Чудаки и зануды - Старк Ульф (чтение книг TXT) 📗

Я ничего не видела.

Кто-то вцепился мне в руку. Теперь-то Анна наверняка не промахнется, подумала я и с силой лягнула нападавшего.

– Отвяжись, а то пожалеешь! – прохрипела я.

Удар явно попал в цель. Послышался изумленный стон, явно не девчачий.

– Ты что, сбесился, чертенок! – рявкнул мужской голос.

Это был Голубок! Он поволок меня к двери, как мешок с песком. Трусы сбились вверх и болтались на макушке, словно панамка.

Учитель брезгливо поглядел на меня. Я совсем не была похожа на «настоящего парня».

– Ты у меня еще попляшешь! Будь уверен, Симон! – зловеще пообещал он и велел мне до конца урока сидеть в мальчишечьей раздевалке.

Какое наказание! Если б он только знал!

Я скорчившись сидела на скамейке, вдыхая острый запах пота и старых кроссовок. Наконец свисток Голубка прорезал гвалт, шум и топот в спортзале. Мальчишки кинулись в раздевалку, стаскивали потные спортивные костюмы и голышом бежали в душ. Я с любопытством поглядывала на члены, подпрыгивавшие у них между ног, словно сосиски или маленькие морковки.

Незаметно я запустила руку в штаны и пощупала ватный рулик – он был на месте.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Она объявилась неожиданно.

Я и ахнуть не успела, а она уже увязалась за мной, шла бесшумно и ловко, словно кошка на мягких лапках, желтые глаза озорно поблескивают, губки слегка выпячены.

– Можно немного пройтись с тобой?

Это была Катти!

Я молча кивнула. Что ни скажи – от нее все равно не отвяжешься.

А я-то надеялась, что самое страшное позади! Радостно, хоть и слегка фальшиво, насвистывала одну из тех мелодий, какие дедушка обычно играл на своей старой виолончели. Перед уходом я подготовилась к предстоящей ловле птиц: прикрыла окно в классе, а чтобы оно не распахнулось, запихала в щель свою разорванную контрольную.

В нашей округе у всех улиц птичьи названия – Синичья, Дроздовая, Совиная и дальше в том же духе. Я дошла до Кукушечьей, когда, откуда ни возьмись, появилась Катти – розовая тень с голубым пластиковым мешком, перекинутым через плечо, и наушниками, болтающимися на шее, словно стетоскоп. Она вцепилась в мою руку и обдала запахом фруктовой жвачки.

– Нам по пути, – заявила она, неопределенно махнув рукой.

Я только невразумительно хмыкнула.

Катти улыбнулась, показав острые зубки. Мне стало не по себе. В моем положении связываться с девчонками опаснее, чем с мальчишками. С девчонками я просто не знала, как себя вести. Я чувствовала, как грудь Катти прижимается к моему локтю, и лихорадочно соображала, как бы от нее отвязаться.

«Может, и впрямь чутье у девчонок развито лучше, чем у мальчишек, и они способны разнюхать то, о чем мальчишки в жизни не догадаются? – размышляла я. – Наверное, так и есть. Катти-то небось почуяла, что со мной что-то не так, что я лишь выдаю себя за мальчишку».

– А ты не такой, как другие ребята, – заметила Катти и посмотрела мне прямо в глаза.

Что верно, то верно. Все она поняла.

– Ну-у, – протянула я, чтобы не молчать.

– Какой-то ты другой, – не унималась она.

Я лишь промычала в ответ.

– Никак не пойму, в чем тут дело.

Я буркнула что-то невнятное, чувствуя себя круглой дурой.

– Я бы сказала, ты взрослее, – продолжала Катти. – Остальные еще совсем дети, кроме Исака, конечно. Но с ним не сладишь. Тот еще типчик. А ты словно более настоящий, чем другие. Понимаешь?

Я едва сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху. Это я-то настоящая! Да фальшивее не придумаешь! Я прижалась к Катти, чтобы она не заметила, как я опешила. Наши щеки соприкоснулись. Она, видимо, истолковала это по-своему, потому что вдруг обхватила меня за шею. Ее волосы упали мне на лицо и защекотали верхнюю губу – я невольно улыбнулась. Она с ухмылкой отвернулась. «Все же в вечном спектакле жизни мальчишкам надо играть мальчишек, а девчонкам – девчонок», – подумала я и почувствовала, что Катти теребит наклейку у меня на плече.

