Никогда не угаснет - Шкаровская Ирина (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
— Здравствуйте, учащиеся! — говорит он, входя в класс.
Единственный из учителей, Александр Антонович обращается к детям на «вы». Как в гимназии. К тому же он решительно не признаёт лабораторно-бригадного метода и ставит отметки очень требовательно и строго индивидуально. По старой гимназической привычке он обычно прибавляет: двойка, тройка, четвёрка.
Александр Антонович продиктовал задачку, положил учебник на стол и медленным шагом подошёл к двери. Вероятно, через дырочку в двери увидел Инкин глаз.
— Входите, Ивицкая, зачем стоять под дверью?
Инка вошла, боком пробираясь к своей парте.
— Почему вы опоздали? — учитель спокойно-выжидательно смотрит на девочку.
— У меня была неприятность! — ответила Инка.
— Ивицкая считает, что анархия — мать порядка, — слышится голос Лёни Царенко, который пользуется случаем, чтобы вставить крылатую фразу.
Не успевает Инка усесться за парту, как с двух сторон её начинают атаковать вопросами Соня и Липа. На уроках математики не очень-то разговоришься, но если нужно выяснить что-нибудь важное, то при некоторой изобретательности этого можно достичь. Соня кладёт перед подругой розовую промокашку, на которой написано:
«Почему ты опоздала? Что с тобой случилось?»
А Липа под партой что-то быстро показывает на пальцах Инке. Та пытается разгадать. А в это время Александр Антонович вызывает Вовку.
— Черепанов!
Черепок, ухмыляясь, выходит к доске.
— Прошу вас вынуть руки из карманов, — спокойно говорит учитель.
На миг Черепок теряется, вынимает руки из карманов, но снова прячет их и пренебрежительно произносит:
— Скажите, пожалуйста. Это вам не старорежимский режим…
— Да? Ну, в таком случае пожалуйте на место. Я с невоспитанными людьми не разговариваю.
Если бы учитель кричал, сердился, Черепок ответил бы ему что-нибудь грубое. А математик совершенно спокоен. И спокойствие его поразительно действует на разболтанного, привыкшего паясничать Вовку. Он вынул руки из карманов, смотрит на учителя.
— Скажите, Черепанов, что мы называем числовой прямой?
Черепок оглядывается. Никто не подсказывает. На уроках математики подсказывать бесполезно.
— Не знаете?
— Знаю.
— Так отвечайте. Я слушаю.
— Я знаю, но я забыл, — улыбается Черепок.
Учитель задаёт ему ещё несколько вопросов, на которые Вовка отвечает точно так же.
— Вы не приготовили урока. Садитесь, «Неуд», точнее единица, — левая щека Александра Антоновича мелко дрожит.
Затем к доске выходит Юра Павлик — «математическая голова», как называет его учитель. Юра всегда занимается всякими вычислениями, математическими викторинами и загадками, решает задачи собственным, оригинальным способом.
— Ну-с, — улыбаясь говорит Александр Антонович и добрым взглядом окидывает маленького веснущатого Юру. — Решите, пожалуйста, задачку № 5.
Юра быстро пробегает глазами условие и так же быстро стучит мелком по доске. Если бы Инка наполовину, нет, хотя бы на одну треть так умела решать задачи, как Юра!
Говорят, что два человека в один и тот же миг могут подумать об одном и том же. Должно быть, учитель и Инка подумали об одном и том же, потому что, когда Юра сел на место, Александр Антонович посмотрел на девочку скучными глазами и холодно произнёс:
— Ивицкая!
Инка подошла к доске, взяла в руки мелок, написала:
«X — 187 = 215». Нужно найти, чему равняется X. Казалось бы, всё ясно. Инка быстро стучит мелком по доске: «215–187; 215: 187». Вдруг от всех этих иксов и простейших уравнений ей делается ужасно скучно.
«И как ему не холодно в одной тельняшке?» И со всей ясностью возникает перед глазами девочки синеглазый беспризорник Руслан. Снова она что-то вычитает, делит и множит, но это явно не то. Подружки смотрят на неё горестно, а учитель презрительно.
— Садитесь! — говорит он ледяным тоном.
