Жаркое лето - Печерский Николай Павлович (читаем книги онлайн TXT) 📗
Ну и чудак все-таки человек!
Ванята отколупнул с конверта сургуч, оборвал зубами суровую нитку и принялся читать.
Это было страшное письмо. Страшнее, наверно, и не бывает. Ванята прочитал и долго сидел, опустив голову, не решаясь вновь взглянуть на тетрадочный листок.
Потом пересилил себя и начал читать снова. Рука его дрожала, а синие буквы прыгали и рассыпались.
И все-таки он прочел письмо еще раз, запомнил его от первой до последней строчки.
«Здравствуй, Ванята!
Сначала я тебе не писал, потому что у нас ничего нового не случилось. Потом я все узнал и пишу тебе все. Только ты не пугайся и вообще плюнь на все и не вешай нос.
Ванята, оказывается, у тебя есть отец, и он совсем не погиб. Он бросил в тайге рабочих, когда был пожар, а сам удрал. Он кочевал с одной стройки на другую, а потом вообще ограбил один склад и его посадили в тюрьму. Теперь его выпустили. Я тебе все точно описываю, потому что твой отец написал письмо Фроське, которая работает у нас в магазине. Он хочет жениться на ней и сделать своей женой.
Теперь я понимаю, почему твоя мать уехала из села. Она знала, что твой отец заявится в село и ты все про него узнаешь и тебе будет обидно и жалко, что у тебя оказался такой отец. Он Фроське уже давно писал. Она кому-то проболталась.
Теперь твой отец скоро приедет в село. Но ты не думай. Мы даже разговаривать с ним не будем. Мы его тут прищучим!
Я твое письмо с твоим адресом получил и пишу тебе. Больше я твоего адреса никому не давал, чтобы его никто не знал.
У нас — новость. Дед Антоний, который возит с фермы молоко, идет на пенсию. Он не хочет, а ему все равно говорят — надо, потому что он старый. Он обиделся и сказал председателю, что уедет к вам и сам там будет умирать.
Пока до свиданья. Я буду тебе писать еще.
Твой друг навсегда Самохин Г.»
Ванята поднялся и, спотыкаясь на кочках, поплелся домой.
Показать письмо матери? Нет, зачем волновать, когда еще ничего не известно. Он поедет на родину сам, найдет в селе Фроську и узнает правду. Поедет зайцем, а если турнут из вагона, пойдет по шпалам, поползет на четвереньках. Все равно доберется до своего села. Все равно!
Скорее всего Гриша Самохин ошибся или что-то напутал. Он всегда так, этот Гриша — не узнает толком и начнет звонить во все колокола. Нет, этого не может быть. Гриша что-то напутал!
Ванята пришел домой. Мать сидела возле окна, положив щеку на ладонь, задумчиво смотрела в окно на зеленые огородные грядки.
— Мам! — тихо позвал Ванята.
Мать не обернулась, ниже опустила голову.
— Ты чего, мам?
Он подошел сбоку, заглянул в лицо матери. Было оно бледное, осунувшееся. Нижняя губа выдавалась чуть-чуть вперед и вниз. Это придавало лицу грустное, по-детски обиженное выражение.
— Что случилось?
— Ничего, сынок, — ответила мать, смаргивая слезу. — Поешь там чего-нибудь…
— Чего ж ты плачешь?
— Не плачу я. Это… Сейчас пройдет…
— Обидели тебя?
Мать всхлипнула, закрыла лицо ладонью. Губы ее задрожали.
— Бусинка погибла… утром сегодня. Закопали уже Бусинку нашу…
— Не плачь, чего ты! Этим же не поможешь?
— Жалко… Я думала — выживет. Я все делала… Кричал на меня Трунов… грозился…
Ванята положил руку на плечо матери.
— Перестань, не надо! Я этому Трунову! Я им всем! Ты слышишь?
Ванята гладил волосы матери, мокрую теплую щеку. Мать прильнула к нему, смолкла. Шелестели за окном вишни. Где-то возле клуба пиликала гармошка.
— Ты обедала? — спросил Ванята.
— Нет. Ешь сам.
— Не выдумывай, пожалуйста. Сейчас я…
Он завертелся по комнате, собрал на стол, подал матери ложку. Мать склонилась над миской, грустно улыбнулась.
Эликсир бодрости
Беда шла косяком. В понедельник погибли еще две телочки, а в четверг почтальон принес Пузыревым повестку. Мать Ваняты вызывал к себе прокурор района. Ванята был дома один. Он взял синий твердый листок и, поджав губы, долго читал.
