Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗

Все приглашенные насторожились: это что, война?

– Тем не менее наш государь просит всех торговых людей торговать и вести свои дела по-прежнему. Эта ситуация не касается Польского государства, она касается польского короля. В скорое время самозванец будет схвачен и привезен в Москву. И уже после этого наш государь объявит свое решение относительно короля и государства Литовского.

Десятки голов включились в размышление, что все это значит: шантаж? Предупреждение? Угроза?

– А сейчас наш государь просит гостей не скучать, веселиться. Он сам хочет подняться на высокую колокольню и позвонить в колокола. За него остается сын государя Федор Борисович. И если у кого из званых людей есть просьбы и важные неотложные дела, можно с ним все решить прямо здесь, не выходя из палат. Слово Федора – слово государево. Мы не прощаемся. Мы скоро вернемся.

Гости Годунова переглядывались. Все было настолько непривычно, что не укладывалось в голове.

Борис поднялся из-за стола, поклонился гостям и вышел из палат. Он направился в сопровождении десятка самых ловких стрельцов из личной охраны к Ивану Великому. Не приведи Господь оказаться на их пути даже в закрытом от посторонних людей Кремле.

Рядом с ним шел дежурный лекарь Генрих Шредер из Любека и командир роты немецких телохранителей француз Жак Маржерет.

Желание подняться на самый верх было давним. Борис с детства боялся высоты. Он и себя хотел преодолеть, и иностранцам показать, что царь не просто в хорошем здравии, но еще может чудить и самодурствовать.

Борис с большим трудом и долго поднимался по деревянным лестницам, а когда поднялся на самый верх, ахнул! Он и не подозревал, что Москва такая огромная. Глаз радовали купола, купола, купола и зеленый лес с лугами, уходящий за горизонт.

Снега уже почти нигде не было. Далекие грязные деревни-заставы казались чистыми и игрушечными.

– Ну как, Генрих, нравится тебе Москва?

– Хороша, государь. Отсюда очень хороша. Он выделил слово «отсюда».

– А вон наше подворье, государь. И мой дом отсюда видно. Вон тот, с красной крышей.

– Как ты думаешь, стрела отсюда до него долетит? – спросил Годунов.

– Нет, ваше величество. Далеко.

– А ты, Жак, как считаешь?

– Не долетит, государь.

Все молчали, прикидывая расстояния.

– Из пушки этот дом можно достать, – пошутил Маржерет. – Может, попробуем, государь?

– Есть у нас один лучник из татар, – задумчиво произнес Борис. – Он может достать.

– Далеко, государь, – стояли на своем иностранцы.

– Позвать сюда Разрубая, – велел Борис. – Пусть самый сильный лук возьмет. Да мигом, а то мы здесь замерзнем на ветру.

Охранники бросились выполнять приказание. Но Борис вдруг почувствовал колотье в боку, дурноту и срочно велел свести его вниз.

– Татарин пусть стреляет, – приказал он. – Потом мне доложите.

Борис вернулся к гостям в Золотую палату. Сел за стол, хотел что-то сказать, но вдруг схватился за грудь, закашлялся, и все гости увидели, что изо рта его, из ушей и даже из глаз хлынула кровь. Борис забился в конвульсиях, и его срочно вынесли из зала.

Гостей охватил ужас. Все замерли и онемели. Первым очнулся и вспомнил о государственных делах царевич Федор. Он приказал Маржерету:

– Закрыть город! Чтоб ни один всадник не выехал!

Борис умирал. Умирал в той же палате, где умирал царь Федор Иоаннович.

Он терял память, кровь. Прибежал патриарх, за ним явилось духовенство. Кое-как успели причастить царя святых тайн. Над полумертвым совершили пострижение в схиму, нарекли Боголепием. Около трех часов пополудни Борис-Боголеп умер.

После смерти тело Годунова быстро почернело, как уголь. Все оно изломалось до неузнавания. По городу поползли слухи, что его отравили.

Потому отравили, что он слишком близко приблизился к разгадке тайны самозванца. Он уже знал, кто выковал Лжедмитрия, и готовился к расправе с этими семьями. Просто его опередили.

