Кто взял фальшивую ноту? - Абрамян Григорий Владимирович (книги .TXT) 📗

Григорий Абрамян

Кто взял фальшивую ноту?

СТАРАЙТЕСЬ НЕ БИТЬ СТЕКЛА!

Мне всю жизнь не везет. Возьмусь пришивать пуговицу — иголка теряется. А потом оказывается — я на ней сижу. Станем с ребятами кататься на велосипеде, дойдет очередь до меня — обязательно камера лопнет или седло отвалится. Если во дворе драка, то мне всегда достается по физиономии. Даже если я — случайный прохожий.

Ну, о чем говорить? Не везет — и все тут!

Возьмите хотя бы всю эту историю. Началась она с новоселья…

В самом конце августа наш кривой Арбатский переулок улетучился вместе с пылью, поднятой бульдозерами, и мы переехали в десятиэтажный кирпичный дом.

Сразу же за нашим новым домом, вдоль шоссейной дороги, тянулся огромный пустырь, а на горизонте виднелся синий лес.

Вот на какую окраину нас занесло!

В первый же день мы облюбовали для игр большую, хорошо асфальтированную площадку. Она находилась в коротком широком переулке, между двумя домами — нашим и соседним.

Площадка понравилась всем.

— Лучшего места для футбола не найти, — сказал мой друг Женька Тюнев. — В воскресенье мы проведем здесь главный матч сезона…

На площадку и на пустырь выходило десятка два полуовальных окон первого этажа.

За стеклами не маячили горшки с цветами и не колыхались тюлевые занавески. Подоконники покрывал толстый слой пыли.

Это было огромное пустующее помещение.

Повисая на карнизах, мы заглядывали в окна и гадали: что же здесь будет?

Как-то возвращались мы из школы. Смотрим — комендант нашего дома Уточкин входит в таинственное помещение. И дверь оставляет незапертой.

— Вперед на разведку! — крикнул Женька.

— Всем сразу нельзя, — сказал Васька. — Пусть лучше пойдет…

— Кто? — невольно воскликнул я, предчувствуя недоброе.

— Бросим жребий, — сказал долговязый Костя и подмигнул ребятам. — Кому выпадет, тот и пойдет.

Бросили.

Попался, конечно, я. И ничуточки не удивился. Еще тогда, когда начали тянуть, я сразу почувствовал, чем дело кончится. Тяну из Женькиной кепки бумажку и почти наверняка знаю: именно на ней крестик, а не нолик. И даже мысленно говорю: «Чего, дурак, тянешь? Брось и тащи другую!»

Но если бы я бросил эту и взял другую, то именно та, другая, оказалась бы с крестиком. Какой же смысл рисковать?

Делать нечего — я покорно подчинился жребию и скользнул в чуть приоткрытую дверь.

Большой светлый вестибюль, вешалку за барьером, вход в глубину помещения — вот что я увидел там, внутри.

Переведя дыхание, я направился вперед и вдруг услышал чьи-то гулкие шаги.

Уточкин, кто же еще!

Метнувшись в сторону, я юркнул за барьер вешалки. А Уточкин, не задерживаясь в вестибюле, вышел из помещения и запер его. Я бросился к окну.

— Лезь в форточку! — крикнул мне Женька. — Лезь, не бойся, никого нет…

Только было я просунул в форточку голову и плечи, слышу опять голос Женьки:

— Стой! Лезь обратно, прячься!

Я глянул по сторонам и на мгновение застыл: на площадку въехала «Волга». За ней вторая, третья…

Вместо того чтобы воспользоваться советом Женьки, я отчаянно рванулся вперед, свалился вниз головой на карниз и, подхваченный ребятами, скатился на асфальт.

Результат был налицо: я сбил себе коленку, локоть и ободрал щеку.

Зато каким-то чудом мой прыжок остался незамеченным.

Из машин вышло человек десять. Среди них выделялся высокий мужчина в очках.

Откуда-то появился Уточкин. Он почтительно встретил приезжих и первый двинулся к помещению, просунул в замочную скважину большой зубастый ключ и гостеприимно распахнул тяжелую дубовую дверь.

Гости пробыли в помещении недолго.

«Волги» развернулись к выезду. Возле одной из машин все с чем-то поздравляли высокого мужчину в очках. А тот лишь улыбался и повторял: «Да, да! Это чудесный подарок детям…»

Перед тем как сесть в машину, он посмотрел на нас и шутливо сказал:

— Главное, старайтесь стекла не бить!

