Артем Скворцов — рабочий человек - Кочубей Нина (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

— Но Артемка вроде не такой, — возразила мама.

— Да разве я про него! Я вообще…

— А вы, Николай Семенович, — Артемка лукаво смотрел Ковалю в глаза, — разве, когда вам четырнадцать было, не гоняли футбол, не играли на гитаре?

— Тогда не гитары, гармошки были в моде, — с улыбкой вставила мама.

— Ну, играл, — мотнул головой Николай Семенович, — Но я в четырнадцать-то лет и другое знал, не только гармошку. Я в четырнадцать лет семью из шести ртов кормил.

— В четырнадцать? — не поверил Артемка.

— Вам это странно слышать. Я же говорю, вы в свои четырнадцать — дети, несмышленыши. А мы часто опорой семьи были. Вот ты, Артем Скворцов, можешь представить, что через три года тебе дадут полк и ты будешь им командовать, распоряжаться судьбами людей?

Артемка засмеялся:

— Так же не бывает.

— Бывает. Семнадцатилетний Аркадий Гайдар как раз полком и командовал. Слышал ты, конечно, и про Олега Кошевого, и про пионеров-героев… А в тылу?.. Изможденные голодом девчонки и мальчишки, совсем дети, заменив родителей у станков, перекрывали нормы в несколько раз!

— Ну, это времена такие были, не дай бог… — махнула рукой мама.

— Да, времена… Вот и гляжу на нынешних наманикюренных парней. Думаю, сравниваю. Увижу такого вот лохматого с бахромой, и так неспокойно мне станет…

— Да не так уж их много, Николай Семенович! — возразила Артемкина мама. — Просто все эти лохматые да немытые глаза нам намозолили.

— Может, так оно и есть, — согласился Коваль. — Дикое всегда в глаза бросается.

Тут Артемка вспомнил про Акулу и обрадовался:

— Вот вы говорите, Николай Семенович, если патлатый да с цепочками на шее, так, значит, уж совсем пропащий. А Пашка Пантюхин на работу поступил! Слесарь пятого разряда.

— Кто это тебе сказал?

— Сам Пашка.

— Ну не сам, — вмешалась мама, — ты же говорил, что не видел его.

— Знакомый один встретился… рассказывал. — Артемка почувствовал, что краснеет. Но, кажется, никто ничего не заметил.

Коваль задумался.

— Ну что ж, — сказал он, — известие, в общем-то, приятное. Только вот…

— Что?

— На работу-то он, может, и в самом деле поступил, а насчет разряда… наврал.

— Наврал?

— Определенно. Ты знаешь, что такое пятый разряд? До него, братец, надо тянуться и тянуться. На какой завод Пашка поступил?

— Не говорит. Он от тетки своей прячется.

— Да-а… — выдохнул Коваль. — Степанида Кондратьевна — это тоже фрукт.

— Вот видите, — оживилась Артемкина мама, — а ведь она не Артемкино поколение и даже не мое — ваше!

— Что ж… — Николай Семенович отодвинул тарелку, — В семье не без урода. Худой человек Пантюхина. Это верно. Племянника тунеядцем пыталась сделать — сбежал. Теперь внука себе выхлопотала.

— Внука?

— Вчера вечером встретил. Ведет парнишку с вокзала. Она же скрытная, так и не понял: что-то с его родителями случилось.

— Видно, сын Степанидиной дочери.

— Без помощников она не может. Кто же ей корзины на базар таскать будет, кто станет там комедию ломать? Пакостная старуха! Надо бы как-нибудь за нее взяться. — Николай Семенович встал. — Спасибо за угощение!

— Да чего там! Какое угощение! — отмахнулась Артемкина мама. — На здоровье. Спасибо вам, что заглянули.

— Ты, Артем, не сердись, что я тебе тут всякие нравоучения читал. Вреда от них не будет. А только мне кажется, что восьмой класс — то самое время, когда человек должен всерьез задуматься о жизни, о своем будущем. Да и не только о своем.

— Я подумаю, — неуверенно пообещал Артемка.

— Слушай! А что, если прихвачу я тебя как-нибудь на свой завод, а? Вроде экскурсию устроим. Походишь, поглядишь. Ты же в заводских цехах не был.

— Не был.

— Ну как же так! Вот надумаешь ты, к примеру, рабочим стать, а какое у тебя об этой профессии представление? Никакого! Ты ведь даже не знаешь, что делает на заводе твоя мать!

