Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— Нет, понравился. Но ведь он сказал, что ты с ним уедешь, — вздыхая, говорила Динка.
— Вот глупая! Так мы же сами просили! — грустно усмехался Ленька.
Его тоже пугала близкая разлука, но при мысли, что теперь он станет настоящим человеком и будет служить на большом, красивом пароходе, даже предстоящая разлука казалась ему легче. Леньку радовало, что капитан действительно оказался простым и добрым человеком.
«Стараться буду вовсю!» — с благодарностью думал мальчик, представляя себе, как мчится он на зов капитана, быстрый, ловкий, сообразительный. Нравилось ему также, что он будет есть и спать вместе с матросами. Койки у них небось тоже подвесные, как люльки… Широка, глубока Волга, плывет по ней пароход «Надежда», на пароходе служит лихой матрос Леонид Славянов — не принято там называть по имени.
«Эй, Славянов!» — станут величать Леньку матросы, и вместе с собственной фамилией получит он собственное достоинство, придет в гости к Макаке, подаст всем руку. А пока… Что ж, пока надо расставаться. Может, на неделю, а может, и на две…
Ленька бросает украдкой взгляд на идущую рядом подружку, и мечты его тускнеют. Кажется, что в ней особенного? Суматошная она девчонка, беспокойная… А брось ее — и заскучаешь! Когда б еще знать, что не ревет она, не бегает, не ищет его. А то хоть вплавь бросайся и греби назад, да и только! «Вроде няньки я ей», — с грустной усмешкой думает Ленька, ощущая в своей руке маленькую цепкую руку.
— Ты слышь, Макака… Не реви тут, как я уеду, — говорит он вздыхая.
Девочка поднимает на него глаза и молчит.
— Эх, ты, — говорит Ленька, — надсада…
Потом снова думает о капитане, о большом белом пароходе и матросском воротнике, только мысли эти короткие, не за что им зацепиться надолго; а вот та жизнь, с которой он расстается, имеет уже глубокие корни, крепко сидят эти корни в Ленькиной душе, глубоко вросли в нее.
— Ты спроси дома, не слыхать ли чего о Косте, а то уеду я и ничего знать не буду… И про дядю Колю узнать бы, а то ведь толком ничего я о нем не слышал больше… А еще, может, Степана уже выпустили… Повидать бы его мне, когда приеду… — говорит Ленька.
— Пойдем к моей маме… У нас теперь все тебя знают, почему ты не идешь? — тоскливо спрашивает Динка.
— Я приду… Вот приеду и приду. А сейчас нет… — упрямится мальчик и, сдвинув брови, вспоминает свой ночной визит. — Шарахнулась тот раз от меня ваша Алина, как от жулика. А ты вот что скажи, если кто спросит… — Ленька вдруг поднимает голову и веско говорит: — Ты скажи: у него, мол, другая одёжа есть. Штаны черные, навыпуск, бескозырка с лентой и воротник матросский, ни разу не надеванный… При матери скажи, ладно?
— Ладно… Только зачем моей маме твоя одёжа? — удивляется Динка.
— А вот чтоб не жалела она меня, как нищего.
На утесе Ленька чувствует себя дома, и дети, забыв о предстоящей разлуке, весело болтают до самого обеда. Потом Динка уходит.
— Если мама и Катя приехали уже, то я не приду… А где ты будешь ночевать, Лень? — уходя, забеспокоилась она.
— Как — где? На утесе. Мне теперь наплевать, я себя переборол. Завернусь в твое одеяло и засну, как медведь в берлоге. Ведь последние ночки дома, вздыхает Ленька.
— Как — последние? — пугается Динка.
— Ну эта да еще завтра… Конечно, последние! — говорит Ленька, но, взглянув на расстроенное лицо девочки, быстро меняет разговор. — Утром на баштан пойдем! Арбузов тебе нарву и ребятам закажу, чтоб без меня носили!
— Пускай, — соглашается Динка. — Мы их съедим, когда ты вернешься, — и, кивнув ему головой, ныряет в свою лазейку.
Под ногами уже шуршат опавшие листья, сад очень поредел, и сквозь желто-красные кусты далеко видно забор Девочка оглядывается. Ленька стоит все на том же месте и смотрит ей вслед. Она быстро поворачивается и спешит назад.
— Ты что? — спрашивает ее Ленька.
— A ты что? — отвечает тем же вопросом девочка.
— Вот мартышка! — легонько дернул ее за вихор, хохочет Ленька.
