Золотая Ригма - Сысоев Всеволод Петрович (бесплатные версии книг txt) 📗
Тем временем охотники связали задние лапы и стянули их с передними, на голову надели матерчатый намордник. Пленницу перенесли на груду еловых ветвей. Собак накрепко привязали к деревьям.
Только теперь тигроловы хорошо разглядели свою странную добычу.
— Ну и тигрица, какая-то белая, — протянул с изумлением Проскуряков.
— Вовсе не белая, а золотистая, — поправил Золотарев.
— Словом, «золотая тигрица», — заключил бригадир. — Первый раз ловлю такого зверя. Вот невидаль!
— А я слышал, что бывают белые изюбры, — заметил Проскуряков.
Ригму переложили на одеяло, связав концы в крепкие узлы, просунули под ними кленовую жердь и, сменяясь на каждом километре, понесли к избушке. Лишь на второй день возвратились к своему пристанищу охотники.
Трое начали делать сруб, а Лука сбегал за мясом изюбра, которого свалил Калугин. Словно из сказки, выросла крохотная бревенчатая избушка «без окон и дверей», с настилом из расколотых пополам бревен вместо крыши. На земляной пол бросили охапку елового лапника и сухого вейника. Бережно положили Ригму в сруб, развязали путы.
Теперь родной лес она могла видеть только сквозь щели бревенчатых стен. Убедившись в крепости своей темницы, Ригма перестала биться, легла на вейник.
На второй день Калугин, отодвинув одну из потолочных плах, опустил на дно сруба добрый кусок изюбриного стегна и высыпал с полведра зернистого снега вместо воды. При виде человека Ригма забилась в уголок и зашипела подобно огромной змее, но человек тотчас ушел, оставив аппетитно пахнущее мясо. Сильные волнения и физическое перенапряжение, перенесенные ею во время схватки с тигроловами, требовали восстановления сил, и Ригма, урча как кошка, съела принесенное мясо.
Несколько дней тигроловы мастерили нарту — длинные высокие охотничьи сани. Когда нарта была готова, охотники пришли за Ригмой. Просунув суконное одеяло между потолочных плах, они набросили его на тигрицу и прижали к земле рогульками. Калугин с Золотаревым залезли в сруб, связали Ригму и, укутав одеялом, положили на нарту, устланную изюбриной шкурой, а чтобы тигрица не свалилась, ее привязали к копыльям полотенцами. В нарту впрягли собак и осторожно тронулись в путь-дорогу.
Золотарев, перекинув через плечо карабин и держа в руке топор, шел впереди. Он выбирал путь почище, срубал мешавшие молодые деревца и кустарники. За ним брели в лямках собаки. Калугин направлял и придерживал нарту, ухватившись за длинный шест — правило. Остальные замыкали шествие.
Немало пота пролили люди, прежде чем вытащили нарту на зимний волок леспромхоза. Вскоре их догнал пустой грузовик и довез до лесоучастка.
Все население лесной деревушки сбежалось смотреть Ригму. Одних пугал вид живого тигра — ведь находились люди, считавшие его людоедом, другие изумлялись его необычайной окраске и высказывали мнение, что это особый, «полярный» тигр. Такое множество людей Ригма видела впервые. Ее занесли в пустую холодную избу. Люди долго толпились у окон.
Желая избавиться от назойливых зрителей, Калугин быстро вышел на крыльцо и, хлопнув дверью, с досадой и тревогой в голосе громко воскликнул:
— Развязалась!
Одно это слово обратило всех в паническое бегство. Просторный двор мгновенно опустел, никто до следующего дня не подходил к избе.
Вскоре пришла машина, высланная базой «Зооцентра» по запросу Калугина. Ригму посадили в дощатую клетку с железной решеткой, выкованной местным кузнецом. В кузове рядом с клеткой разместились тигроловы, собаки, сюда же погрузили нарту и все охотничье снаряжение. Это недлительное путешествие Ригма перенесла тяжко: на ухабах трясло, она больно ударялась о прутья. Противно пахло бензином, отработанным газом мотора. Тонкое обоняние тигрицы болезненно страдало от этих резких запахов. Шерсть на ней свалялась и намокла от пара, оседавшего инеем на внутренних стенках клетки, ее знобило от холода.
