Занимательная Греция - Гаспаров Михаил Леонович (первая книга txt) 📗
ТАЙФУН — тихоокеанский ураган. Это китайское слово, означающее сильный ветер. Но когда англичане (веке в XVIII) стали записывать его латинскими буквами, то нарочно записали так, чтобы по-латыни оно читалось шифон. А Тифон в греческой мифологии был чудовищем в полмира величиной, нападавшим на самого Зевса; и шифоном греки (и римляне тоже) называли ураганный ветер. И вот смелые языковеды предполагают: греческое слово тифон перешло в арабское туфан (что значит «прилив»), арабские мореплаватели донесли его до китайских берегов, там оно вошло в китайский язык и из китайского было возвращено англичанами в греческую мифологию.
ШПАРГАЛКА. Наверное, это — самое неожиданное в нашем списке «старых знакомых» греческого происхождения. Было греческое слово спарганон, означало детские пеленки, а заодно всякую грязную и рваную ткань. В средние века оно перешло в латинский язык и стало произноситься спарганум, а в XVII в. — из латинского в польский, стало произноситься шпаргал и означать «измаранный клочок бумаги». Отсюда через украинские бурсы это слово благополучно достигло наших школ.
Часть шестая
Александр и Александрия, или Греция подводит итог
Блажен овладевший знанием:
Нет ему ни народных бед,
Нет для него неправедных дел,
Пред взором его —
Бессмертный космос природы,
И откуда он встал, и как он стоит;
У такого в душе
Нет места недоброму помыслу.
Юность Александра
Александра Македонского трудно представить себе живым человеком — кажется, что он был мифологическим героем. Он прожил тридцать лет и три года. Он за десять лет покорил почти весь мир. Он был ученик мудрого Аристотеля и поклонник великого Гомера. Он был так прекрасен, что первым в Греции стал брить себе бороду, чтобы она не скрывала черт его лица. Вести о его подвигах прилетали в Грецию из дальних восточных земель и тут же становились легендами.
Рассказывали, будто в ночь, когда он родился, в городе Эфесе сгорел храм Артемиды — одно из семи чудес света, и это потому, что богиня Артемида была в тот час далеко, в македонской столице, и помогала царице Олимпиаде родить Александра. Храм сжег сумасшедший по имени Герострат: он был тщеславен и хотел покрыть свое имя славой, хотя бы и дурною. Его казнили, а имя его запретили произносить, чтобы его желание не исполнилось. Увы, это не удалось: дурная слава легка.
Александру было три года, когда Филипп установил власть над Фессалией, пять лет, когда тот овладел Фракией, десять лет, когда тот прошел за Фермопилы и был принят в Дельфах. Александр жаловался: «Отец все завоюет и ничего мне не оставит!»
Александр учился бегать, ездить верхом, владеть оружием. Бегал он быстрее всех. Филипп спросил его: «Хочешь бежать в Олимпии?» Александр ответил: «Да, если соперники будут цари».
Филиппу подарили коня, он был прекрасен, но так дик, что ни один наездник не мог с ним совладать. Вызвался подросток Александр. Он заметил, что конь боится своей собственной движущейся тени, направил коня против солнца, побежал с ним рядом, а потом неожиданно вскочил ему на спину. Конь взвился и понесся прочь; никто из свиты не мог его догнать. Когда конь и всадник вернулись, Александр был еле жив, конь весь в пене, но уже повиновался ездоку. Филипп поцеловал сына и сказал: «Ищи себе другого царства: Македония мала для тебя».
Конь этот стал любимым конем Александра и носил его во всех битвах. Звали его Букефал — «Бычья голова». Он умер, когда Александр воевал в Индии. Александр построил над его могилой город и назвал его Букефалой.
Аристотель рассказывал юному Александру, что по учению философа Демокрита таких миров, как наша Земля, существует бесчисленное множество. «А я не владею и одним!» — воскликнул Александр. «Демокрит засмеялся бы, услышав такие слова», — сказал ему Аристотель. Но Александр не смеялся.
Это Аристотель научил Александра любить Гомера. Свиток с «Илиадой» всю жизнь лежал у Александра под подушкой вместе с кинжалом. Это был свиток, сделанный по особому царскому заказу: вся огромная поэма была записана на одной папирусной полосе, и так мелко, что ее (будто бы) можно было хранить в ореховой скорлупе. Он говорил: «Во всем мире я завидую только Ахиллу: у него был друг при жизни и певец после смерти». Когда он переправился в Азию, то первое, что он сделал, — это пришел на место, где стояла Троя, и принес жертвы на кургане Ахилла и Патрокла.
