Обменный ребенок - Нёстлингер Кристине (полные книги .TXT) 📗
— Не волнуйся! — Билли оглядела улицу.— Как только они уедут, мы с Джаспером пойдем в Пратер. Пойдешь с нами? Мы там были вчера. Джасперу понравился наш парк.
«Фантастика! — подумал я,— Как это им удалось пройти через четырежды запертую дверь, не имея ключей!»
— Голову надо иметь, Вальди! — сказала Билли, будто разгадав мои мысли.— Он думает, я смирюсь. Мне же пятнадцать лет! И в каком веке мы, наконец, живем! В средние века, что ли? И в каторжной тюрьме? — Билли ехидно рассмеялась.
— Ага! Наконец-то отъехали,— она покинула наблюдательный пункт и пошла в прихожую. Джаспер крикнул из своей комнаты: «Уехали?»
Билли ответила: «Parents gone. Waldi will come with us» («Родители ушли. Вальди пойдет с нами»).
Джаспер вышел из комнаты. На нем был Биллин свитер и драные джинсы. Он подпоясался своим широким поясом, на котором теперь кроме ножа висел еще и кошелек.
Билли подошла к телефону и набрала номер. Я услышал, как на другом конце провода зазвенел звонок. Потом раздалось такое громкое «Алло», что было слышно даже в комнате. «Говорит Билли Миттермайер. Будьте так любезны, господин Провазник, еще раз... Спасибо! Очень мило с вашей стороны!» Она положила трубку. Все стало ясно. Господин Провазник — наш дворник. И у него есть запасные ключи на случай пожара или лопанья трубы.
Спустя минуту господин Провазник четырежды повернул ключи в замках. Мы покинули квартиру, и он вновь закрыл дверь на четыре оборота.
— Мы вернемся самое позднее в пять,— сказала Билли.
— А если они вернутся раньше? — господину Провазнику было немного не по себе.
— Не вернутся! — заверил его я.
— Ну-ну,— вздохнул Провазник, потом улыбнулся.— Какая чепуха! — сказал он.— Только подумать! Запирать детей! Где еще такое увидишь? Даже для моего Вотана это было бы слишком! (Вотан — собака господина Провазника).
Мы кубарем слетели с лестницы. Господин Провазник помахал нам на прощанье.
До Пратера добрались на трамвае. Обошли там все автоматы. Джаспер все время выигрывал. Потом мы съели по куску мяса с чесночной подливкой, а Джаспер еще кусок жареной селедки и пакетик земляных орехов. «Этот набор,— сказал он,— мне так же нравится, как и «Fish and Chips» (рыба с жареной картошкой, его основная еда дома). Джаспер сообщил это по-немецки. Надо сказать, он только изредка вставлял английские слова. И один раз за этот день мне улыбнулся, Когда мы поднимались на колесе обозрения вверх и мне стало немножко не по себе. «Пройдет!» — сказал он, улыбаясь. Наверное, чтобы подтвердить, что уверен в этом.
Расплачивалась Билли из денег, полученных за хороший табель. «Пратер — лучше, чем пластинки»,— сказала она мне. (Она всегда на свои деньги покупает пластинки.)
Вернулись мы домой в начале шестого, потому что никак не могли оторвать Джаспера от одного замысловатого автомата. Но могли вернуться и позже. Больше часа мы провели во вновь закрытой господином Провазником квартире, пока не вернулись папа с мамой. Они привезли две корзинки красной смородины, и мама позвала Билли на кухню чистить ягоды. Я помогал Билли. Джаспер тоже пришел обрывать веточки.
Мама с большой долей иронии спросила, больны ли мы по-прежнему и не нужно ли нам сварить овсяный кисель. Он лучше всего помогает больным детям. Мы отказались. «Спасибо, мы не голодны»,— сказали мы с Билли. Джаспер подтвердил наши слова кивком. Это сбило маму с толку. Наверно, она считала, что мы пообедали одной ветчиной или чем-нибудь вроде этого.
Тут нечаянно Билли рыгнула, да не один раз, а трижды. В кухне запахло чесноком. Это еще больше озадачило маму. У нас дома чеснока, не бывает. Мама его не выносит. А потом мама увидела на ящике в прихожей три красные бумажные розы. Их выиграл в тире Джаспер и подарил Билли.
— Откуда эти розы? — спросила мама. Она растерянно оглядела нас. Красные розы не подходят для нашего дома. Джаспер ухмыльнулся. А Билли пожала плечами. Такие ситуации мне не по душе. Поэтому я и сказал:
— Они из моего письменного стола. Я сегодня там прибирался.
Мама сразу успокоилась. Но Билли, покачав головой, прошептала: «Зачем? У нее было бы над чем подумать!»