— Знаю. Крановщицей работает.

— А что за профессия — крановщица?

— Крановщица — это…

— То-то же! Ну, решено. Заберу я тебя как-нибудь с собой. А пока — поправляйся. — И Коваль протянул Артемке свою широченную и сильную руку.

Артемка допивал компот, мама убирала со стола. Они молчали. Наконец Артемка сказал:

— Интересно… Я вообще-то не люблю, когда мне нравоучения читают, а вот на Микулу Селяниновича никогда не обижаюсь. Почему это?

— Потому что сам он человек замечательный. Работает на совесть, никто никогда не видел, чтобы на работу он опоздал или прогулял, скажем… Вот и с других имеет право спросить. Любого лодыря устыдит. Любого пьяницу. У нас на него тоже никогда не обижаются. Крепкий он человек. Настоящий.

Мама замолчала. Задумалась. Артемка догадался о чем.

Он вспомнил, как однажды отец почему-то задержался. Уже Артемка навел порядок в комнате, уже мама накрыла на стол и нетерпеливо поглядывала на часы, а отца все не было. Они начали волноваться, но тут раздался звонок. Резкий, длинный.

Как всегда, отец принес с собой запах бензина, металла. Но в тот день в эти привычные запахи вплелся новый — незнакомый, неприятный…

Отец улыбался, но Артемке вдруг показалось, что улыбка у него какая-то… глупая.

Мама прислонилась к косяку и упавшим голосом проговорила:

— Толя, что с тобой?

— Я?.. — Я ничего… Понимаешь, у нас в автобазе у одного родился сын… Ну, обмыли.

Отец некрасиво кривил губы и все никак не мог сесть на стул, который стоял в прихожей. И Артемка вдруг с ужасом догадался: «Он пьян…»

На берег реки в тот день они с мамой ходили вдвоем. Отец, не раздеваясь, упал на диван и сразу же уснул.

Они шли с мамой молча. Навстречу им, как всегда, попадались знакомые. Здоровались, спрашивали, почему это они сегодня гуляют вдвоем. Мама отводила глаза в сторону и говорила: «Отцу нездоровится…»

Артемка готов был со стыда провалиться сквозь землю. Ему казалось, все знают, догадываются, что отец вовсе не болеет, а валяется сейчас дома на диване, растрепанный, неумытый, в одном ботинке…

Несколько дней в доме было как-то неуютно. Все боялись смотреть друг другу в глаза. Отец был, как никогда, внимательным, предупредительным. Но встречать его после работы Артемка с мамой уже не бежали.

А через несколько дней мама открыла дверь и отшатнулась — на пороге стоял отец. Без кепки — где-то, видимо, потерял, — темные всклоченные волосы упали на лоб, на глаза… Мама побледнела. С трудом разжимая губы, спросила:

— Ну а сегодня кто родился?..

Хватаясь за стенки, отец молча прошел в комнату. Мама последовала за ним, плотно притворив дверь. Артемка прошмыгнул на кухню, сел около стола, напряженно прислушиваясь.

Мама говорила тихо, но отдельные слова Артемка все же расслышал: «Дал слово… Опять за старое… Сын перестанет тебя уважать…»

Из маминых слов выходило, что когда-то (может, когда Артемка был совсем маленьким, а может, тогда, когда его и на свете еще не было?) отец уже приходил пьяным, маме это не нравилось, но отец дал слово не пить, бросить и вот слово свое не сдержал…

Отец что-то сердито гудел в ответ.

Мама вышла из комнаты, посмотрела на Артемку:

— Пойди, сынок, погуляй…

Артемка поспешно вскочил со стула. Тут из комнаты показался отец. Он уже тверже стоял на ногах. Грубо толкнув в узеньком коридоре Артемку, он направился к выходу. Но его обогнала мама. Широко раскинув руки, она загородила дорогу, зашептала горячо, торопливо:

— Анатолий, тебе нельзя больше… Не выходи… Людей постыдись, Артемки…

— Надоели вы мне! Отойди!..

Отец вскинул правую руку, будто хотел поймать что-то в воздухе, и… ударил маму по лицу.

Мама закрыла лицо ладонями, замерла. Артемка почувствовал, как кровь бросилась к голове, ему стало вдруг плохо. Так плохо, что подкосились ноги.

Отец ушел.

Миновало много дней. Артемка боялся напоминать о случившемся, боялся заводить разговор, но однажды не выдержал, осторожно спросил:

— Папа к нам больше никогда не вернется?