Отметкой можно не интересоваться. «Неуд», точнее единица.
Инка садится на место и чувствует, как у неё горит нос. Когда она волнуется, у неё всегда горит нос.
Учитель начал объяснять новый материал, но Инка так расстроена, что и не пытается слушать.
«Хорошо ещё, — думает она, — что «неуд» влепили только мне, и бригада не пострадала».
Переменка коротенькая, и Инка даже не успевает рассказать подружкам об интересной встрече в парке.
Следующий урок — украинская литература.
Широко распахнув двери, входит Павло Остапович. Его, единственного из учителей, дети не наградили прозвищем.
Да и зачем, собственно, придумывать прозвище учителю, когда настоящее имя отчество так подходит ему. У Павла Остаповича мягкий, чуть глуховатый голос, грустные глаза и высокий шишковатый лоб.
Он называет учеников по-своему — ласковым и коротким словом — «дiтки». Обращаясь к девочке, он говорит: «доню», к мальчишке — «козаче» или же «синку». Даже нарушитель дисциплины, курильщик и отчаянный заводила Черепок смущённо улыбается, когда слышит обращённое к нему «синку». У обладателя многих «неудов». Черепка, по украинской литературе отметка «очень хорошо». Да что Черепок! У всей группы по украинской литературе — «очень хорошо»! И ничего в этом удивительного нет. То, что рассказывает учитель, входит в душу ученика ярко и прочно, на долгие годы, на всю жизнь.
Детство и юность свою Павло Остапович провёл в одном из маленьких и тихих городков Украины. В грозовые дни тысяча девятьсот пятого года тихий городок этот зажил тревожной жизнью. Заволновались, забурлили окрестные сёла. Взбунтовавшиеся крестьяне увозили хлеб с полей помещиков, громили их усадьбы, рубили лес. По ночам, охваченные пламенем, горели экономии. А в уездном городке, в деревянном домике с занавешенными окнами, учитель гимназии Павло Полищук перепечатывал на гектографе обращение Центрального Комитета РСДРП, в котором большевики призывали крестьян к решительной борьбе с царём и помещиками.
В те дни Павло не знал ни минуты отдыха. По ночам участвовал в подпольных собраниях, днём ходил по пригородным сёлам, выступал на сходах. Взволнованно говорил молодой революционер крестьянам об их беспросветной, каторжной жизни, о кривде, о надругательствах, которые терпят они от помещиков и царских урядников. Не раз бросал он в жадно слушающую толпу пламенные строки любимого поэта:
Поздней осенней ночью тысяча девятьсот восьмого года Павла Полищука арестовали, привезли в Киев и посадили в Лукьяновскую тюрьму.
Наутро пришёл в камеру тюремщик с кандалами.
— Пожалуйста, ваше высокоблагородие, дайте вашу ножку, — насмешливо проговорил он. — Вот, получайте — новенькие. С иголочки. Кандальчики первый сорт… До конца жизни не сносите.
Через полгода Павла Полищука судили. Он был обвинён в том, что возбуждал на сходах крестьян против правительства и произносил мятежные, оскорбительные для особы его величества речи. Приговором военно-окружного суда Павло Полищук был осуждён на вечную ссылку в Сибирь «с лишением всех прав состояния». Вскоре его под конвоем повезли в пересыльную тюрьму, а дальше — погнали по этапу в Сибирь. Целый месяц, вместе с большой партией ссыльных, скованный по рукам и ногам, он шёл через замёрзшую Ангару. Лёд тихо, предательски потрескивал, Ангара только стала, и ревел над головой, рвал полы арестантского бушлата обезумевший ветер. Тогда-то Павло Остапович и простудился. С тех пор прошло много лет. Но ни покои, ни тёплое солнце родного края не могут излечить его от мучительного надрывного кашля. Когда неожиданно начинается приступ, Павло Остапович синеет, хватается руками за грудь, а в глазах светится такое страдание, что дети от жалости чуть ли не плачут. Но как только кашель прекращается, — Павло Остапович снова весел и бодр. Он стоит, выпрямившись, с гордо поднятой седой головой, глаза молодо горят.
О чём будет сегодня рассказывать учитель?
