Сочинения - Житков Борис Степанович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Глаз Рене никак не мог связать их воедино: то ему казалось, что одни белые штанишки маршируют в воздухе, то он видел одни черные ноги и черные головы, которые двигались отдельно. Его радовали дома, построенные на манер европейских дач, и он слышал французскую речь. Рене шел по мостовой, и прохожие останавливались и оглядывались на эту группу. Какой-то господин подбежал к нему и спросил:
– Мосье Рене? Не так ли?
Рене был поражен и старался припомнить, где видел он этого человека.
– Вы с дирижабля, правда? – продолжал тот спрашивать. Их уже обступила толпа. Куда делись чернокожие, – Рене так и не узнал. Но его все называли по имени, говорили, что даже послан отряд для его розысков. Рене вели к дворцу наместника, к тому белому зданию, которое он издалека еще заметил. Он узнал, что с дирижабля дали радио в Джибути, чтоб искали в пустыне его, Рене. Он покраснел и смутился:
«Они, может быть, сами в отчаянном положении и все-таки подумали обо мне, а я о них ни разу и не вспомнил от радости».
Вся радость сразу сошла с Рене, и он, уже встревоженный, вбежал в кабинет наместника.
Казалось, ураган дул не ветром, а ревел потоками воды с неба. Стало темно, улицы Парижа обратились в мутные потоки. Где-нибудь сорвет вывеску и, как листок бумаги, унесет в пространство. Улицы опустели, и только кое-где наобум пробирался против потока запоздавший автомобиль.
Но в сквере у подножия Эйфелевой башни толпилась кучка народа. Порывы урагана выворачивали дамские зонтики, рвали мокрую одежду. Эйфелева башня – это железный великан; он упруго выгибался, он уперся своими решетчатыми ногами в мощный фундамент и сопротивлялся урагану. Ветер выл в железных переплетах этажей, и вся башня гудела. Она держала антенны беспроволочного телеграфа – это ухо, которое услышит голос из далекой Америки, уловит мольбу гибнущего в океане судна и затерянного в бесконечном пространстве дирижабля.
И на полмира может крикнуть Эйфелева башня: без промедления, мгновенно электрическая волна донесет ее голос и на берега Амазонки, и в Ледовитый океан, и в пустыню Сахары; и маленькая походная станция услышит ее мощный голос.
В темном воздухе фосфорическим светом вспыхивали линии антенн.
А толпившиеся у станции телеграфа люди с нетерпением ждали новых известий с дирижабля. Тут дежурили корреспонденты газет, родственники воздухоплавателей, просто любопытные. А под землей, где была скрыта станция, шла своя работа, и депеши со всех концов мира высокие антенны ловили и передавали, – сейчас это был вопль о помощи с Атлантического океана, стоны гибнущих в Средиземном море судов.
Но тех, кто стоял под проливным дождем у станции, интересовала только судьба дирижабля 126Л.
Неподалеку от башни кафе было битком набито мокрыми посетителями. И все-таки хлопали двери, и входили новые и новые. Все спорили, кричали, все были так возбуждены, что незнакомые люди говорили между собой как приятели.
– Мосье! – кричал только что вошедший, с которого ручьями текла вода. – Слушайте последнее известие: корабль поврежден, из него выходит газ, они спускаются. Телеграмму подхватила Аденская станция и передала сюда!
Все на минуту стихли. Всем представилось, что среди урагана и тьмы корабль падает на неведомую землю. Но сейчас же снова загудели на все лады, обсуждая положение корабля.
– Сама мадам Жамен на станции! – кричал кто-то.
– Ура! – закричал кто-то. – Телеграмма из Джибути: Рене там.
– Ловкий малый! – кричал кто-то.
– Бросил товарищей! – перекричал все голоса какой-то военный.
И опять невообразимый гомон и крики. Так прошло полчаса, и взволнованное море голосов начало утихать: новых сведений никто не приносил. Вернувшийся с телеграфа человек, мокрый, как будто он только что переплыл Сену, влез на стул и прокричал:
– Граждане! Дирижабль обещал телеграфировать каждые десять минут; вот уже скоро час – никаких известий оттуда.
Все замолкли, и слышно стало, как потоки ливня шумели на дворе.