Дверца захлопнулась, и «Волги», пофыркивая двигателями, укатили.

Уточкин закрыл помещение, подкинул на ладони ключ и положил его в карман.

Мы обступили коменданта и выжидающе смотрели ему в рот.

Сначала он насвистывал, словно рядом никого не было. Потом сказал, не на шутку раздразнив наше любопытство:

— Для вас оно, для вас! В Моссовете уже подписали данный вопрос. Скоро откроем торжественно, с музыкой!

Когда Уточкин ушел, Костя Костин, который был намного старше нас, сказал:

— Эх вы, суслики! Вас надувают, а вы уши развесили. На вашем месте я бы не задумываясь повыбивал все стекла…

Пятилетний Гриша, который вечно следовал за нами по пятам и вмешивался во все, что бы мы ни делали, схватил осколок кирпича и замахнулся.

— Не смей! — воскликнул Женька и отобрал у Гриши камень. — Давайте лучше представлять, где что будет.

Забыв обо всем на свете, мы устремились к пустующему помещению, завладевшему нашим вниманием.

Кочуя от окна к окну, мы распределяли комнаты по своему усмотрению. Вот здесь будет авиамодельный кружок и судомодельный. Здесь — слесарная мастерская и столярная. Мы даже одну комнату подарили девчонкам. Пусть себе вышивают и танцуют, нам не жалко!

— И буфет пусть будет, с мороженым… — мечтательно произнес толстый Васька. — А какой у нас получался спортивный зал!

— Волейбольную площадку расположим справа, — говорил Женька, заглядывая в очередное пыльное стекло. — В этом проеме установим шведскую стенку. А брусья и коня — слева…

— Коня? Какого коня? Покажите! — закричал Гриша. Васька поднял Гришу на уровень карниза.

— Ничего нету, — разочарованно протянул Гриша. — Ты, Женька, обманщик…

КУЗЯ-БАРАБАНЩИК

В воскресенье рано утром мы собрались на площадке, чтобы сыграть главный матч сезона. Поставили ворота-кирпичи. Начертили мелом центральный круг и штрафные площадки. Потом разделились на две команды — я с Женькой — против Васьки, Кости и Гриши.

Женька достал из кармана судейский свисток, а я радостно потирал руки: выигрыш был верный — тягаться с Женькой не мог даже длинноногий Костя.

Но главный матч сезона неожиданно сорвался: на площадку с шумом въехал грузовик с широким кузовом. А в кузове — целый оркестр из пионеров и школьников.

Не успели мы и глазом моргнуть, как откуда-то набежал народ. Тут были и взрослые, и дети, и дедушки, и бабушки.

Толпа все росла и росла, словно из земли.

Дирижер жестом остановил оркестр, повернулся лицом к публике, и я невольно воскликнул:

— Смотрите, тот самый высокий, что приезжал сюда!

А дирижер поднял руку, призывая к тишине, и громко сказал:

— Дорогие ребята! Вот и сбылась наша мечта. Мы переехали в новое помещение…

Мы с Женькой переглянулись.

Из дальнейшей речи, доносившейся из грузовика, мы поняли, что какая-то музыкальная школа посягает на помещение, которое мы считали своим.

— Что я вам говорил? — насмешливо спросил Костя.

— Бежим к Уточкину! — воскликнул Женька. — Он же сказал, что в Моссовете вопрос подписали для нас!

Но за Уточкиным и бежать не пришлось. Он был тут как тут. Разнаряженный, словно для праздника. На нас он даже внимания не обратил, хотя мы делали попытки заговорить с ним.

— Принесло откуда-то, — хмуро озираясь вокруг, пробурчал Женька. — Ждали вас!

— Кто это выступает? — спросил я незнакомого мальчишку в синем берете.

— Геннадий Максимилианович.

— Кто, кто?

— Директор нашей школы.

Все пропало! Если раньше еще можно было надеяться на какое-то чудо, то теперь при слове «директор» стало ясно: всем нашим планам — крышка.

Вдруг Женька воскликнул:

— Смотрите, барабанщик!

И я увидел в кузове грузовика щуплого подростка, окруженного набором разных барабанов.

— Вот здорово играет! — вырвалось у меня.