька, и наш отряд разошёлся.
— Эх, была бы у нас таки наилучшая палатка, если бы не этот аккордеонист, — шепнул мне Митька, когда мы уже легли. Я, помню, сказал: «Так», — хотя, по правде говоря, какое-то сомнение уже закралось в мою душу. «Наверное, этот Славка всё-таки не совсем такой, как нам казалось. Конкурс песни, рыбак... И ночью тогда он же первым напал на Генку, хотя сперва боялся. А потом...» Но подумать до конца я не успел, потому что начал засыпать, и уже сквозь сон слышал какой-то шум, голоса, сигнал на вечернюю линейку... А потом всё стихло. Наша почти наилучшая палатка спала. Нас ждал ответственный день.
ВОЕННАЯ ИГРА
— Ребята, вставайте! Серёжа, Славик, — слышу я голос Ирины Васильевны, и она легонько тормошит меня за плечо. — Вставайте, группа особого назначения! Уже четверть пятого.
«Группа особого назначения — звучит!» — думаю я и скидываю одеяло.
— Вот сухой паёк, — говорит вожатая. — Успеха вам! — и выходит.
В свитерах и курточках, — прохладно-таки, — мы выходим с росяного весёлого, аж звонкого, леса к реке и на миг останавливаемся.
Реки нет. Там, где должна быть вода, — самый туман. Он поднимается могущественной густой волной, окутывает берег, нас, заслоняет противоположный берег, весь белый свет. И лишь высоко вверху эта волна слабеет, редеет, и верхушки трепещущихся молочных языков, озаряясь ещё жидким красным солнцем, сами краснеют, пламенеют и... гаснут, исчезают.
— Ух, здорово! — шепчет за моей спиной Славка, но я и сам вижу, как это здорово, как хорошо.
— Так происходит кругооборот воды в природе, — поучительно сообщает Генка.
— Знаем, профессор! — надвигает ему пилотку на нос Митька. — Природоведение тоже учили. Давай к плоту.
Мы выносим по одному бревну из кустов, и Митька обычными движениями скрепляет их проводом. Готово! Генка со Славкой садятся на корточки, а мы с Митькой — я длинной жердью, а он самодельным веслом — упираемся в берег. Ещё миг — и наш плот плывет в сплошном тумане по течению.
— Хотя бы не заблудится... — начинает на своих любимых нотках Славка, но перехватив красноречивый Митькин взгляд, затихает, не договаривает до конца.
— Тебе ещё б радиопеленг, — всё же не сдерживаюсь я.
Несколько взмахов веслом — и мы, подминая осоку, мягко врезаемся в берег. Быстро выскакиваем на твердое. Только Славка шагнул в воду и искривился: «Холодно!» — но что другого, можно было от него ожидать?
Разбираем плот, одно бревно оставляем здесь же, при воде, другие разносим, где придётся по берегу: бросаем в кустах, заносим у рощицу, прислоняем торчком к дереву, и уже никто в мире не догадается, что несколько минут тому назад это были части десантного судна.
— Ну, ребята! — серьезно посматривает на нас Митька, и мы понимаем, что хочет он сказать, чего ждёт от нас, чего ждёт от нас четверых весь отряд.
Чего бы, казалось, волноваться? Игра! Игра — и ничего больше. Ну, засткают тебя, сорвут погончик, крикнут «убитый!» — и отойди в сторону, сядь на траву, отдыхай, смотри, чем игра закончится. А сердце бьётся сильнее, ты весь в плену какой-то боязни — а что, как заметят, окружат?.. И с той боязнью в груди, притихшие, мы молча торопимся лесом в тыл врага. Во вражеский тыл!
— Ну, ребята, — уже на лугу повторяет Митька, — вот ваш кустарник, вот, Генка, твои копны: залезай вон хотя бы в ту, что ближе. А я пошёл. Счастливо!
— Счастливо! — откликаемся мы и смотрим, как отдаляется фигурка нашего приятеля. Вот он уже пробежал те двести метров, которые отделяют нас от леса. Раз, второй, мелькнула его курточка между деревьев и исчезла.
Мы разгребли в копне нору и, когда Генка залез у неё, снова заложили сеном.
— Ну, как тебе, удобно? — спросил я.
— Вы же глядите, чтоб не подпалили, — ответил сдавленно Генка. Относительно этой затеи у него были свои соображения.
Мы же со Славкой, царапаясь об ветви, продрались в густой кустарник, нагребли прошлогодней травы, улеглись на ней.
— Это ж ещё, наверное, целый час до начала, — пробормотал мой напарник. — Сиди здесь...
