Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.] - Дефо Даниэль (прочитать книгу TXT) 📗
Шапка нужна была прежде всего, с открытой головой на солнце нельзя было выходить.
Но из чего сделать все нужные вещи? Ведь нечего было и думать самому выделать какую-нибудь ткань. Обувь тоже давно вся износилась, и он приладил себе род сандалий из кожи козы, чтобы защитить ступни от порезов. Не сделать ли и все остальное из козьих шкурок? Их было запасено довольно, Робинзон, охотясь на коз, жалел выбрасывать шкурки и, очистив от мяса, высушивал на солнце. Сперва они выходили слишком жесткими, но потом он выучился убирать их во-время, разминать руками, слегка смазывать жиром, и шкурки стали очень хороши. Этого материала было довольно у него под руками, и Робинзон взялся за работу.
Начал с шапки, которую сделал высоким колпаком, мехом наружу. Нельзя сказать, чтоб она вышла очень красивой, но голову и шею защищала отлично от солнечных лучей. Потруднее было сделать штаны и куртку. Никогда в жизни не занимался он шитьем и долго не понимал, какой формы надо выкроить кусок, чтоб получилось подобие одежды. Наконец, сшил что-то вроде мешка, с разрезом посредине — вместо куртки; из другого мешка, прошитого вдоль — штаны. Их он сделал до колен, да и куртку короткую, потому что от холода защиты не требовалось. Работа была скучная и кропотливая, сидеть согнувшись подолгу надоедало и было утомительно, и Робинзон был рад-радешенек, когда все-таки довел дело до конца и мог нарядиться в новый костюм. От солнца он защищал его отлично, самый сильный дождь тоже должен был стекать по нему, не промачивая нисколько, одежда была хоть куда! Хоть бы полюбоваться на себя! Интересно видеть себя таким франтом. Он пошел к своей бухточке, дело шло к вечеру, и вода была гладка, как зеркало. Это-то и было на руку Робинзону. Он забрался на камень, наклонился и долго любовался на свое отражение.
— Ай да красавец! Вот хорош! Не то зверь, не то человек! Люди, пожалуй, и не признали бы своего брата!
Как никак, а опасность остаться без одежды совершенно миновала.
Для отдыха задумал Робинзон предпринять большую прогулку, пройти весь остров поперек и выйти на морской берег с противоположной стороны. Давно любопытно ему было посмотреть — что же там? С горы он видел только смутные очертания берега: все-таки было слишком далеко, чтоб разобрать что-нибудь.
И вот он начал приготовляться к пути: в семенную корзину наложил своих любимых булочек, изюму, немного сушеного мяса на всякий случай. Ружье было с собой, так что дичи всегда можно было покушать сколько угодно. Прихватил топорик, хороший запас дроби, пуль и пороха, и на другой день, рано утром, чтоб пройти часть пути до зноя, кликнул Дружка и вышел из своего дома.
По знакомой уж дороге, не спеша, любуясь на окрестности, добрался он к вечеру до своей «дачи». Давно не приходилось ему бывать здесь, последний раз он собирал тут виноград перед дождями, а теперь они уж недавно миновали, и в природе была словно весна: распускались новые цветы, все было свежо и благоуханно. Каково же было его удивление, когда он подошел к своему шалашу: ограда его, сделанная из кольев, вся проросла, пустила молодые, тонкие веточки сверху, и теперь это уж были не мертвые колья, а ряд тесно насаженных деревцов. Робинзон видел, что когда они разрастутся еще, то сделают ограду окончательно непроходимой, да к тому же будут давать приятную тень. Так что он остался очень доволен работой природы. Даже для того, чтобы проникнуть в шалаш самому, ему пришлось прорубить промежуток.
Переночевав в шалаше, рано утром Робинзон пошел дальше. Он помнил направление, которого должен был держаться, чтоб выйти на берег и, действительно, через несколько времени услышал шум морского прибоя, а там, сквозь ветви деревьев, блеснули скоро синие воды моря, и он увидел его безбрежный простор. Нет, не безбрежный! — воздух был еще по утреннему чист и прозрачен, и Робинзон внезапно увидел на горизонте темную полоску земли.
