Синий махаон - Мурзин Владимир Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
— В том-то и дело, что каждый вид бабочек говорит по-своему. Как разные радиостанции, каждая на своей волне. Кругом целое море разных запахов. Усики бабочек, как антенны приёмников, улавливают их, но сами «приёмники» настроены только на одну «волну», на один запах. Поэтому для бабочек тихо вокруг, пока не появится поблизости своя передающая станция. Конечно, пахнут и цветы, и, возможно, кроме своего языка, бабочки знают ещё и язык цветов, если только всю свою короткую жизнь они не обходятся без пищи. Язык запахов таит ещё много загадок. Тем более что человек не может уловить тончайших ароматов большинства бабочек. Так что этот путь мало пригоден для определения бабочек.
— Фантастика! Я только что представил себе, сколь красочен мир бабочек для какой-нибудь собаки-ищейки с её чувствительностью к запахам. А может быть, стоит обучить собак определять бабочек по запаху? Гавкнет один раз — капустница, два раза — брюквенница и так далее?
— Наверное, можно, но боюсь, что в некоторых случаях ей придётся лаять очень долго. Ведь на земном шаре более ста сорока тысяч бабочек. Считать устанешь.
Боярышница.
Гости из прошлого
В детстве моей любимой книгой была повесть «Затерянный мир» Конан Дойля.
Душная тропическая ночь, полная неизвестности и опасности. Горстка отважных путешественников, затерявшихся в безбрежном море амазонского леса, и огромный птеродактиль, обрушившийся неизвестно откуда. Лишь много позже я узнал, что большинство птеродактилей были чуть больше воробья. Я мечтал, что когда-нибудь и мне доведётся сидеть у ночного костра и с трепетом ждать... какое-нибудь доисторическое чудовище.
1938 год. Сенсация! Поймана доисторическая рыба, названная латимерией. Считалось, что все подобные рыбы вымерли ещё семьдесят миллионов лет назад. Они существовали, когда на земле жили древние ящеры. Открытие латимерии всколыхнуло мир.
Но другую сенсацию такого рода — открытие в 1963 году бабочки-брамеи европейской, тоже современницы ящеров, заметили лишь одни специалисты. А открытие было сделано почти в центре Европы, в Италии. И газеты об этом промолчали. В нашей стране тоже живут такие бабочки. Мало кто знает об этом. Спросите кого-нибудь: «А ты знаешь, что в Колхиде летает бабочка, размером с небольшую птичку, что эта бабочка жила там ещё за пятьдесят миллионов лет до нашей эры?» Встречаются эти бабочки и в Ленкорани. И вот я отправился в далёкое прошлое, чтобы увидеть своими глазами, как в древнем лесу летают «птеродактили» из мира бабочек — брамеи.
Ранним утром я сошёл на небольшой станции, не зная, как меня встретят совершенно незнакомые люди, к которым я направлялся. Но мои опасения были напрасны. Меня приняли так, как будто давно ждали, едва я назвал имя моего бакинского товарища, который дал мне адрес. Побелённый домик стоял на самом краю посёлка, а дальше начинался тот самый, почти первобытный лес. Оставив свой громоздкий рюкзак в маленькой чистой комнатке и наскоро позавтракав, я вышел из дома и быстро отыскал тропинку, спускавшуюся к небольшому ручью. Дальше стояла сплошная стена зелени. Это было непроходимое переплетение ветвей железного дерева, или железняка, и попасть внутрь леса можно было только по узким тропкам, сплошь истоптанным коровами. Под ногами была топкая чёрная грязь. Идти по ней можно лишь потому, что переплетение ветвей железняка дополнялось переплетением корней. Я был разочарован. Где же гиганты-деревья древнего леса? Люди вырубили их. Кругом были бесконечные заросли кустарников с лабиринтами коровьих троп.
Лес, издревле покрывавший южные берега Каспийского моря, называют Гирканским. Как считают ботаники, он сохранил основные черты лесов, которые росли несколько десятков миллионов лет назад на юге нашей страны, от Украины до Дальнего Востока. От этих лесов остались лишь маленькие клочки в Приморье под Владивостоком, в Ленкорани и Колхиде. Уцелели в таких лесах и некоторые доисторические бабочки.
