Чемпион - Сокпакбаев Бердибек Ыдырысович (книги без регистрации .txt) 📗

— И все эти книги ты думаешь прочитать?

— Я, кроме «Тысячи и одной ночи», ничего не люб­лю читать. Вот там разбойники, это да!

Сказав это, Султан немного задумался, потом спросил:

— Черный Кожа, ты хочешь стать разбойником?

— А как им стать?

— Очень просто. Где-нибудь в лесу устроим себе ша­лаш. Либо уйдем в горы, в сосновый лес.

— А зимой как?

— Разбойники холода не боятся. Им все равно, что зима, что лето.

— А где же мы будем брать продукты?

— Пши, думаешь, это трудно? Продукты найдутся. Только для этого надо иметь ружье и боеприпасы.

Мысль Султана вначале заинтересовала меня. В са­мом деле, хорошо бы жить вдвоем в густом, непроходимом лесу. Там уж не будет ни школы, ни апай Майкановой. В одну прекрасную ночь можно будет выкрасть Жанар. Она бы нам стирала и готовила пищу.

По дороге на речку мы продолжали рассуждать о пре­лестях разбойничьей жизни, но тут же пришли к заклю­чению, что все это пустая мечта. Быть разбойником в Со­ветской стране нельзя и никому не нужно. Это во-первых, во вторых — милиция сразу поймает и посадит.

Когда впереди в зарослях показалась речка, мы при­шли к выводу, что все-таки не стоит рыбалку менять на ремесло разбойника.

...Первым был урок русского языка. Вчера, когда я отсутствовал на занятиях, оказывается, задали выучить стихотворение Пушкина «Зимний вечер». Я об этом не знал, к уроку не подготовился и поэтому чувствовал себя, как на иголках.

Учительницей русского языка была Анфиса Михайлов­на, окончившая недавно педучилище и приехавшая к нам только в этом году. Мы слышали, что она будет и нашей старшей пионервожатой.

Новая учительница мне понравилась, и я не хотел, чтобы она обо мне думала плохо. Однако стихотворение я все-таки не выучил и очень нервничал.

Первой к доске вызвали Жанар. Глядя куда-то в по­толок, она громко и без запинки прочла стихи. Следую­щий... Неужели я? Нет, учительница назвала Турсунбаева.

Почему это, когда не выполнишь задания, так долго длится урок? Все мое спасение сейчас было в звонке на перемену. Вот-вот зазвонит. Кажется, кто-то в учитель­ской хлопнул дверью. Это, конечно, дежурная. Сейчас она зазвонит.

Нет, оказывается, вышла не дежурная. Был кто-то другой. По-моему, мы уже сидим не сорок пять минут, а целых девяносто. Может быть, дежурная вышла на улицу и с кем-нибудь заговорилась?..

Вот он — звонок! Ф-фу ты, опять не то. Мимо окон проехала телега. И зачем только я ходил вчера на рыбал­ку? Надо сначала выучить урок, потом уж идти. Я сижу весь в поту и напряженно смотрю на учительницу. Она видит мой взгляд и вдруг произносит как-то слишком громко:

— Кадыров!

Одновременно в коридоре запел звонок. Голос у не­го приятный, как музыка.

— Хорошо, Кадыров! Садись! Спрошу в следующий раз...

Я тяжело опускаюсь на место и вытираю пот.

Следующий урок — родной язык. Как только Майканова вошла в класс, она строго взглянула на меня своими голубыми глазами и отчеканила:

— Кадыров, почему вчера не был на уроках?

— Дома кончилась мука, и я ездил на мельницу.

— Он обманывает, апай, — сказал Жантас, сидевший рядом со мной.

Я мгновенно обернулся и толкнул его под бок:

— Откуда ты знаешь?

— Вечером, когда я стоял возле ворот, вы вместе с Султаном возвращались с рыбалки.

Еще несколько ребят, видевших наше возвращение с речки, подтвердили слова Жантаса.

— Ты снова взялся за старое! — сказала Майканова. — Если так будет продолжаться, нам придется рас­статься. Скажи, исправишься ты или нет?

— Исправлюсь...