— А никто тебя сюда не звал, — отрезал я. — Сам напросился.
— Есть хочется..аа, — не слушая меня, протянул Славка. — Поесть, чтоли? Наверное, надо перекусить. — И деловито начал разворачивать свёрток с продовольствием.
— А Генка? — спросил я. — Он же голодный там.
— Генка ещё вчера себе карманы напаковал, — ответил, жуя, Славка.
— А Митька?
— Митька? — мигнул он глазами. — Не знаю...
— Конечно, разве у Митьки в голове твои бутерброды?!
Я представил себе Митьку. Вот сидит сейчас он, наверное, в листовой гуще какого-нибудь дерева, прилепившись к стволу — голодный и бесшабашный, мой бескорыстный и наилучший друг...
И кусок застрял в моём в горле. Полным пренебрежения движением, я отложил бутерброд.
— Чего ты? — изумился Славка.
— Не буду есть! — решительно сказал я. — Митька там голодный сидит, а мы...
— Ну тогда и я, — подумав, ответил Славка и с сожалением положил свой паёк рядом из моим.
Уже не так сердито я взглянул на Славку, хотя, если разобраться, в чём же он был виноват?
А время, между тем, хотя и медленно, а уплывало, и вот уже над лесом, над лугом, над рекой разнёсся мелодичный и порывистый голос горна.
Шесть часов! Игра началась!
Ещё несколько минут всё вокруг молчало, а тут понемногу стало оживать. В лесу, по правую сторону и по левую сторону от нас, послышались отдалённые голоса, а вот совсем близко пробежала стайка мальчиков и девочек, и кто-то позвал:
— Вёсла, вёсла несите быстрее!
— Вот видишь, — зевнул Славка, — они там на лодках катаются, а ты сиди здесь...
— Слушай! — не выдержал я. — Как тебя только в классе терпят? Тебя не лупят за то, что ты скулишь все время?
— Они уже привыкли, — искренне сознался Славка. — У нас замечательный класс.
Тут снова послышались голоса, и я осторожно выглянул из гущи.
От леса бежало трое ребят с зелёными погончиками. Один, долговязый, держал в руках бинокль.
— Давай сюда! — позвал долговязый, и все трое направились прямо к нам.
Я похолодел, но они, пройдя мимо кустов, остановились возле копны, в которой сидел Генка.
— Подсаживай, подсаживай, ребята, — заторопил долговязый, и те двое, хотя и с трудом, вытолкали его наверх.
— Эх, здорово! — крикнул долговязый. Ещё какой-то миг он возился на сене, а потом навёл бинокль на наш берег.
— Вижу! — радостно завопил он. — Вижу, ребята! Вон одна лодка плывёт по течению. Хотят где-то там высадиться. Вон еще одна, а третей не видно. Эх, не успели!
— Ничего, — утешили его снизу. — Никита там всюду засад порасставлял.
— Ага! Вон их пикет! — закричал тот, с биноклем. — По левую сторону от вышки, за бугорком. А вон ещё одна группка. В лодку садятся. Сейчас будут переправляться. Ха-ха-Ха! Один в воду упал! Так тебе и надо!
Я аж затрясся весь. Наши боевые товарищи падают в воду, а им, значит, так и надо. Ах ты же морда зелёная!
— Беги, Генка, к Никите! — приказал долговязый. — Скажи, что одна лодка уже где-то там, ниже по течению, второй нет, ну а третью они, вероятно, и сами видят. По-моему, она уже второй раз идёт. А главное, скажи тем, что в засаде, их там человек пять.
И их Генка побежал к Никите.
— Наша лодка! — снова зазвучало свыше. — И-И-И, прямо на засаду плывёт. Не успеет Генка, не успеет! Куда вы?! Куда?! — завопил он, будто те, в лодке, могли его услышать.
И они, конечно, не услышали, потому что уже через три минуты неутомимый дозорный кричал:
— Вылазят, вылазят наши! Нападают «синие»! Ну! Вот! Так тебе и надо, чтобы не нападал. Сорвал! Сорвал погон! Молодца! А это что такое? Так! Так ему! Ага-А! За ноги хватается! Ну-ка, ребята! Ну!.. О, правильно! Эх, ребята... О! Наш ему по голове! Молодца! А он нашему в живот! Ах ты же бандюга! Ты видел такое! Эх, ребята, убегают... Убегают... Догоняют... Всё! Наш запрыгивает в лодку. Плывет. Плывет. Один наш убёг с лодкой. Это Вовка, Вовка — точно! Один и остался. А вон их лодка. Высаживаются! Высаживаются — и никого из наших нет. Высадились!