Ну полный идиотизм! Надо продержаться еще немного, думала я. Еще чуть-чуть – и я дома. Мы уже на Воробьиной улице, остались только Зябликовая, Галочья и Синичья.

Несколько минут мы шли молча. Чтобы выиграть время, я старалась шагать по-мальчишечьи широко. Мелкие пичужки чирикали в кустах, над золотисто-красным гребнем свалки с протяжными криками вились чайки. Катти плелась рядом, словно тень.

– Ты мне нравишься, – сказала она, когда мы остановились у нашей калитки.

Только этого не хватало!

На дворе у Аксельссонов звонко стрекотала газонокосилка.

– Я сразу заметила – ты не как все. Помнишь, как ты заявился в класс на день позже и сказал, что не нашел дорогу. С тобой все время что-то случается. Понимаешь?

Мне ли не понимать! С самого нашего переезда со мной происходят невероятные события. Я мечтала только об одном: пусть это безумие хоть ненадолго прекратится. Вот бы скоротать нормальный, серый, скучный вечерок за чтением нудного учебника или за просмотром бестолкового английского сериала, пусть даже сто раз виденного!

Я кивнула и приготовилась распахнуть калитку.

– Вот мой дом, – выдавила я. – Спасибо, что проводила. А теперь мне пора. Пока!

– Обожди. – Катти опустила голубой мешок на землю у калитки, преградив мне путь, и для верности вцепилась мне в руку. – Послушай-ка сначала одну мелодию. Ладно?

Я доверчиво кивнула.

Катти нацепила мне на голову наушники. Провода были до того короткие, что мы почти касались друг друга носами. Грянула музыка. Хриплый голос Ульфа Лунделла, усиленный хором, вонзился мне прямо в череп.

«Влюблен как сумасшедший, – вопил Ульф. – Снова влюблен как сумасшедший, влюблен как сумасшедший, чего же еще? Влюблен как сумасшедший, снова влюблен как сумасшедший. Вот и все, что мне нужно до самой последней минуты, когда за мной прилетят ангелы».

Музыка горячей струей вливалась мне в уши, голова шла кругом. Катти снова обняла меня за шею. Я открыла было рот – сказать ей, чтобы она отвязалась, и объяснить, что она не так меня поняла. Но не успела – Катти впилась в меня губами, и ее розовый язык, словно малиновое желе, скользнул в мой открытый рот. Я попыталась было отпихнуть ее правой рукой, но ничего не вышло.

Ее глаза жадно и весело смотрели в мои, а Ульф Лунделл все наяривал как одержимый, мне казалось, что это я схожу с ума, меж тем как губы Катти все яростнее впивались в мои, а руки гладили мои короткие волосы. Никогда меня еще так не целовали. Ну и девчонка!

Я старалась не смотреть в ее желтые глаза. Скосив взгляд, я заметила приближающийся желтый автомобильчик; по тому, как медленно он тащился, нетрудно было догадаться, что за рулем Ингве. А прямо по курсу – я в обнимку с девчонкой! От изумления Ингве выпучил глаза. Конечно, он узнал меня. Проехав мимо, Ингве повернул голову и прижался носом к боковому стеклу, отчего стал похож на разряженного поросенка.

В следующую секунду машина подпрыгнула и с ревом протаранила живую изгородь Аксельссона. Видимо, в замешательстве Ингве вместо тормоза нажал на газ. В изгороди образовалась порядочная брешь, сквозь которую мне было видно изумленного Аксельссона, застывшего с газонокосилкой, и Ингвину машину, совершавшую в саду опасные виражи. В конце концов Ингве врезался в пчелиные ульи и посбивал с них крыши. Потревоженные пчелы тучей взмыли в воздух.

А Ульф Лунделл продолжал голосить, что больше всего на свете любит просторы, где гуляет ветер, а в поднебесье поют жаворонки. Это было последнее, что я услышала.

В тот момент, когда машина врезалась в ульи, я со страху укусила Катти за язык. Она взвыла и ослабила хватку. Теперь и она заметила странные маневры.

– Боже, да он совсем спятил! – простонала Катти.

– Это приятель моей мамы! – крикнула я, отшвыривая наушники.