При его смерти присутствовали врачи: Новомбергский Давид Весмер, Генрих Шредер из Любека, Иоанн Гильген из Риги, Иосиф Фидлер из Кенигсберга, Эразм Венский из Праги.

Когда Генрих Шредер вернулся к вечеру в свой дом, он увидел в стене, в наличнике над окном, тяжелую боевую татарскую стрелу.

Народу целый день не решались говорить о кончине Бориса Федоровича. Только на другой день стали посылать народ в Кремль целовать крест на верность царице Марии и сыну Федору. Патриарх объявил, что царь Борис завещал им свой престол.

На следующий день Бориса похоронили в Архангельском сборе.

Новый русский царь Федор Борисович Годунов был шестнадцати лет, полный телом, румяный, светлоглазый. Он был изучен всякого философского «естествословия».

Ему присягнули в Москве без ропота, но говорили:

– Недолго царствовать Борисовым детям! Вот Дмитрий Иванович приедет в Москву!

Весть о смерти царя Бориса дошла до царевича Дмитрия в тот момент, когда он в походном шатре занимался с отцами Николаем и Андреем географией на двух больших вручную раскрашенных плоскошариях, разложенных на его походном столе.

Вместе с отцами иезуитами он искал удобный торговый путь в Индию. Кроме того, он собирался просить отцов иезуитов растолковать ему некоторые места в томе сочинений Квинтилиана. [5]

Вдруг прискакал измученный казак от атамана Корелы. Он подал царевичу длинную замасленную черную стрелу, к которой нитками было примотано письмо.

В письме, присланном в крепость на стреле из московского войска, было всего три слова: «Царь Борис умер».

– Что будем делать, царевич? – спросил отец Андрей Чижевский.

– Будем дальше заниматься, – ответил Дмитрий.

– Но ведь это такая важная новость!

– Очень важная. Именно поэтому будем ждать подтверждения. Второй вести, – сказал Дмитрий. – А вдруг это просто фокус, чтобы выманить нас из города.

Тем не менее занятия как-то сами собой прекратились.

Когда все вышли из шатра, царевич встал на колени и стал страстно молиться на свой походный иконостас, на икону Божией Матери, привезенную из Курска, и благодарить Бога. Хотя такая молитва была явно неправедной. Царевич понимал, что, наверное, это неправильно – благодарить Бога за смерть даже врага.

С этого дня города один за одним стали сдаваться и присягать новому, истинному, настоящему государю.

В это же время по всем городам, портам и заставам была разослана другая присяга:

«Целую крест государыне своей, царице и великой княгине Марии Григорьевне всея Русии, и ее детям, государю своему и великому князю Феодору Борисовичу всея Русии, и государыне своей, царевне и великой княжне Ксении Борисовне всея Русии, на том, чтобы мне хотеть им, государям моим, добра во всем вправду и безо всякой хитрости.

Чтобы государыне моей, царице и великой княгине Марии Григорьевне всея Русии, и ее детям, государю моему, и великому князю Феодору Борисовичу всея Русии, и государыне моей, царевне и великой княжне Ксении Борисовне всея Русии, зла мне не хотеть ни в чем никакого. Ни задумывать, ни делать колдовским путем и всякой хитростью по этому крестному целованию.

Также мне над государынею моей, царицей и великой княгиней Марией Григорьевной всея Русии, и ее детьми, государем моим и великим князем Феодором Борисовичем всея Русии, и государыней моей, царевной и великой княжной Ксенией Борисовной всея Русии, ни в еде, ни в питье, ни в платье, ни в чем ином зла никакого не чинить, ничего дурного не мыслить и не испорчивать, и зелья лихого и корений не давать.

А кто захочет зелье и коренье лихое давать и мне станет предлагать, чтобы мне государыне царице и великой княгине Марии Григорьевне всея Русии, и ее детям, государю моему, великому князю Феодору Борисовичу всея Русии, и государыне моей, царевне и великой княжне Ксении Борисовне всея Русии, какое зло совершить, мне того человека никак не слушать и зелья и коренья у него не брать, да и людей своих с колдовством и со всяким лихим зельем и с кореньем не посылать.