Победители - Крапивин Владислав Петрович (читать полную версию книги txt) 📗
ТАКАЯ БЫЛА ПЛАНЕТА
Дом был совсем новый. Стены в коридоре ещё пахли краской. А перила у лестницы были гладкие-гладкие. И блестящие. Они будто изо всех сил просили, чтобы кто-нибудь по ним прокатился.
Из квартиры на четвёртом этаже вышел мальчик. Дверь за ним захлопнулась. Мальчик оглянулся на дверь, потом посмотрел вниз. На лестнице и на площадках было пусто. Мальчик лёг на перила животом и оттолкнулся пяткой от ступеньки. Но перила его обманули. Они только казались гладкими, а скользить по ним было нельзя. Они прилипли к животу, и живот чуть не свернулся набок, а рубашка смялась и выбилась из-под широкой поясной резинки. Кроме того, он крепко стукнулся о железные прутья перил ногой.
Но это лишь на секунду огорчило мальчика. Он поболтал ногой, чтобы разогнать боль, рывком сунул под резинку рубашку и запрыгал вниз: пять ступенек на левой ноге, пять – на правой. А потом – бегом через три ступеньки.
Но не думайте, что он был совсем беззаботен. Беспокойство всё-таки шевельнулось в нём, когда он допрыгал до нижней площадки. И прежде чем выйти из подъезда, мальчик быстро и настороженно оглядел двор.
Опасности он не заметил. Солнечный двор был почти пуст. Лишь худой рыжеусый дворник, ещё незнакомый, беспорядочно хлестал из шланга по асфальту, по одинокой, недавно сделанной клумбе и даже по глиняной куче, которую не успели вывезти после окончания стройки.
Пятиэтажный дом был построен в виде буквы "П". Ножки этой буквы соединял узорчатый бетонный забор своротами. Мальчик зашагал к воротам. Струя из шланга со стремительным шипением пронеслась по асфальту поперёк его пути. Мальчик почувствовал на ногах холодные уколы брызг. Он замедлил шаги, но струя, пропуская его, взметнулась до окон второго этажа.
Мокрая полоса на асфальте отливала синим, с солнечными искрами, блеском. Мальчик с удовольствием прошлёпал по ней, а потом оглянулся. Он любовался следами. Следы тянулись за ним ломаной цепочкой. Чёткие, рубчатые, красивые. Потому что на ногах у мальчика были новенькие кеды с нестёршимися подошвами. Отличные кеды тридцать второго размера, марки "Два мяча", синие с белыми шнурками и отделкой. Мальчик радовался им уже второй день: это была настоящая обувь. Не то что хлипкие сандалеты из красных ремешков, похожие на женские босоножки…
Следы становились бледнее и бледнее, но мальчик всё ещё шёл, глядя назад, через плечо. Поэтому он увидел свой портрет, когда уже наступил на него.
Это был плохой портрет. Просто издевательский. Его нарисовали мелом на асфальте. Похоже нарисовали. Но на всякий случай сбоку от рисунка было написано: "Вовушка – бедная головушка". А внизу – короче и понятнее: "Вовка – дурак!"
"Ну, вот, – с тоской подумал Вовка, – теперь она уже где-то пронюхала, как меня зовут".
Он остановился над портретом и попробовал сунуть в карманы кулаки. Но это не удалось: накладные кармашки на штанах были мелкие и тесные. Вовка заложил руки за спину, оглянулся и громко сказал:
– Ладно, жаба! Ты мне попадёшься.
Но он знал, что это ерунда. Как бы он сам не попался!
У неё были рыжие дерзкие глаза и почти мальчишечья светловолосая причёска: сзади волосы были подстрижены коротко, а спереди остался длинный чуб. Он часто падал на глаза, и девчонка сердито мотала головой. Наверно, ей это нравилось – так резко и зло отбрасывать назад волосы.
Первый раз Вовка увидел её четыре дня назад. Он вышел во двор, чтобы как следует осмотреть новые места. День был серый и холодный, и казалось, что лето уже не вернётся. А девчонка стояла у ворот в одном платьице и, скрестив руки, смотрела, как зелёный автокран усаживает в широкую яму большой вздрагивающий клён. Белое с разноцветными клетками платье билось на ветру, как оторванный парус. И растрёпанные волосы то взлетали, то падали на лоб девчонки.
Вовка стоял и смотрел на неё. Она его тоже увидела. Сначала взглянула просто так, а потом вдруг вытянула вниз руки, сцепила пальцы, склонила набок голову и состроила удивлённо-жалобную гримасу.
Это она его изобразила!
Вовка был тогда в длинных школьных штанах с просторными карманами. Кулаки в этих карманах помещались отлично. Вовка сунул их поглубже и шагнул вперёд. Он считал, что это выглядит грозно.
Девчонка перестала дразниться, но не двинулась с места. Только сжала маленькие острые (наверно, очень твёрдые) кулачки и насмешливо сощурилась.
Она ничего не сказала, но весь её вид говорил: "Ну-ка подойди!"
Вовка не подошёл. Он понял, что, если подойдёт, будет драка. А драться он не любил. Вернее, не умел. Взрослые с удовольствием говорили: "Мягкий характер". Мальчишки про его характер говорили без удовольствия, но колотили Вовку редко: не было интереса. Так он дожил до девяти лет, а драться не научился. Про свой мягкий характер Вовка думал с ненавистью. Но что он мог сделать? Ведь характер – не сандалеты из красных ремешков, его не изорвёшь и не выбросишь раньше срока…
А девчонка вела себя нахально. Каждый день рисовала на асфальте Вовкины портреты. Она изображала его с жалобным лицом, испуганными глазами и уныло повисшими ушами. Уродливо, но похоже. Увидев Вовку, она бросала мел, поднималась и ждала. "Ну, давай, давай, подходи!" – говорили рыжие насмешливые глаза.
Вовка поворачивался и уходил.
Вовка плюнул на рисунок и перешагнул через него. Девчонки не было видно, и он не чувствовал обычной робости. Но настроение, конечно, стало не таким весёлым. И чтобы оно не испортилось совсем, Вовка решил дать клятву. Правда, позавчера и вчера он уже давал себе такие клятвы, но сейчас решил, что эта будет самая твёрдая и самая последняя.
Он широко зашагал к воротам и на ходу проговорил тихо, но решительно:
– Самое честное-расчестное слово, что сразу же надаю ей по шее, как только увижу… – Несколько шагов он сделал молча, а потом добавил: – Если будет ещё рисовать… или дразниться.
Он был уверен, что теперь обязательно выполнит свою клятву. Правда, ему не хотелось выполнять её сейчас. Лучше когда-нибудь потом. Вовка даже чуть не оглянулся с опаской: не появилась ли девчонка! Но тут же решил, что оглядываться не стоит, и отправился дальше, решительно печатая шаг. От такого печатания выбились наружу белые с зелёными полосками носки, которые Вовка всегда заталкивал в кеды, чтобы не портили вида. Потому что это были какие-то девчоночьи носочки. Вовка нагнулся и стал запихивать их обратно, с глаз долой.