Хорошо, что не бросил он мать и не удрал в свое прежнее село. Если даже не поможет ей, все равно — вдвоем легче. Но он придумает что-нибудь. Обязательно! Пойдет, например, в правление колхоза и позвонит прокурору. Или, еще лучше — расскажет все Платону Сергеевичу. Конечно! Чего зря сидеть и смотреть на эту повестку!
Над селом опускался вечер. С лугов возвращалось стадо. Впереди, потряхивая головой, шел круторогий серьезный козел. Вдоль дороги стелилась легкая дымчато-сизая пыль.
Но нужного человека никогда сразу не найдешь. Ванята обегал все село. Побывал в мастерской у трактористов, заглянул о клуб. Парторг как сквозь землю провалился.
Вечер уже разливал по селу густую мглу. В избах замерцали огоньки.
Где же он может быть?
Ванята отправился к колхозной конторе. Там было темно. Только в крайнем окошке теплился желтый тусклый свет. Наверно, от настольной лампы.
Ванята кружил возле конторы, не решался войти. Остановится возле окна, подумает и снова идет прочь. Под ногой щелкнула какая-то ветка. Ванята вздрогнул и присел от неожиданности на корточки. Тотчас распахнулись обе половинки окна и появился в нем Платон Сергеевич.
— А ну иди сюда, злой разбойник! Не прячься, я тебя разоблачил!
Ванята смущенно поднялся.
— Иди, иди! Нечего тут ходить и подглядывать. Давай руку. Вот так… Куда же ты, леший! Тут цветы. Не видишь?
Ванята стоял в комнате перед Платоном Сергеевичем.
— Ты садись, — сказал парторг. — Вот сюда, на диван. Я, брат, тебя давно поджидаю…
— Шутите?
— Чего ради! Познакомились, сказал — будем дружить, а теперь и носа не кажешь…
Платон Сергеевич сел напротив, смотрел, прищурив глаза.
— Матери повестку прислали, — сказал Ванята. Сказал — как камнем в воду запустил. Без всякой подготовки и вводных предложений. — В райцентр вызывают.
Платон Сергеевич быстро вскинул голову. На худой длинной шее его вздулись жилы.
— Прислали? Я ж ему говорил! Я ж ему звонил этому прокурору!
Парторг поднялся, сел к накрытому красным кумачом столу, взял телефонную трубку.
Повертел ручку, подул в решетку и сказал кому-то далекому, на другом конце провода.
— Разыщите Тищенко… Знаю, что поздно. Из-под земли достаньте. Ладно? Ну спасибо, я подожду.
Платон Сергеевич положил трубку на место и сказал Ваняте:
— Сейчас найдут. Не переживай.
— А ее не будут судить? — шепотом спросил Ванята.
— Чудак ты! Это только раньше кого попало за шиворот хватали. В пятнадцатом веке, представь себе, даже петуха судили.
— Ну да! — кисло улыбнулся Ванята.
— Точно! Придрались, как будто бы петух яйцо снес, и давай его мурыжить… Речи, обвинения, свидетели. Приговорили, в общем…
— В самом деле?
— Исторический факт. В Базеле это было, в Швейцарии. Признали петуха виновным. Оттяпали голову топором и крышка. Понял?
Зазвонил телефон. Парторг встрепенулся и потянулся рукой к трубке.
— Здравствуй, Тищенко! Ты чего же это повестки Пузыревой шлешь? Трунов жалуется? Это я без тебя знаю… Ладно, ладно, не пугай. В сухую погоду грязи боишься. Пузыреву мы никуда не пустим. Завтра на правлении колхоза субчика этого слушать будем. Вот-вот, приезжай сам, поможешь разобраться. До завтра, в общем. Будь здоров!
Платон Сергеевич положил трубку и покачал головой.
— Не жизнь, а сквозняк, — сказал он. — Аж руки от злости дрожат. У тебя так бывает? Вот видишь, я тоже за тобой замечал. Колючий ты какой-то, как еж. И Сотник тебе чем-то не угодил, и Пыховы… Так, брат, со всем светом перессориться можно.
— Я с Пыховыми не ссорился. Кто вам сказал?
Платон Сергеевич задвинул ящик стола, щелкнул ключом, подошел к Ваняте.
— Сиди, сиди. Сейчас проверим — еж или нет!
Он коснулся ладонью Ванятиной щеки, потрогал теплыми пальцами подбородок. Ванята невольно улыбнулся, посмотрел снизу вверх на парторга.
— Ну, что?
— Странно! — сказал парторг. — Колючек еще нет. — И рассмеялся вместе с Ванятой. — Пошли ко мне чай пить. Конфетами угощу. Целый склад у меня. В больницу натаскали.