У него даже ноги задрожали от волнения и без сил опустился он на песок. Пристально стал он вглядываться, ему казалось, что глаза обманули его и темная полоска померещилась на мгновение. Но нет, она все там же, совершенно ясно видит он ее далекие очертания! Миль сорок было до нее, если не больше, но все-таки, значит, есть земля вблизи, а на ней люди. Но почему же никто не приезжал никогда на его остров? Почему на всей морской глади не видно ни одного паруса? Может быть, это такой же пустынный остров, как его, необитаемый ни одним человеком? Ведь если б это были владения европейцев, какая-нибудь испанская колония, то не может быть, чтоб за столько лет ни один корабль не показался в его водах, ни один человек не высадился на его берег. Нет, скорее это часть караибского побережья Южной Америки, обитаемая дикарями-людоедами, и тогда, наоборот, счастье для него, что они не приезжают сюда. Ничего нельзя было узнать!
Совсем взволнованный, решил он продолжать свое путешествие. Какие-то еще неожиданности найдет он на своем острове?
И он пошел дальше. Все подтверждало его мысль, что для своего поселения он выбрал, нечаянно, самую некрасивую часть острова. Здесь тянулись все время чудные леса, роскошные луга спускались пологими скатами к светлым ручьям, вытекавшим, вероятно, из гористой части острова, до которой он еще не дошел. Весеннее время года еще более скрашивало все множеством пестрых цветов, придавая местности волшебный по красоте вид.
Новые животные попадались ему: небольшие хищники, вроде лисиц, не раз любопытно выглядывали на него блестящими глазами из-под кустов, и только приближение Дружка заставляло их удаляться, злобно щелкая зубами. Робинзон не стал стрелять в них: в пищу они не годились, а убивать бесцельно он не хотел.
На лугах спугивал он во множестве зайцев или каких-то сородичей их, множество птиц, всевозможных пород и величин, кружилось и летало вокруг, воздух был полон их пением и щебетанием. Соперничая с ними в красоте, огромные бабочки вились над цветами, сами похожие на цветы. Робинзон не знал, куда и глядеть.
Не спеша, подвигался он вперед, кружил, возвращался, чтоб снова полюбоваться понравившимся местом. Когда уставал, выбирал хорошее местечко, разводил костер и жарил на углях дичь, которую успевал подстрелить к тому времени. К вечеру он всегда сильно уставал, спал либо на дереве, или устраивал на скорую руку ограду из кольев: он втыкал их один около другого от дерева до дерева, а так как крупных хищников на острове, видимо, не водилось, то эта охрана была достаточна, и ни разу не один зверь не потревожил путника.
Через несколько дней Робинзон снова вышел на новую часть морского берега. Местность тут была скалистая, и каменные уступы круто обрывались в воду.
Прежде всего Робинзон стал пристально смотреть вдаль, но как ни напрягал он зрения, кроме рядов уходящих волн, ничего не было видно. Зато на берегу кипела жизнь. Уродливые черепахи, словно круглые камни, грелись на солнце на пологих местах, а все скалы кишели птицами. Когда Робинзон попробовал раз выстрелить, поднялись целые тучи их с оглушительным криком. Тут были еще невиданные им породы пингвинов, он знал, что они вьют гнезда в расселинах скал. Действительно, поднявшись на некоторую высоту, он нашел эти гнезда во множестве. Видимо, был период носки яиц, потому что в каждом гнезде было по несколько штук, и Робинзон набил ими карманы. На вкус они очень понравились ему, и ужин вышел хоть куда.
Дальше тянулись горы, среди которых далеко выступала одна вершина. Уж издали заметил Робинзон стада коз, ловко пробирающихся по скалистым высотам. Они прыгали через провалы и с большой быстротой исчезали, когда он хотел приблизиться к ним.
Но стрелять в них и не входило в его расчеты, потому что нести с собой такую крупную дичь было затруднительно, да и незачем, потому что пищи и так было изобилие.
Наконец, Робинзон нашел, что пора возвращаться. Он воткнул на берегу высокий шест, чтобы заметить место, и решил в следующей раз притти туда с другой стороны, а теперь попробовать вернуться другой дорогой.
«Остров так невелик, что заблудиться на нем нельзя! — думал он. — В крайнем случае, взберусь на горку и посмотрю, куда итти».