— Ты сам Мартын! — веселится Динка и, схватив пригоршнями желтые листья, швыряет их в товарища.
Ленька тоже не остается в долгу. Наигравшись, они наконец расстаются. Только теперь первым уходит Ленька.
— Иди ты, а то мне очень скучно уходить, — говорит Динка.
Но едва скрывается среди деревьев длиннополый Ленькин пиджак, ей все равно делается скучно. В затуманенных глазах встает белый, как лебедь, пароход «Надежда» и новый, незнакомый Ленька в матросской рубашке.
Проходя мимо кухни, девочка отворачивается: там теперь живет Никич. Кряхтя и покашливая, поднимается он рано утром; потирая ладонью поясницу, выходит на порог, колет дрова, ставит самовар…
Динке не хочется встречаться с ним. Что-то разладилось в ее отношениях с Никичем. Один раз старик упрекнул ее за нечищеные кастрюли, другой раз назвал «барышней».
И правда, совсем не помогает в хозяйстве Динка: картошку чистит Мышка, посуду мост Алина, обед готовит Катя. А Динка все бегает да бегает… И за столом уже не стучит ложкой, не протягивает раньше всех свою тарелку, а ждет.
Сегодня и совсем будет совестно, потому что Катя уезжала и обед готовил Никич. Он может спросить:.
«А вам, барышня, налить супу?»
У Динки делается совсем скверно на душе, и, пробираясь сторонкой мимо кухни, она спешит узнать, приехала ли Катя. На крокетной площадке слышен голос Алины. Она по-прежнему занимается с Анютой и сейчас объясняет ей скучным, печальным голосом:
— Мы будем еще долго жить здесь, а потом, может быть, уедем на Украину, потому что туда переводят дядю Леку…
Динка останавливается, прислушивается.
«Опять она про эту Украину! Мама же сказала, что еще ничего не известно», — недовольно думает девочка. Им с Ленькой совершенно не подходят эти планы; лучше сидеть и сидеть на даче, пока не наступит зима и не остановится Волга. А потом… Но что будет потом, Динка не думает. Если еще думать далеко вперед, то вовсе не хватит головы. И, успокоившись, Динка идет на террасу. Там уже накрыт стол, и Мышка режет хлеб. Она прижимает весь каравай к груди и, покраснев от натуги, пилит его ножом прямо на себя.
— Пусти! Ты зарежешься! — хватая у нее нож, кричит Динка и, положив хлеб на стол, начинает резать сама.
— Нельзя на клеенке! Сними клеенку! — пугается Мышка.
— Ничего ей не будет, вашей клеенке! — ворчит Динка, отгибая с угла клеенку и бросая мельком взгляд на озабоченное лицо сестры. — Ты что такая? Разве Катя еще не приехала? — спрашивает она.
— Нет, Катя уже приехала… И дядя Лека приехал. Они пошли в сад поговорить…
— Дядя Лека приехал? — оживляется Динка и, вспомнив наказ Леньки узнать что-нибудь о дяде Коле, немедленно приступает к допросу: — Он что-нибудь сказал? Ты слышала? Он приехал веселый?
— Да, он очень веселый приехал. Он сказал, что какой-то Николай уехал со своей матерью за границу и что теперь уже все хорошо, — шепотом рассказывает Мышка, но глаза ее снова делаются грустными. — А Катя сначала обрадовалась, а потом сказала ему про Костю… И они пошли в сад.
Динка смотрит на Мышку; она рада за Ленькиного дядю Колю, но ей жаль Костю. Она так старалась защитить его но время обыска, и, уходя, он так ласково сказал ей: «Спасибо, умница».
У Динки набухает нижняя губа, ей тоже становится очень грустно.
— Подожди, Мышенька… А Катя ведь ездила — разве она ничего не узнала про Костю?
— Нет, она ничего не говорила… Она сказала только дяде Леке, что в полиции есть карточка Кости. И что это может повредить ему… А потом они ушли в сад… — шепотом добавила Мышка.
— И больше ты ничего не знаешь? — нетерпеливо спросила Динка, оглядываясь на сад.
— Нет… я знаю только, что и мама… приедет поздно, — совсем поникнув, говорит Мышка.
Динка быстро чмокает сестру в щеку:
— Ладно… я пойду пройдусь. Но Мышка хватает ее за руку:
— Нет! Не мешай им! Ты, наверное, в сад… Но там Катя. Она плачет… Не ходи туда!