Благо к середине ночи машина пришла на базу «Зооцентра». Заспанный ветеринарный врач, наспех осмотревший пленницу, буркнул что-то невнятное себе под нос и показал на клетку-изолятор — сюда следовало перегнать Ригму. Составив приемный акт о том, что двухгодовалая тигрица-альбинос принята от бригады Калугина на месячный карантин, ветеринар удалился в свои покои.
Вырезав кусок изюбриной мякоти, Калугин решил в последний раз побаловать Ригму. Суровый охотник привязался к гордому, величественному зверю. Это чувство нашло отклик в сердце Ригмы. Она не шипела, не метала из глаз зеленые искры, когда тигролов приближался к ней, спокойно брала из его рук мясо, насаженное на тонкую заостренную палочку. Если глаза их встречались, Ригма не проявляла ни раздражения, ни тревоги.
Жаль было Калугину расставаться со своей «золотой тигрицей». В эту минуту никто не ведал, что они еще встретятся. Словно предчувствуя долгую разлуку, Ригма прижалась к железным прутьям клетки. Калугин погладил ее по шее, и она спокойно приняла прощальную ласку человека.
Потекли однообразно-томительные дни в неволе. Теперь свежего мяса Ригме не давали, не видела она и родного леса. В просторном сарае базы, уставленном клетками, стоял смрадный запах навоза и какого-то лекарства. Сюда прибывали различные звери: медвежата, кабаны, изюбры, рыси и крупные непальские куницы — харзы. У многих пленников оказались израненными ноги. Искусанные собаками, бедняжки жалобно стонали. Иные, перепуганные насмерть, забившись в темный угол вольера, не принимали пищи и тихонько дремали.
Ухаживал за мохнатыми узниками старик зверовод, бывший в молодости заготовителем пушнины. Он журил охотников за неумение ловить зверей живьем.
— Зверя нужно взять не в раз. Погонял его — оставь в лесу на ночь, а на второй, на третий день вязать можно. Такой зверь завсегда выживет, — утверждал он.
Вскоре на базу привезли трех тигрят, пойманных где-то в истоках Большой Уссурки. Их разместили рядом с Ригмой.
К концу месяца зверей, прошедших карантин, набралось на целый вагон. Их рассортировали, приготовили к отправке. Товарный вагон, куда затаскивались клетки с пленниками, был темный и холодный. Сопровождающие даже не додумались поставить печь, надеясь на то, что звери, терпящие морозы в лесу, перенесут их и в вагоне.
Перед выездом с Ригмой произошел случай, составивший ей плохую репутацию. Когда клетки были погружены, на станцию прибежал фотокорреспондент местной газеты, желая сфотографировать необычных пассажиров.
— Не показательно, — заявил он. — Что-то ваши тигры забились в угол и выглядят совсем жалко. Нельзя ли их приободрить?
С этими словами он стал примеряться аппаратом, пытаясь сделать снимок как можно лучше. Помогая гостю, сопровождающий рабочий шурнул в одну клетку длинной палкой, затем в другую, где сидела Ригма… Тигрята бросились к решетке. Вспышки электролампы сливались с щелчками аппарата. Фотограф ликовал, как вдруг один из тигров, молниеносно просунув лапу между железными прутьями, чуть не схватил его за голову. Отпрянувший в смертельном испуге корреспондент невольно прижался спиной к противоположной клетке. Раздраженная яркими вспышками и ударами палки, Ригма кинулась на человека с фотоаппаратом и вырвала из его пальто большой кусок ткани, оставив на теле глубокие раны. Это был единственный случай в жизни Ригмы, когда она пролила кровь человека.
Отчаянно вскрикнув, пострадавший кинулся на станцию, откуда его доставили в больницу. Зашивавший раны хирург, шутник от природы, сказал:
— Выразительный автограф оставила вам на спине тигрица! Хорошо еще не вцепилась в затылок, тогда моя помощь не понадобилась бы.
Вечером состав со зверями отправился в Москву. Езда в поезде оказалась для Ригмы тяжелее жизни на базе. Она болезненно страдала от холода, стук колес и лязганье буферов не давали ей хорошо выспаться.
Однажды при резком броске на дверцу клетки ей удалось сломать запор и выйти в узкий проход вагона. Каков же был испуг рабочего, кормившего зверей в пути, когда он, открывая дверь вагона, на одной из станций носом к носу столкнулся со страшной мордой тигрицы. Захлопнув дверь вагона, он побежал сообщить об этом начальнику станции.