Александр был единственным сыном Филиппа от царицы Олимпиады. Но у Филиппа было много побочных детей от разных любовниц. Александр упрекал отца. Отец отвечал: «Это чтобы ты получил царство не по наследству, а по достоинству».
Но вскоре стало не до шуток. Филипп отстранил Олимпиаду и взял в жены новую царицу. Не прошло и года, как Филипп был убит. Убил его один придворный юноша, обиженный родственниками молодой царицы и не нашедший защиты у царя. Подговорила его к убийству, конечно, Олимпиада. Убийцу распяли, но, когда его сняли с креста, Олимпиада надела на мертвого золотой венок, а потом сожгла его тело над могилою Филиппа. А молодой царице она послала яд, меч и петлю — на выбор.
Гибель Филиппа, конечно, не обошлась без предзнаменований. Он готовил поход на Персию и послал спросить пифию, за ним ли будет победа. Пифия ответила: «Бык увенчан цветами, и близок тот, кто заколет!» Филипп принял это за добрую весть и возгордился. На придворном празднестве было шествие в честь двенадцати богов, на колесницах везли их статуи. Филипп велел вывезти за ними тринадцатую колесницу с собственной статуей и пошел за нею сам, без свиты, в белой одежде. Тут его и убили.
Вся Греция всколыхнулась. Фиванцы и афиняне начали восстание. Но не успели они собрать силы, как под Фивами уже стоял двадцатилетний Александр с македонским войском. Осада была недолгой, а расправа жестокой. Город Фивы был стерт с лица земли; среди развалин оставили стоять только дом поэта Пиндара, прославлявшего когда-то прежних македонских царей. Тридцать тысяч фиванцев были проданы в рабство. Устрашенная Греция оцепенела.
Александр собрал военачальников и сказал им: «Пора идти на Персию». Военачальники молчали, только Парменион, старый соратник Филиппа, сказал: «Сперва, Александр, роди македонцам такого сына, как ты». Но Александр спешил к славе. Поход был объявлен.
Александр явился в Дельфы и спросил у оракула, ждет ли его победа. Пифия отказалась дать пророчество: день был неблагоприятен для вещаний. Александр схватил ее и силой потащил к пророческому треножнику. Женщина, с трудом отбиваясь, вскричала: «С тобой не справиться, Александр!» Он отпустил ее: «Только это я и хотел услышать».
Выступая в поход, он роздал друзьям все свои царские доходы. «Что же ты оставляешь себе?» — спросили его. Он ответил: «Надежду».
Подвиги Александра
Александр хотел владеть Азией не как захватчик, а как наследник: по праву самого доблестного и мудрого. Когда он проходил через Фригию, ему показали в храме колесницу древнего царя Гордия, дышло которой было привязано к ярму узлом каната из кизиловой коры. Говорили, что кто развяжет этот узел, тот унаследует власть над всей Азией. Александр попробовал и не смог: узел был запутанный. Тогда он взмахнул мечом и разрубил Гордиев узел. Это вошло в пословицу.
Когда он пришел в Египет, то узнал, что здесь царей считают живыми богами. Тогда он объявил себя богом, сыном Зевса-Аммона. Азиатские народы признали это с готовностью: они привыкли. Греки — другое дело: они негодовали. Афиняне так шумели в своем народном собрании, что оратор Демад им сказал: «Оберегая ваше небо, не прозевайте вашу землю!» Только спартанцы презрительно ответили послу Александра: «Если Александр хочет быть богом — пусть будет!»
Главная борьба за Азию предстояла с персидским царем Дарием Младшим. Александр уже разбил его в одной битве — предстояла вторая. Дарий предложил Александру мир и половину своего царства. Старый полководец Парменион сказал: «Я согласился бы, будь я Александром». Александр ответил: «А я согласился бы, будь я Парменионом». Дарию он написал: «В небе не может быть двух солнц: покорись или бейся». Дарий дрогнул. Перед самой битвой он опять предложил Александру полцарства и огромный выкуп. Александр ответил: «Ты предлагаешь мне то, что тебе уже не принадлежит».