Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса
СЕСТРЫ
У Дунфин-Пушинки было две сестры: Вингшён — Прекраснокрылая и Гюльдёга — Златоглазая. Сильные, умные птицы, они, однако, не отличались ни таким мягким, пушистым и блестящим оперением, как у Пушинки, ни таким милым, кротким нравом. Они были еще маленькими желтыми гусятами, когда поняли, что и родителям их, и родичам, и даже доброму рыболову Пушинка больше по душе. И сестры с детства возненавидели ее.
Когда дикие гуси приземлились на шхере, Прекраснокрылая и Златоглазая как раз паслись на маленькой зеленой лужайке неподалеку от берега и сразу же увидели чужаков.
— Глянь-ка, сестрица Златоглазая, какие великолепные дикие гуси разгуливают по нашему островку, — молвила Прекраснокрылая. — Мне редко приходилось видеть птиц с такой дивной осанкой. Глянь-ка, среди них есть и белый гусак! Видала ты кого-нибудь красивее? Он может свободно сойти за лебедя!
Златоглазая согласилась с сестрой и предположила, что это, по-видимому, какие-то знатные чужеземцы прибыли на их островок. Но вдруг, запнувшись на полуслове, она воскликнула:
— Сестрица Прекраснокрылая, сестрица Прекраснокрылая, ты не видишь, кто прилетел вместе с ними?
Тут Прекраснокрылая тоже узнала Пушинку и застыла на месте с разинутым от изумления клювом.
— Неужели это она? — наконец придя в себя, прогоготала Прекраснокрылая. — Не может быть! Как она затесалась в такое знатное общество? Она давно должна была подохнуть с голоду на Эланде!
— Хуже всего, что она может наябедничать батюшке с матушкой, рассказать им, как мы со всей силой налетели тогда на нее и вывихнули крыло, — молвила Златоглазая. — Кончится тем, что нас сгонят со шхеры!
— Жди беды, раз эта балованная молодка вернулась назад, — злобно прошипела Прекраснокрылая. — Поначалу, пожалуй, умнее всего сделать вид, будто мы ей очень рады. Она ведь ужасно глупа и, верно, даже не догадалась, что мы ее толкнули нарочно.
Пока Прекраснокрылая и Златокрылая гоготали, решая, как им быть, дикие гуси стояли на берегу, расправляя крылья после перелета. Потом они длинной вереницей поднялись на скалистый берег, к расселине в скале, где, как сказала Пушинка, обычно паслись ее родители.
Родители Пушинки были чудесные почтенные птицы. Жили они на островке дольше всех других и всегда помогали советом и делом всем вновь прибывшим. Они тоже видели, как прилетели дикие гуси, но не узнали в их стае Пушинку.
— Вот чудеса, что дикие гуси приземлились как раз на нашей шхере! — сказал хозяин гнезда, отец Пушинки — Замечательные птицы, видно по полету! Но где найти пастбище для такой большой стаи?
— Не так уж у нас и тесно! — молвила его жена, кроткая и добрая, как Пушинка. — Неужто мы не сможем принять как положено этих нежданных гостей?
Когда стая во главе с Аккой приблизилась, родители Пушинки вышли ей навстречу. И только собрались было сказать «Добро пожаловать на наш островок!», как со своего места в хвосте стаи взлетела Пушинка и, опустившись между родителями, вскричала:
— Батюшка! Матушка! Это я! Разве вы не узнаете меня? Я — Пушинка!
Старые гуси не сразу поверили своим глазам, но потом, разумеется, узнали дочь и несказанно обрадовались. Пока дикие гуси, Мортен-гусак, да и сама Дунфин-Пушинка наперебой рассказывали, как она была спасена, прибежали Прекраснокрылая и Златоглазая. Еще издали они стали кричать «Добро пожаловать!» и делали вид, будто страшно радуются возвращению Пушинки, так что та была искренне растрогана.
Диким гусям пришлось по душе на шхере, и они решили отправиться в путь на следующее утро. Тут сестры спросили Пушинку, не хочет ли она поглядеть, где они собираются вить гнезда. Пушинка согласилась и последовала за ними. Места, которые выбрали себе сестры, были прекрасные — укромные и хорошо защищенные.
— А где поселишься ты, Пушинка? — спросили они.
— Я? — удивилась молодая гусыня. — Я и не думаю оставаться на шхере. Я полечу с дикими гусями на север, в Лапландию.