Понедельник, 27 июля
Так как папе нужно было опять идти на работу, нас ожидал мирный день. Джаспер остался немытым и не сел завтракать. Ему пришлось только выйти из своей комнаты на время уборки. И тут произошло небольшое столкновение с мамой. Несколько камней Джаспера лежали на полу. Она их подняла и бросила в картонку. Джаспер опять зарычал, да так зло, что обиженная мама, взяв пылесос, покинула комнату.
Со мной и Билли мама разговаривала тоже не очень-то дружелюбно. Думаю, потому, что мы поладили с Джаспером. Может быть, он был для нее «ребенком, оказывающим дурное влияние». Сколько мы ее с Билли помним, перед такими детьми у нее был неподдельный ужас. (В начальных классах, например, она каждые три месяца появлялась в школе и просила учительницу пересадить меня, потому что мой сосед «плохо на меня влияет». К счастью, учительница ее не слушалась.)
Она нам жутко мешала, когда мы после обеда уселись за преферанс. Мама вообще против карточной игры. Считает ее пороком. Но это можно понять. Дело в том, что ее отец (он давно умер) был большим любителем карт. И даже играл на деньги. Но никогда не выигрывал. А однажды в пятницу даже проиграл всю недельную получку. Но Билли, Джаспер и я играли на старые пуговицы. Есть же разница! Однако мама этого не понимала. Когда я ей сказал, что Джаспер — классный игрок в преферанс, она кисло заметила: «Естественно, это ему подходит!», а потом спросила: «Он еще и курит, наверное?» Я отрицательно покачал головой, хотя в точности не знал.
Поздно вечером, направляясь в туалет и проходя мимо спальни родителей, я услышал их разговор. Было произнесено имя «Джаспер». Это заставило меня остановиться и подслушать. (Мне совсем не стыдно признаться в этом. Большинство людей подслушивают и читают чужие письма, а некоторые даже подглядывают в замочные скважины, только не сознаются в этом.)
Вот что я услышал:
«Папа (раздраженно). Ты кругом запуталась. То ты его не выносишь, то не можешь отослать обратно. Какие глупости! Что-то все равно необходимо сделать.
Мама (жалобно). Теперь, когда ты сказал господину Пикпиру, что все в порядке...
Папа (перебивая маму). Это же только из вежливости...
Мама (перебивая папу). Нельзя же через два дня звонить и говорить, что мы его не выносим.
Папа. Легко тебе рассуждать! Лично я не в состоянии сказать человеку, что его сын — чудовище. Но намекнуть могу.
Мама (ехидно). Намекнуть! А если он не поймет? Да и вообще это неприлично.
Папа. Чего же ты хочешь? Оставить его не хочешь, отослать — тоже. Убить мне его, что ли?
Мама (в ужасе). Прошу тебя! Такое не говорят даже в шутку! (Небольшая пауза.) Потихоньку что-нибудь придумаем. Неделю — дней десять я еще потерплю. (Поспешно.) Но во время отпуска... Я отказываюсь. Не хочу брать его с собой. Это не отдых. (Опять короткая пауза.) Оставим это пока. А дня за два от отпуска позвоним и скажем… Скажем что-нибудь такое... Например, что твоя мама очень больна.
Папа (возмущенно). Почему моя, а не твоя?
Мама. О'кей, моя. Все равно! Ты что, верующий?
Папа. Нет. Неверующий. Но накликать на человека болезнь не хочу.
Мама. О'кей. Придумаем что-нибудь другое. Например, что нам необходимо ехать за границу. (Короткая пауза.) Зачем за границу?
Папа (глубоко задумавшись), Зачем? Дай подумать! (Зевая.) Я слишком устал. (Уверенно.) Я кое-что придумал. Завтра на работе спрошу Петермайера. Он у нас мастак по части отговорок».
Мне очень хотелось в туалет. Нельзя было терпеть ни секунды...
Билли и я единодушно решили не говорить Джасперу о подслушанном разговоре, потому что ему было бы неприятно оставаться там, где его не очень жалуют.
Вечером, в постели, когда Джаспер не мог нас услышать, мы долго размышляли над тем, как нарушить планы родителей. Ничего подходящего нам в голову не приходило. Только в одном мы были единодушны — Джаспер должен остаться у нас. И не только потому, что он был настоящим бедствием для родителей (для меня это не довод). Джаспер нравился мне все больше и больше. Честно! Хотя и был поросенком во всем: и внешне, и по отношению к своим вещам. Он не был рожден для порядка, Хотя сам был в порядке. Кое-что непонятное мне поначалу теперь разъяснилось. Отдельную комнату он требовал только потому, что жутко храпел по ночам, чем ужасно злил окружающих. Рычал из-за камней, потому что его мать пару раз хотела их выбросить. Да и в интернатах, где он жил, держать камни не разрешалось.
