Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
– И все же где он?
– Далеко. Думаю, что уже дальше годуновских когтей.
– Я вижу, ваш род не очень чествует Годуновых.
– Точно, не очень. Это старинная вражда.
Кажется, все было решено, и этот странный союз состоялся. Вторая подмена была одобрена Симеоном.
– Стой! – вдруг сказал он. – А крест? Царский крест!
– Ты прав! – согласился Афанасий. – Как же это я упустил. Крест, пожалуй, главный документ в этом деле. Крест этот знаменитый. Его крестный отец Иван Федорович Мстиславский через царскую казну в Греции заказывал. Крест необходимо вернуть. Не беспокойся, я за этим прослежу.
– Я вижу, Борис, что ты не очень жалуешь Нагих, – сказал царь Федор Борису Годунову, когда тот зачитывал ему приказы о наказании угличских людей.
– Верно, государь, не жалую.
– А почему?
– Много причин для этого есть. Вспомни хотя бы, государь, тот случай, когда отец твой Грозный сына своего Ивана посохом прибил. Помнишь?
– Помню, Борис.
– Ведь я тогда вмешался. Хотел брата твоего от государя защитить. Этим же посохом мне крепко досталось. Царь Иван и меня тогда убивал. Я две недели потом пролежал в постели и от побоев, и от огорчения. А старший Нагой – Федор, тесть царский, тогда на меня наговор сделал, что я, мол, нарочно лежу, чтобы царскую жалость к себе вызвать.
– И что же было? – спросил Федор.
– А то и было. Приехал царь Иван мои фальшивые раны смотреть. Не дай Бог, чтобы они и в самом деле фальшивыми оказались. Мне бы тогда еще добавлено было бы здорово, если не до смерти. На мое счастье, раны мои настоящими были – шрамами кровавыми.
– А дальше что случилось? – спросил царь.
– То и случилось, государь, что за поклеп на меня царь велел врачу Строганову Федору Нагому такие же раны поставить.
Из Углича всех Нагих, включая Марью, решено было разослать по разным монастырям и крепостям и держать в строгости. Но никакого вредительства над ними не делать.
Всех жильцов, кто в бунте был или бунту препятствовать не хотел, из города выслать с семьями.
У колокола, которым народ к погрому сзывали, язык вырвать и из города вывезти, отбить ему ухо и отправить в Тобольск.
– Тех жильцов с семьями, которых выселяют, куда направить решили? – спросил царь Федор.
– По разным местам. В Сибирь и на север.
– Есть такой город в Сибири Пелым, – сказал Федор Иванович. – Я недавно туда поминки слал на монастырь. Очень бедный город. Там рабочие люди нужны. Надо бы углицких людей в этот город послать. Пусть Пелым подымется немного.
С этих пор город Углич захирел.
В конце июня противотатарские полки стали стягиваться к Серпухову. Ставились шатры, разбивались палатки, поднимались стяги.
Впрочем, народ был небалованный, и спать, укрывшись попоной, положив голову на камень, мог любой, начиная от полкового начальника до последнего захудалого воина.
О хане стало доподлинно известно, что Казым-Гирей идет в сторону Тулы большой тучей в сто пятьдесят тысяч всадников, нигде не медля, обходя крепости, не рассыпаясь для грабежа. Это и радовало, и сильно пугало. Значит, будет меньше разора по стране, и значит, будет опасней последствиями главная битва.
Воинство прибывало и прибывало. Шла посо#ха – городские и уездные обязательные дружины. Толку от них, как правило, бывало немного. Шли профессиональные заградительные полки из подходных к Москве городов. Выделялись строгой дисциплиной одетые в форму стрельцы и городские казаки.
Подвозились пушки, шли отряды пищальщиков. На длинных возах везли разобранные крепости на колесах. Это были знаменитые гуляй-города – новейшее изобретение московской военной мысли.
Дальние города особо не беспокоили. Времени было в обрез, да и татары уже были татары не те. К этим временам бивали их не однажды. Все-таки вызвали дружину и полки из Новгорода. Пусть будут.
