Выходной день Вольки - Осеева Валентина Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗

Валентина Осеева

ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ ВОЛЬКИ

Вдруг Волька остановился, широко раскрыл голубые глаза и оглянулся на мать:

— Ребята, мам!

На террасе большого белого дома сидели ребята. На длинных столах, покрытых голубой клеёнкой, блестели белые чашки. Ребята ели творог, политый мёдом, и запивали его молоком. Волька подумал, что это ребята из его детского сада, и радостно замахал руками:

— Ребята!

Ребята вскочили.

— Смотрите, какой мальчик! Чей это?

Две девочки быстро нырнули под стол, вылезли с другой стороны и, прыгая по лестнице, побежали навстречу Вольке.

А через минуту Волька уже сидел рядом с ними за столом, чинно сложив за спиной руки. А когда воспитательница Клавдия Ивановна положила ему на тарелку творог и налила чашку молока, он поднял вверх обе ладошки и, поворачивая их над головой то вправо, то влево, громко сказал:

И только после этого Волька принялся за еду. Он поел, вытер ладошкой молочные капельки на раскрасневшихся щеках, оглядел ребят и лукаво сказал:

— А это не наш детский сад, это другой. Я сюда только на выходной день приехал!

Дарья Ивановна жила в маленькой светлой комнатке, рядом с детдомовской кухней. Дарья Ивановна вставала рано. У неё было много дел по хозяйству. Нужно было пойти на скотный двор помочь молоденькой девушке Насте подоить детдомовских коров, потом получить продукты из кладовой, приготовить завтрак, нарезать ломтиками белый и чёрный хлеб.

Волька встал вместе с Дарьей Ивановной. Он проснулся даже раньше матери и несколько раз подымал с подушки свою светлую, пушистую, как одуванчик, голову; а когда мать открыла глаза, сейчас же вскочил и стал одеваться. Одевание было трудное. Просовывая в петли пуговки, Волька громко сопел и тихо приговаривал:

— Ну, полезай, застёгивайся!

Дарья Ивановна схватила сына на руки, звонко расцеловала в обе щеки, пошлёпала по крепкой спинке, застегнула ему лифчик. Потом налила в таз свежей воды, ополоснула Вольке лицо, насухо вытерла полотенцем и, взяв в руку большую корзину, сказала:

— Ну, пойдём на работу!

На дворе ещё не было солнца. От мокрой травы и свежего утреннего ветерка у Вольки покраснел нос, он поёжился и просунул в тёплую ладонь матери свою холодную ручонку.

— Замёрз! Ну, сейчас согреешься, — сказала Дарья Ивановна.

Они прошли на скотный двор. Там стоял большой кирпичный дом с маленькими окошками и большими дверями.

— Это коровкин дом, — сказала Вольке мать.

В коровнике было тепло и сухо. От светлых загородок, где стояли детдомовские коровы, пахло парным молоком, соломой и ещё каким-то тёплым коровьим духом.

Весёлая черноглазая Настя подхватила Вольку на руки, потрепала его по толстым щёчкам, подула на пушистую головёнку.

— Ах ты дуван-одуван! В гости к нам приехал! Маслёнок этакий! Как из-под сосенки выскочил!

Вольке понравилась Настя: он прятался за мать, лукаво выглядывал и опять прятался, но играть Насте было некогда. Дарье Ивановне тоже было некогда. Они обе отошли к окну и стали что-то записывать в клеёнчатую тетрадь. Волька заглянул за перегородку. Там на чистой подстилке из соломы лежала большая светло-шоколадная корова Милка. Не обращая внимания на мальчика, она медленно жевала сено.

— У-у, какая! — удивлённо сказал Волька и, прижимаясь к стенкам, осторожно обошёл корову со всех сторон, дотронулся пальцем до мягкой шерсти, заглянул в умные и грустные глаза Милки, прикрытые прямыми чёрными ресницами, и глубоко вздохнул. — У-у, какая! — Потом присел на корточки подальше от длинного хвоста с кисточкой и замер, боясь пошевелиться.

Вошла Настя в белом переднике, с чистым полотенцем и с подойником. Корова повернула голову, радостно замычала и поднялась на ноги. Волька попятился к двери.

— Сиди, сиди! Она смирная, — сказала Настя.

Волька вернулся.

Настя обмыла тёплой водой полное, налитое вымя Милки и, присев на скамеечку, начала доить, ласково приговаривая:

— Я тебе травушки изумрудной, зелёненькой, я тебе поилица густого да жирного, хлебушка свежего, сольцы крупитчатой, а ты мне, голубушка, молочка хорошего на маслице свежее, на густые сливочки. — Голос у Насти был певучий и нежный.

Струйки молока, сбегая в подойник, журчали, как тихая музыка. Милка стояла смирно и, повернув к Насте голову, слушала. Волька, сидя на корточках позади Насти, тоже слушал и шевелил губами, повторяя про себя её слова.

Потом ресницы у него сонно захлопали, и, чтобы не заснуть, он изо всех сил таращил глаза.

Струйки молока делались всё тоньше, потом журчание их сразу прекратилось. Волька вскочил, заглянул в подойник и сказал:

— Пена… А где молочко?

— А молочко под пеной. Вот процежу — выпьешь тёпленького. Коровки свежую травку едят, молочко у них сладкое, душистое. А Милка у нас самая лучшая корова, рекордистка.

Молоко действительно было сладкое и душистое. Волька выпил целую чашку и пошёл с матерью в кладовую. В кладовой высокий старик Дмитрий Степанович не спеша отвешивал продукты. Он клал на большие весы буханки чёрного хлеба, потом белые батоны, потом крупу, сахар, масло. Волька внимательно смотрел, как двигается по каким-то чёрточкам железка, — весы опускаются вниз, а Дмитрий Степанович записывает что-то в тетрадь.

— Снимайте.

Дарья Ивановна с Настей укладывают продукты в корзину и уносят на кухню.

Из кладовой Волька долго не уходил. Когда Дмитрий Степанович отвернулся, он встал на весы, подвигал железку и тихонько сказал:

— Два кило двадцать.

— Чего — двадцать? — усмехнулся Дмитрий Степанович.

Волька склонил набок голову и застенчиво улыбнулся:

— Крупы.

— Крупы? В тебе? Много ж ты, брат, каши съел! — Дмитрий Степанович поправил на толстом носу очки и добавил: — Видно, хорошим работником будешь!

Волька вдруг поднял палец и к чему-то прислушался. Во дворе громко мычали коровы.

— Коровы песни поют! — радостно крикнул он и бросился к порогу.

Зарядку Волька делал вместе с ребятами. Пристроившись в конце младшей группы, он старательно делал всё, что показывал большой мальчик с красным галстуком.

— Молодец, Волька! — хвалили его ребята.