Гомункулус - Плавильщиков Николай Николаевич (лучшие книги онлайн txt) 📗
Лорансе и Мейран не ударили лицом в грязь, не осрамили своего профессора. Прилежные ученики с раннего утра до позднего вечера вскрывали осьминогов, каракатиц, кальмаров. Они резали их щупальца, подсчитывали присоски на щупальцах, анатомировали мозг, изучали глаза… Словом, они сделали с этими мягкотелыми животными все, что смогли, и изрезали у них все, что поддавалось анатомическому ножу. И когда они закончили свою работу и показали Сент-Илеру десятки препаратов, сотню рисунков и несколько исписанных тетрадей, тот пришел в восторг.
— Вы достойны своего учителя! — сказал он им. — Пишите мемуар о головоногих.
Прилежные ученики уселись за новую работу: принялись писать мемуар. Они оправдали надежды Сент-Илера, больше даже — превзошли их, ибо в написанном ими мемуаре головоногие сравнивались с… позвоночными.
— У них мозг заключен в хрящевую коробку — чем не череп? Их глаза так похожи на глаза позвоночных, а нервная система очень сложна и не уступает нервной системе хотя бы рыб.
Когда Сент-Илер прочитал этот мемуар, то забыл о старой дружбе с Кювье, забыл обо всем. Он уселся писать приложение к мемуару своих учеников и здесь разошелся вовсю: ехидничал, язвил, высмеивал Кювье.
«Кювье утверждает, что природа делает скачки, что типы резко разграничены. Это неверно. Примеры налицо: разве можно провести резкую границу между осьминогами и позвоночными? Разве головоногие не есть те же позвоночные, только сложенные на спинную сторону?»
Он писал с увлечением: наконец-то ему удалось столь блестяще доказать ошибочность утверждений Кювье, того самого Кювье, который считался законодателем в зоологии!
Доклад был прочитан в заседании Института. Кювье сначала сидел и спокойно слушал, потом приподнялся, но овладел собой и снова сел. Он собрал все свои силы, чтобы не выказывать особого волнения, хотя был раздражен вне всякой меры.
Осьминог.
Он помнил, что началом своей карьеры обязан Сент-Илеру, долго избегал ссор и столкновений, но всему бывает предел. Он больше не мог терпеть и молчать: его честь, его имя были поставлены на карту.
— Я не буду сейчас возражать на этот легкомысленно написанный мемуар, — сказал Кювье как смог спокойно. — Мы устроим ряд заседаний по этому поводу. Пусть Сент-Илер защищает свои положения, а я буду защищать свои.
Так начался этот грандиозный диспут, растянувшийся на ряд заседаний и приковавший к себе внимание всей ученой Европы.
— Все органы находятся в соответствии с той ролью, которую животное играет в природе, которую оно должно играть, — говорил Кювье.
— Ах, так! — ответил Сент-Илер. — Я где-то читал (он так сказал это «где-то», что всякому стало ясно — у Кювье), что так как рыбы живут в воде, которая плотнее, чем воздух, то их движущие силы рассчитаны так, чтобы дать им возможность двигаться в этих самых условиях. Что ж! Если делать такие умозаключения, то можно договориться и до того, что человек, ходящий на костылях, с самого начала был предназначен к тому, чтобы иметь парализованную или ампутированную ногу…
Он прибавил к этому, чтобы окончательно сразить Кювье, что не приписывает божеству никаких намерений, а наблюдает только факты, что он — историк и никто больше. Это имело целью показать, что Кювье в своих теориях старался во что бы то ни стало подтвердить и утвердить идею божества, что его теории типов и катастроф направлены к тому, чтобы лишний раз подтвердить библейскую историю сотворения мира.
Кювье не остался в долгу: он начал бить Сент-Илера фактами, ловко увертываясь от того, в чем не был силен.