Я пробирался сквозь заросли, надеясь всё-таки, что где-нибудь в глухом ущелье увижу настоящий доисторический лес. И когда местность начала повышаться, я наконец увидел первое дерево-гигант. Это был азат, или дзельква,— огромное дерево в три обхвата, уже покрытое в поднебесье плотной зубчатой листвой. А вот и целая роща дубов. Не обычных, а древних, каштанолистных. Кроны деревьев смыкаются высоко над дорогой. А вокруг цветут кажущиеся пигмеями боярышник, яблони, алыча. Вот наконец и взрослое железное дерево. Здесь его зовут демир-агаджи. Стройное и очень высокое. Высоко-высоко — густая крона, а кора его с удивительным мраморным рисунком. Всё больше огромных деревьев. Уходят в вышину стволы клёнов и ясеней. Местами всё перевито колючими лианами. Опять гирканские деревья, много гирканских деревьев. Но где же лес? Чего-то не хватает или что-то лишнее. Трудно почувствовать себя за миллионы лет до нашей эры, когда всё время натыкаешься на просеки, на протянутые куда-то провода и на трубу толщиной в метр, возникающую за одной горой и исчезающую за другой. И только спускаясь по крутой скользкой тропинке в глубокий овраг, я вдруг почувствовал: вот то, чего я ждал. По дну оврага струился ручей с прозрачной, но очень тёмной водой. Сумрак окутывал его берега. Над ручьём склонялись неведомые многоствольные деревья, все в бородатых лишайниках и мхах. Длинные языки папоротников свешивались с обомшелых стволов. Ольха, вечно плачущая прозрачной капелью, подступала к самой воде, а выше по склону огромные деревья перекрывали весь свет. Их листва едва виднелась в тумане. Казалось, что не переставая моросит мельчайший, как пыль, дождь. Наверное, в таком месте и летают доисторические брамеи. Та, которую я надеялся найти, называется брамея Кристофа — по имени учёного, открывшего её более ста лет назад. А далеко-далеко, у Хабаровска и Владивостока, в таких же древних лесах живёт другая брамея — лунчатая. Просто удивительно, до чего она похожа на брамею Кристофа! Я вернулся домой.
Брамея Кристофа. В следующий момент бабочка взлетела...
Брамея лунчатая на стволе дерева в лесном полумраке. Волнистые линии на крыльях скрывают контуры бабочки и делают её похожей на древесный гриб.
Вечером в день приезда, едва стало темнеть, я начал готовиться к ночному лову. С разрешения любезных хозяев я вынес в сад небольшой столик и установил на нём яркую электрическую лампу. Позади туго натянул между стволами яблонь белую простыню. И стал ждать. Первыми появились жители посёлка. Они пришли со своими стульями и табуретками и расположились недалеко от экрана, как будто в ожидании кино. Больше всех было ребятни, но и взрослые заняли свои места, о чём-то переговариваясь. По-видимому, весть о необычном развлечении разнеслась по посёлку.
Тем временем стемнело, и над лампой столбом вилась мошкара. Летучие мыши быстро обнаружили добычливое место и с цоканьем проносились над лампой. Появились и бабочки. Спланировала и устроилась на экране белая, с тонкими чёрными линиями, пушистая, как горностай, хохлатка, прилетел с гудением липовый бражник и сел на столе под лампой, трепеща крыльями. Одна за другой подлетали стремительные серенькие совочки. Зрители кидались за каким-нибудь мотыльком, севшим поблизости от них, и приносили мне, держа за крылья, обтрёпанное, лишённое пыльцы создание. Я с сожалением смотрел на безнадёжно испорченную редкость. Но я мирился с этим, так как знал: скоро им это наскучит и они разбредутся. И действительно, спустя полчаса зрители стали расходиться, и я мог заняться своим делом без помех. Однако брамеи не появлялись. Мой хозяин всё торопил меня и в конце концов не выдержал: «Давай кончай это дело, пироги совсем остынут! Бабочки прилетят и сядут, никуда не денутся!» С сожалением, поминутно оглядываясь, я пошёл за хозяином в дом.
