Лунное танго - Воронова Анна (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
Это же чудо – снег. Белые бабочки.
Особенно нравилась ей тропа, уводящая вверх, сквозь лес, мимо бараков и частных избушек до самого дальнего универмага. Динка всегда старалась подгадать так, чтобы пройти по ней лишний раз. Тропу подпирали могучие сугробы, по сторонам торчали дровяники и сарайки. Дворовые псы всех мастей лаяли, бряцая цепями, и просовывали любопытные морды в дыры заборов.
– Ну-ка, тихо! – бросала Динка какой-нибудь особо настырной жучке. Уж кого-кого, а собак она не боялась ни капельки. Динка останавливалась, угрожающе рычала в ответ (у своей научилась) и угрожающе смотрела незнакомой псине в глаза. Как правило, жучка тут же начинала смущенно отводить взгляд и торопилась убраться обратно, от греха подальше. И только из-за безопасного забора позволяла себе вволю высказаться.
Динка шагала дальше, улыбаясь. Не родилась еще такая собака, которая могла бы ее напугать.
Довольно скоро окрестные псы ее запомнили и отныне провожали только уважительным осторожным подгавкиванием. Динка даже за молоком стала ходить в дальний магазин, так ей нравилось. Вот тут и появилась Будка.
Помнится, Динка тогда остановилась у колонки. Мальчик набирал воду, ледяная борода вокруг крана сверкала на редком январском солнце. И все это как будто с другой планеты – бледное небо в кайме темных туч, яркое синее ведро, пацан в огромной ушанке. Динка повернулась идти дальше и обнаружила, что за спиной у нее сидит собака, серая, похожая на исхудавшую лайку. Сидит и смотрит заискивающими глазами, потухшими, почти без надежды. Динка сунула руку в пакет – та шарахнулась в сторону.
– Бестолочь, это же тебе. На, возьми, не бойся.
На снег полетела булочка.
Серая хапнула ее в один укус.
– Ничего себе.
Динка отломила половину батона – хватило на два укуса. В три минуты она скормила молчаливой псине все, что было. Наконец пакет заметно полегчал, взгляд у серой повеселел, она сторожко подошла к девочке, ткнулась носом в дубленку – спасибо, мол! – качнула хвостом и убежала.
В следующий раз Динка специально положила в карман пачку крекеров. Собака возникла мгновенно, стоило встать у колонки. И Динка решила, что будет приходить сюда почаще.
Совсем не похожа была эта серая на ее любимую Рэньку. Тощая, несмотря на зимнюю шубу, с запавшим животом, с порванным, надломленным ухом. За неделю Динка ее прикормила, приручила так, что Будка (надо ж было как-то называть) уже позволяла себя гладить, а порой даже провожала ее немножко по лесу. Динка перестала таскать печенье и прочее баловство, а стала брать сухой корм в пакетах. Да еще печенку замороженную покупала, потому как одним сухим кормом сыт не будешь, а печенка – и дешево, и сердито. И ходить туда стала каждый день, специально, чтобы встретиться с Будкой.
январь, каникулы
Мне кажется, что один человек никогда не поймет другого. Это же так сложно – представить, что другой человек тоже есть! По-настоящему. Что он такой же, как я, живой. Люди не понимают друг друга вообще. Не слышат. Не видят.
Как будто кругом не люди, а зеркала. И мы видим там только себя, свои отражения. И в другом ищем то, чего не хватает нам самим.
– Мне не хватает снега, пусть ты будешь – снег.
– Но я – огонь.
– Нет, в моем мире полно огня, а снега совсем нет. Мне нужен снег, а не огонь. В моем мире ты – снег…
А потом этот снег обжигает руки.
Боже, как я устала от этого с родителями! Они видят во мне кого угодно, только не меня. Какую-то другую, придуманную девочку. И когда я пытаюсь из-под этой девочки вылезти, меня запихивают обратно. «Не спорь, мы лучше знаем, что тебе надо!» – говорят они.
Откуда они могут знать?! Я сама не знаю, что мне надо. Но они меня «любят» – поэтому вправе решать за меня, навязывать всякую чушь, утверждать, что я хочу того или сего. «Нам виднее, – говорят они хором. – Ты еще маленькая… ты ничего не понимаешь… так будет лучше».
Интересно, кому?
Завели бы себе манекен, ему было бы лучше. А у меня можно как минимум спросить, чего же я хочу – однако никто не спрашивает.