XIV

Прошло около недели, как это письмо я ношу в карма­не. Написать-то написал, а передать его Жанар не могу.

«Какой я робкий, а еще мечтаю стать знаменитым, — упрекаю я себя, — сегодня обязательно передам».

Но этих «сегодня» с каждым днем становится все боль­ше. Несколько раз я даже подходил к Жанар. Но как только моя рука нащупывает в кармане письмо, оно слов­но обжигает меня, и я не делаю самого главного. Нако­нец, я понял, что передать из рук в руки письмо не смогу.

А что если подбросить ей в сумку?

Звонок. Все бегут на перемену. Я остаюсь в классе один, не осмеливаясь подойти к парте, где сидит Жанар. В моем потном кулаке заветный клочок бумаги — письмо. Так проходит несколько томительных минут. Сердце мое гулко и часто бьется.

Наконец — решился. Я встал и осторожно на цыпоч­ках — а вдруг кто войдет — направился к цели. Звонок. Как ошпаренный, я отскочил назад. Как быстро звенит звонок, когда он не нужен...

...Снова перемена. На этот раз я буду смелее. Что бы ни случилось, а письмо будет в сумке Жанар.

Ох, и злит же меня этот домосед — Темир! Уставил­ся в книгу и не выходит из класса, как будто успеет за эти пять минут узнать все на свете. Дома ему время не хватает, что ли! Из-за Темира и эта перемена проходит бесполезно.

Осталась еще одна, а потом мы разойдемся по домам. Неужели я так ничего и не сделаю? Может быть, подой­ти и незаметно сунуть ей письмо в карман? Однако Жанар сейчас носит вельветку без кармана.

Последняя перемена. Мне очень хочется выйти на ули­цу, погонять футбол, но я опять притворился читающим книгу и остался на месте. Мне повезло — Темир, наконец, вышел. Сейчас я совершенно один в классе.

«Не бойся, Кожа! Если сейчас ты не сделаешь того, что задумал, ты настоящий трусишка. Чего же ты сто­ишь? Иди. Вон лежит сумка Жанар».

Я подбегаю на цыпочках к парте Жанар и судорож­но хватаю сумку. Опять неудача. Не могу открыть замок. Пальцы мои дрожат. Я слишком долго вожусь с замком. Кто-то уже подошел к двери. Я быстро кладу сумку на место и выбегаю вон из класса...

На нашей крыше сложено сено. Я лежу на самом верху в лунке, словно птица в гнезде, и ломаю себе го­лову: пойти сегодня на педсовет или не пойти. Там бу­дет обсуждаться вопрос обо мне. Можно пойти, а мож­но и не пойти — пусть делают что хотят.

Отсюда с крыши мне хорошо виден весь аул, его око­лица и даже речка, притаившаяся в зарослях. Вдоль реч­ки вьется дорога. Сейчас она освещена предзакатным солнцем. Вот кто-то едет верхом на лошади. Сбоку у всадника приторочена большая хозяйственная сумка. Та­кая сумка желтого цвета есть и у нас.

Раньше, чем всадника, я узнаю лошадь. Это тот самый саврасый конь, на котором ездит, заведующий молочно­товарной фермы Оспам.

Когда путник въезжает в аул я вижу, что это жен­щина. Она направляется прямо к нашему дому. Кто бы это мог быть? Вот тебе и раз... Да ведь это же моя мама! Я хочу крикнуть ей, соскочить с крыши и броситься на­встречу, но меня останавливает догадка о том, что мама услыхала о педсовете и приехала специально для этого.

У ворот мама слезает с коня. По тому, как саврасый расставил ноги и встряхнулся, я понял, что мама при­ехала спешно. Неужели она все уже знает?

В это время из дому вышла бабушка, волоча за собой сломанный ошак [7].

— Милат? Здравствуй!

Мама холодно поздоровалась и спросила:

— Что это у вас за ошак?

— Наверное, дети трогали, сломалась одна ножка. Хочу отнести его в кузницу, пусть исправят.

— Что с вами будешь делать, — сердито отвечала мама. — А вы тоже. Зачем он вам нужен? Если не поль­зуетесь, лучше выбросить...