– Рене телеграфирует, – прибавил говоривший, – что там, в Джибути, тихо…
– Во дворце наместника, наверно, нет сквозняков! – зло сказал военный из своего угла. – Хорош гусь! Сидит и коньяк потягивает…Глава II
Уже вторые сутки дирижабль 126Л несся в воздухе. Команда сменяла вахты так же исправно, как исправно работали моторы. Выбившийся из сил Лантье напряженно соображал, как теперь быть. А подумать было о чем.
– Где мы? – приставал к нему Леруа.
– Над землей Сомали, – усталым голосом сказал Лантье.
Леруа требовал, чтоб Лантье точно указал их положение, и тащил инженера к карте.
– Что за возня в коридоре? – тревожно спросил вошедший профессор, – вся команда на ногах.
– Мы идем вниз, – сказал Лантье. – Газ выходит из корпуса корабля. Команда выбрасывает балласт.
– Черт возьми! Он может весь выйти! – кричал Леруа в тревоге.
– Может, – сказал Лантье, в его усталом голосе послышалась опять прежняя твердость. – Газ может выйти, но мы рассчитали так, что дирижабль не опустится на землю, пока мы не достигнем берегов Индийского океана.
– Вы телеграфировали о нашем положении? – беспокоился Леруа.
– Наш телеграф не достигает теперь ни одной радиостанции, и наших депеш никто не слышит. Но, простите, я устал, я усну часа на два.
– Ложитесь, ложитесь, голубчик! – засуетился профессор, подсовывая подушку.
Лантье повалился на диван и сейчас же заснул.
А капитан Жамен распоряжался в коридоре выбрасыванием балласта; его выбрасывали порциями через определенные промежутки времени. Все пять моторов работали полной силой, и корабль несся со скоростью ста двадцати двух километров в час на юго-восток к берегам океана.
– До чего довели! – ворчал вслух Жамен.
– А в чем же дело, капитан? – сочувственно спросил механик.
– Да как же! – продолжал Жамен, нарочно повысив голос, чтоб все слышали. – Эти господа ученые ведут себя хозяевами и своими капризными требованиями довели…
– Что такое, капитан? – спросило несколько голосов.
Люди бросили работу, и вокруг Жамена в коридоре образовался тесный кружок.
– Да еще бы! – продолжал Жамен, чуть не крича. – То им давай выше, то ниже, – и все как будто для науки, для наблюдений, и вот попали под удары урагана, расшатало, помяло корпус. Хороши мы будем, если сядем в пустыне!
– Что ж мы будем делать? – спросил механик.
Веселое настроение команды сразу переменилось на мрачное и тревожное. Слышались голоса:
– Неужели их нельзя унять? Суются во все!
– Я связан приказом исполнять их требования, – с обиженным видом сказал Жамен. – Вы – другое дело…
– Товарищи! – крикнул из толпы матрос с мрачным, злым лицом. – Мы должны вывести капитана из дурацкого положения, а то все пропадем. Их надо запереть и поставить караул.
– Верно! Молодчина, Этьен! – кричала команда. – Чего там ждать!
Человек десять направились по коридору к спуску в носовую каюту. Но в это время показался в конце коридора Леруа.
– А, вот один уж есть, стой! – кричали матросы навстречу Леруа.
– Довольно хозяйничать! – заорал ему в лицо матрос, который вел остальных. – Вы арестованы!
И он схватил географа за плечо.
– Почему, что такое? – крикнул Леруа и отшвырнул руку матроса. – Это вздор какой-то!
Он быстро оглядел возбужденные лица матросов: злая и торжествующая улыбка Жамена бросилась ему в глаза, Леруа мигом все сообразил.
– Это гадость! – орал Леруа, весь красный от негодования. – Этот негодяй вас надувает!
И он указал на капитана Жамена.
– Как вы смеете! – наступал Жамен.
Но Леруа не легко было унять. Его горячность была не того сорта, что скоро остывает.
– Я сейчас докажу всем, что вы…
– Убрать его! – заревел высокий матрос и ринулся на Леруа.
Все загудели, закричали, двое механиков удерживали матросов.
– Пусть скажет! – кричали из толпы.
– Долой! – требовали другие.
Леруа задыхался, он почти не понимал, какие слова он говорил, но все смотрели ему в глаза и видели, что этот человек не врет.