— Моллюски — те же позвоночные, — иронизировал он. — Конечно, они так похожи на них, что Сент-Илер скоро разучится отличать человека от осьминога. Вы посмотрите только, какое колоссальное сходство: у беззубки — жабры, у человека — легкие. У осьминога — жабры, у каракатицы есть чернильный мешок, есть воронка, с помощью которой она плавает, у них есть щупальца с присосками, — ничего этого нет у позвоночных. У головоногих нет скелета, кроме незначительной известковой пластинки; их нервная система построена совершенно иначе. Сент-Илер считает, что жабры и легкие — одно и то же: и тем и другим дышат. Он считает, что руки и щупальца одно и то же: ими хватают. Может быть, он считает и ноги человека и воронку осьминога за гомологичные органы? Ведь с их помощью передвигаются…
— И все же животные построены по одному общему плану, — пытался возражать Сент-Илер.
— Да? Хорошо! Я беру полипа, кита, ужа и человека. Все ли органы у них одинаковы? Есть ли у полипов все, что имеет кит?
— Нет…
— А раз так, то где оно, это пресловутое единство? Покажите мне его!
Кювье приводил факт за фактом. Он опирался на данные палеонтологии и анатомии, перечислял органы. Он принес на диспут горы костей и так ловко и быстро перебирал эти кости, так уверенно называл их, что публика глядела на него, как на искусного фокусника.
Сент-Илер отвечал весьма туманными и общими местами. Победа от него явно ускользала.
Начался июльский переворот 1830 года. Париж кипел в огне разгоревшихся страстей. Ни Кювье, ни Сент-Илеру не было до этого дела: они спорили. Их спор — спор об единстве плана строения, о сходных органах, об изменчивости животных — был для них важнее, чем роспуск парламента и новый избирательный закон, лишавший множество граждан избирательных прав. Даже 26 июля, накануне вооруженного выступления рабочих, академики собрались на очередное заседание. Правда, затем заседания прервались до октября: Кювье уехал в Англию, якобы за материалами для своего очередного труда. На деле он поспешил показать свою непричастность к протестам либеральных ученых, возмутившихся беззакониями правительства и «зашумевших» уже во время заседания 26 июля.
Осенью спор возобновился.
Схема «головоногое — позвоночное»:
(налево — головоногий моллюск, направо — позвоночное животное, согнутое пополам): 1 — головной мозг; 2 — пищевод; 3 — желудок; 4 — кишечник; 5 — заднепроходное отверстие; 6 — половая железа; 7 — сердце; 8 — легкие; 9 — жабры; 10 — мочевой пузырь; 11 — почка; 12 — брюшная полость; 13 — спинной мозг; 14 — нервный узел; 15 — щупальца.
— Они гомологичны, все эти органы! — утверждал Сент-Илер. — Они различны по виду, да. Но это потому, что условия жизни всех этих животных…
— Это Ламарк! — презрительно усмехнулся Кювье. — Хватит с нас этих бредней.
— Не смейтесь над мертвыми! — закричал Сент-Илер. — И притом это вовсе не Ламарк. Я не признаю никаких внутренних побуждений, никаких психических условий. Внешняя обстановка действует на животное непосредственно, без вмешательства психики. Да и какая психика может быть у таракана или полипа!
— Так все изменяется, все?
— Да! И вы должны знать это: вы изучали ископаемых. Вы должны были видеть, что было время, когда Земля кишела болотными гадами, чудовищными ящерами. Тогда же росли мхи, хвощи, папоротники. Тогда было царство болота. Где же оно теперь? Мы видим жалкие остатки от него, остальное исчезло…
— Так это я говорю — исчезло, — вмешался Кювье. — Я! Моя теория…
— Ах, что такое ваша теория! — рассердился Сент-Илер. — По вашей теории, все амфибии должны были быть уничтожены, — все. Они мало совершенны, а ведь вы утверждаете, что после каждой катастрофы появлялись все более совершенные существа.
— Ну и что же? Амфибии могли появиться только в условиях этих гигантских болот? Согласен. Но… скажите мне, пожалуйста, почему исчезли не все амфибии, почему часть их дожила до наших дней?