— Жаль, что ты нас покидаешь! — притворно вздохнули сестры.
— Я охотно осталась бы с вами и с родителями, — сказала Пушинка, — но я уже обещала большому белому гусаку выйти за него…
— Что? — зашипела от злости Прекраснокрылая. — Тебе достанется в мужья белый красавец гусак? Но это же: — Тут она осеклась, потому что в этот миг Златоглазая больно толкнула сестру.
Да, было о чем посудачить злым сестрам в то утро! Они выходили из себя оттого, что у Пушинки такой красавец жених, белый гусак. Сами они, правда, тоже уже обручились, но их женихи были самые заурядные серые гуси. После Мортена-гусака собственные женихи показались сестрам такими уродливыми и простоватыми, что им больше и глядеть-то на них не хотелось.
— Экая досада! — молвила Златоглазая. — Лучше бы он достался тебе, сестрица Прекраснокрылая!
— А по мне, лучше бы он издох. Ведь теперь я буду все лето только и думать, что Пушинка вышла за такого красавца — белого гусака! — прошипела Прекраснокрылая.
Тем не менее сестры продолжали притворяться, будто страсть как любят Пушинку, а после обеда Златоглазая взяла ее с собой, показать серого гусака, за которого собиралась выйти замуж.
— Он не так красив, как твой, зато можно не беспокоиться — уж он-то тот, за кого себя выдает!
— О чем это ты, сестрица Златоглазая? — спросила Пушинка.
Сперва Златоглазая не хотела объяснять, что она имела в виду, но под конец все же призналась: они с Прекраснокрылой всё думают, что с белым гусаком — нечисто.
— Где ж это видано, чтобы белый гусак летал в одной стае с дикими серыми гусями, — сказала сестра Пушинке, — и мы всё думаем: уж не заколдован ли он?
— Да вы просто глупышки! Ведь он домашний гусь! — с негодованием воскликнула Пушинка.
— Но он возит с собой заколдованного человечка и вполне может быть, что и сам заколдован, — стояла на своем Златоглазая. — А ты не боишься? Может, твой Мортен — черный баклан?
Златоглазая говорила складно, и бедная Пушинка испугалась до смерти.
— Ты говоришь не то, что думаешь, — жалобно сказала маленькая серая гусыня. — Ты просто хочешь напугать меня!
— Я желаю тебе добра, Пушинка, — возразила Златоглазая. — Ужасно было бы видеть, как ты улетаешь с черным бакланом. Но я дам тебе совет: попытайся заставить белого гусака съесть несколько корешков. Я их сама собирала! Если он заколдован, это тотчас же обнаружится! А если нет, он останется самим собой.
Нильс сидел среди диких гусей, слушая беседу Акки и старого серого гусака-хозяина, как вдруг прилетела с истошным криком Пушинка:
— Малыш-Коротыш! Малыш-Коротыш! Мортен-гусак умирает! Я погубила его!
— Бери меня к себе на спину, Пушинка! И отнеси скорее к нему! — завопил мальчик.
За ними последовала и Акка с дикими гусями.
Белый гусак лежал на земле, с трудом переводя дух и не в силах вымолвить ни слова.
— Пощекочи ему под горлом и похлопай его по спине! — посоветовала мальчику Акка.
Нильс так и сделал; большой белый гусак закашлялся и выплюнул большой корешок, застрявший у него в горле.
— Ты эти корешки ел? — спросила Акка, показав на корешки, лежавшие на земле.
— Да, — ответил гусак.
— Твое счастье, что они застряли у тебя в горле, — сказала Акка. — Они ядовиты. Если бы ты проглотил их, ты бы тут же издох.
— Пушинка попросила меня их съесть! — недоуменно произнес гусак.
— Корешки мне дали сестры, — сказала Пушинка и поведала диким гусям всю историю.
— Берегись своих сестер, Пушинка, — предупредила Акка, — от них тебе добра ждать нечего!
Но Пушинка, сама такая добрая, не верила, будто кто-то может желать ей зла. И когда немного погодя за ней явилась Прекраснокрылая, чтобы тоже показать своего жениха, Пушинка, не раздумывая, последовала за ней.
— Да, он не так красив, как твой, — сказала сестра Пушинки, — зато он куда храбрее и отчаяннее!
— Откуда ты знаешь? — ревниво спросила Пушинка.
— Вот послушай! В шхеры повадился летать хищник-чужак. Каждое утро он уносит либо чайку, либо утку. На шхерах только стон стоит.