Меня от такой любви тошнит. Тошно, просто тошно. Она мучает, а не помогает. Там совсем нет меня.
Вот поэтому я люблю Рэньку. О, тут никаких сомнений – люблю, очень! Потому что для нее существую только я. С ней не надо притворяться, врать, изображать кого-то. Надо просто быть. Жить. Дышать. Она любит меня за то, что я нашла ее в этом мире. И она меня нашла. Мы обе нашли друг друга.
Какое счастье, господи, найти хоть кого-то!
Пусть даже собаку. Это уже много.
А теперь о Толике. Так. Так. Нет, я все-таки это напишу.
Неужели он в меня… влюбился?!
«Не верю!» – как говорил Станиславский, кусая соседей. Зачем я ему? Почему он не бросил меня в тот первый вечер, после катка? Ему же не обломилось…
Не понимаю.
Ну а я? Влюбилась в Толика? Хоть немножко?
Нет, конечно, глупости.
А что тогда?
Ну-у-у… ничего.
Тогда почему ты с ним?
Ну-у… с ним забавно.
А он тебе нравится?
Да, нравится.
Так, значишь, влюбилась?
Нет, мы просто дружим.
А если честно?
Ну… не знаю. Может, чуть-чуть. Самую капельку.
Толик, конечно, симпатичный. Мне с ним интересно… Наверно, потому, что у меня еще никогда не было своего парня. Конечно, я дружила с Егором. Но это совершенно точно дружба была, без всякого такого, а тут все наперекосяк, фиговина с морковиной.
Мне кажется, я про Толика совсем не думаю – в смысле, о его желаниях, о том, что он тоже есть… А просто мне хочется, чтобы у меня был парень. Боже, никогда, никогда у меня не было своего парня!
Но вот любовь ли это?
Вряд ли.
Если подумать, мне с Толиком ни жарко ни холодно. Да, я радуюсь, когда он звонит, когда мы встречаемся, но тут же забываю о нем после прогулки…
(Э-э, подруга, а почему ты тогда целый вечер о нем тут пишешь??)
Совсем запуталась. Столько вопросов в голове, а ответов – ноль.
Особенно когда о любви.
Вот моя тетушка. Она меня любит? Ну… по-своему. Как папа с мамой. Она любит какую-то придуманную девочку. Вечно у этой девочки проблемы: «Закрути шарф, не бегай по лестнице, убьешься, кушай больше, вон какая худенькая!»
Можно всю жизнь закручивать шарф, никогда не бегать и кушать, пока не лопнешь. Только зачем все это? Чтоб тетушке угодить? Разве жизнь ради этого? Кушай больше… А что дальше? Кушай больше, и станешь толстым уродливым бегемотом?
Хотя тетя меня любит, конечно… это она так заботится. По привычке всех взрослых – совсем не замечая меня.
Ладно, немножко времени я уже убила, на сегодня хватит. Обещаю, что на следующей неделе займусь чем-нибудь полезным. Надо снова начать английский учить, что ли, я же ни бум-бум. Вдруг когда-нибудь поеду путешествовать, как Егор… когда-нибудь в настоящей жизни. Так и не получилось у меня начать настоящую жизнь, все равно откладываю.
А Толик, в конце концов, сам большой мальчик. Хочется ему со мной дружить – пусть, я ему ничего не обещала.
Мне ведь уже скоро исполнится шестнадцать лет. Говорят, молодость – самое лучшее время в жизни, самое счастливое… Не знаю. Кто это говорит? Был ли он сам счастлив в молодости хотя бы пару часов?
– Девушка, девушка-а!
Она задрала голову – и тут же – щелк! щелк! – с крыши невысокого дровяного сарайчика в нее уперся черный объектив.
– Отличный кадр.
На крыше возвышался незнакомый парень с фотоаппаратом, в красном пуховике, в смешной яркой финской вязаной шапке с длинными ушами. Она нахмурилась – просто от неожиданности, – а он подмигнул:
– Сверху совсем другой вид. Чего-то как раз не хватало, изюминки в пейзаже, а то все снег и снег, сугробы и сугробы. А тут ты. И волосы красиво рассыпались.
Динка пожала плечами.
Что такого красивого в ее волосах? Обычные, темные, с чуть заметным рыжим оттенком. Торчат небось сзади из-под ушанки, как веник. Она давно хотела покрасить их в какой-нибудь яркий цвет. В красный. Или зеленый, перьями. Только лень.
