Тимка-новосёл - Волков Василий (книги без сокращений .txt) 📗
— Моя бабушка степь дырой называет, — начал Тимка. — Здесь ни радио, ни порядочной воды нет.
— Ну уж и сказал тоже! Я знаю, где есть хорошая вода. Знаю! Ух и холодная же! — похвасталась Юля. — Только за ней надо далеко идти. Мы с мамой пойдём и твою бабушку позовём.
— И я пойду! Мне можно пойти за хорошей водой?
Юля сказала, что к роднику могут ходить все.
— Все? — переспросил Тимка. — Я бабушке скажу о хорошей воде, она не будет называть степь дырой. Да?
Бабушка сидела за столом. Склонив голову набок и причмокивая губами, она писала письмо. На вопрос Тимки, кому она пишет, бабушка сказала, что письмо маме с жалобой на Тимку. Нет! Тимка не хочет, чтобы бабушка жаловалась на него. Надо чем-то угодить ей, и тогда она передумает и не станет жаловаться маме.
— Бабушка, — ласкается Тимка, — Юлька знает, где есть порядочная вода. Ты пойдёшь к роднику?
— Куда ты, выдумщик, тащишь меня? Вот грех-то какой!
Выдумщик! Это он-то выдумщик? Ведь бабушка сама говорила, что степь — дыра и в ней даже порядочной воды нет, а теперь она же обвиняет его в выдумке. Нет, этого так оставить нельзя. Отец тоже прислушивается к разговору; он может тоже подумать, будто Тимка только и способен на то, чтобы выдумывать и болтать.
— Ты, бабушка, сама говорила: степь дыра и в ней нет ни радио, ни порядочной воды, — напомнил Тимка. — Вода есть, и Юлька знает, где она…
— При тебе ничего сказать нельзя! — отмахнулась бабушка. — А если и говорила, то не для того, чтобы ты болтал…
— Я не болтал! Я только Юльке сказал, что ты степь называешь дырой.
В разговор вмешался отец. Он сказал, что скоро совхоз получит машину-водовозку и она будет возить по бригадам воду для питья, которую будет брать в речке. А на родник сходить стоит: вода в нём холодная и вкусная.
Вечером бабушка, хотя и продолжала сердиться, всё же согласилась пойти к роднику. Тимка взял было ведро, но отец не разрешил. Пришлось идти с алюминиевым бидоном, в котором бабушка держит молоко. Тимке было стыдно идти с таким маленьким бидоном, ведь он был меньше Юлькиного.
Родник, который так расхваливала Юля, не произвёл на Тимку особого впечатления. Воды в нём было мало: из-под камня струилась тоненькая жилка. Юлина мать набирала воду в кружку и сливала её в ведро.
Тимка пожалел, что пошел к роднику. Лучше бы остаться с отцом в вагончике, возможно, отец рассказал бы что-нибудь интересное. Так хочется знать, зачем по вечерам в вагончик приходит много людей. Они громко спорят, иногда все разом, но, когда начинает говорить отец, умолкают и принимаются писать в маленьких блокнотиках. У отца есть карта. Он каждый раз расстилает её на столе и заставляет собравшихся по очереди что-то показывать на ней. Собравшиеся склоняются над картой, тычут в неё пальцами и говорят о каких-то гектарах, глубине вспашки и много других непонятных слов… Отец тоже записывает что-то в тетрадь, а потом, когда все разойдутся, принимается разрисовывать карту цветными карандашами. Ещё его надо расспросить о высоком чёрном трактористе, который носит рыжие пыльные сапоги. Он всегда громче всех говорит, часто со всеми спорит, при этом машет руками, сердится. У него через весь подбородок рваный красный шрам. Бабушка запрещает трактористу курить в вагончике, но он её почему-то не слушается и курит одну папиросу за другой.
Бидон с водой оказался не таким уж лёгким. Его пришлось часто перехватывать из руки в руку. Когда показались вагончики, Тимка обрадовался ещё немного, и он освободится от тяжёлой ноши.
Вечером бабушка пила чай и нахваливала воду.
— Значит, и в «дыре» есть порядочная вода? — шутил отец.
— Ладно смеяться-то над старухой! — уж не так сердито, как днём, отвечала бабушка. — Вот грех-то какой! Сказала, ну и сказала. Небось не попьёшь вкусного чайку всласть и не то ещё скажешь.
После чая отец и бабушка долго сидели за столом. Они разговаривали негромко, и Тимке приходилось напрягать слух.