Накануне Годунов через казаков получил письмо от Бибикова. В нем фразами, разбитыми переносом, сообщалось, что хан точно идет на Литву, а не на Москву. И что накануне ясновидцы предсказали ему полную удачу. Отчего у хана прекрасное настроение.
Настроение у самого Годунова сразу улучшилось, и уверенность в успехе в этом огромном противостоянии татарам резко возросла. Она передавалась всем окружающим, в том числе семье царя.
От Оки прискакали казаки, сказали, что хан с большой ратью движется к Москве, а не к Серпухову.
Поэтому на большом совете порешили стягивать полки к самой Москве, чтобы хан не мог обойти их или разбить.
Когда за спиной у армии большая крепость, в которой можно укрыться, армия чувствует себя гораздо спокойнее.
К войскам выехал сам царь. В сопровождении Мстиславского блеклый Федор ехал на маленькой спокойной лошади: бояр, воевод, дворян лично жаловал, а целый рой священнослужителей раздавал благословления направо и налево.
Прискакал с Оки стрелецкий голова Колтовский и объявил, что хан перешел Оку и уверенно направляется к Москве. Ночевал он в Лопасне. Татар идет рать огромная, даже наемники у них есть с артиллерией.
Мстиславский по сговору с Годуновым выслал легкий отряд тульских и смоленских боярских детей с луками и пищалями к реке Пахре сбивать татар с переправы.
Ничего из этого не вышло. Татары сделали засаду и сбили сам отряд. Побили детей боярских, многих взяли в плен. Воевода Бахтеяр-Ростовский, раненный, едва успел ускакать в поля. Конь у него был спорый.
Мстиславский тогда решил больше травлей татар не заниматься, а споро стягивать все силы к Коломенскому.
Войска подтянулись и выстроились перед Даниловым монастырем. Сзади был обоз со всем необходимым, запасным оружием: луками, стрелами, саблями, пищалями; конечно же, с провиантом, питьевой водой в большом количестве и всяким лекарским снаряжением, необходимым для битвы.
Запаздывал только Новгородский полк. Заплутал где-то возле Серпухова. А может, полк нарочно не очень-то спешил. Еще не забылась обида новгородцев на Ивана Грозного, – родителя нынешнего царя, за его кровавую расправу над городом.
В чистом поле споро были собраны два гуляй-города с артиллерией на помостах с прорезями для пищальных стрелков, со всеми военными припасами. Города эти обычно перевозили в разобранном виде на телегах, и несколько плотников-пушкарей собирали их в течение полудня на нужном месте.
Решили сделать сюрприз для татар, секретное оружие: катай-город. Смастерили площадку деревянную на крепких тележных колесах, поставили на нее три заряженные пушки с фитилями. И хорошо расчистили дорогу вниз, к предполагаемым татарам.
Утром в воскресенье подошел к Москве хан. Без всяких переговоров его люди стали задирать передовые полки русских.
Сходились на большом поле в бою и целые отряды, и отдельные всадники. Русские выпускали вперед профессионалов – литовцев и немцев с мушкетами. Изрядное количество крымцев они положили на траву.
Удало показал себя Федор Никитич Романов. Два раза выскакивал он на горячем черном коне к дерущимся, проскакивал сквозь дыру в цепи и саблей с ходу снимал одного из татар. Не останавливая коня, по дуге разворачивался и на обратном скаку снимал другого.
Татары заметили яркого и ладного мурзу, делающего столь рискованные рейды. И в следующий его заход уже несколько всадников его караулило. Очень им хотелось добыть такого князя, такого коня, такое оружие.
Едва князь проскакал сквозь цепь, за ним уже бросилось четверо всадников на быстрых низких конях.
Но князь знал, что делает. Вдогонку за этими четырьмя уже шли, разбрасывая копытами по сторонам мягкую июньскую землю, пятеро княжьих людей. И эти пятеро сняли четверых, гнавшихся за князем.
Московия очень обрадовалась.
Эдакая травля крымцев с русскими шла полдня.