Отец жаловался, что дни стоят жаркие, дует сухой ветер и нет дождя. Бабушка вздыхала и говорила, что если будет засуха, то труд людей пропадёт даром и с целины придётся возвращаться в город.
— О, нет, мамаша! — покачал головой отец. — Из степи — никуда! Степь для нас теперь — родной дом.
Слова отца обрадовали Тимку. Он вскочил с раскладушки и, подбежав к отцу, прижался губами к его колючей голове.
— Ты, брат, чего такой нежный стал? Опять напроказил?
Почему взрослые, когда к ним хочет приласкаться маленький, подозревают детей в проказах? Тимка молча отошёл от отца и, забравшись на постель, нырнул с головой под одеяло.
Хмурое утро висело над степью. Накрапывал дождь. Он гулко барабанил по железной крыше.
Бабушка предупредила Тимку, что на улице холодно и сегодня придётся сидеть в вагончике. Она даже не пустила внука умываться на улице, а полила ему над тазом. Но разве это умывание? Тимка теперь знает, что такое настоящее умывание, а над тазом много не располощешься.
Сидеть одному в вагончике скучно. Бабушка, как всегда, нашла для себя работу, и нечего думать, что она согласится почитать книжку Хорошо, если бы пришла Юлька; с ней можно было бы поиграть в школу.
— Бабушка, я сбегаю за Юлькой? — попросил Тимка.
— Нет её! — откликнулась бабушка. — Уехала с матерью на центральную усадьбу. Сегодня не жди.
Чем же заняться? Вспомнив разговор с Юлей о сусликах, Тимка решает немедленно сделать рогатку: резина есть, есть и кусочек кожи. Но из чего смастерить саму рогатку? Тимка задумался.
Бабушка метёт старым веником пол. Взглянув на притихшего внука, она говорит:
— Тимоша, ты бы мне веник, что ли, нарезал. Этот совсем истрепался. Кончится дождь, сбегай к кустам. Далёко-то не уходи.
Упрашивать Тимку не надо. Вскочив с табуретки, он подбегает к тумбочке и принимается рыться в ней.
— Ты чего там ищешь? — спрашивает бабушка.
— Я папин ножичек возьму. Ну разреши взять!
— Не смей! Отец заругает.
— Чем же я буду веники резать? Ну, чем?
— Бери хлебный, да не порежься, — предупреждает бабушка.
Дождь перестал, и степь заполоскалась в солнечном свете. Бабушка, подхватив таз с бельём, пошла к колодцу. Тимка рассчитал, что, пока она полощет белье, он успеет сбегать к кустам за веником, а заодно и вырежет рогатку.
Когда бабушка вернулась в вагончик, Тимки уже не было.
Глава седьмая. Д и т
Тимка бежит к большим кустам. Бежать по мокрой трапе нелегко. К тому же в спешке он забыл надеть панамку и солнце начало печь голову. Можно, конечно, снять манку и повязать ею голову, но тогда достанется плечам и спине. Пусть уж печёт голову, она меньше спины и на ней волосы.
Кусты радужно сверкают множеством разноцветных блёсток. Тимка попытался схватить синий огонёк, но, разжав кулак, он ничего не увидел, а ладонь стала влажной. Вытерев руку о штаны, Тимка нырнул в кусты и начал продираться сквозь них. Не беда, что колючки кустов нет-нет, да и цапнут то за щёку, то за ухо. Всё это можно стерпеть, лишь бы найти подходящую ветку и вырезать из неё рогатку.
Нет, из таких прутьев рогатки не вырежешь: все они кривые-прекривые и тонкие. Тимка выбирается из кустов. Но что это? Совсем близко виднеется горка! Та самая горка, на которую показывал отец и говорил, что за ней течёт река. Не раздумывая долго, Тимка бежит к горке.
Скат крутой, Тимка ползёт на четвереньках. Добравшись до вершины, мальчик поднялся на ноги и с облегчением вздохнул. Вагончики хорошо видны; правда, они сейчас кажутся не больше спичечных коробок. А в стороне от них блестит узкая полоска поды. Ур-рра! Река!
Тимка стремглав спустился с горки. Исчезли из виду полоска воды и вагончики. Скорее к реке! Солнце и ветер подсушили травы. Идти стало легче. Тимке кажется, что он идёт всё прямо и прямо. Но вот опять та же горка, с которой он недавно спустился. Может, это другая горка? Тимка поворачивается и шагает прочь. Он не теряет надежды, что вот-вот покажется река. Хорошо, если бы река была неглубокая; можно было бы перейти на другой берег; в деревне бабушка разрешала одному переходить на другой берег.
