Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века - Чуковский Николай Корнеевич (полная версия книги .TXT, .FB2) 📗
Д’Экюр смутился.
— Право, капитан, я не понимаю, что произошло. Когда я находился здесь, течения почти не было. Лейтенант Бутэн говорил мне что-то о течении, но оно было так слабо…
Лаперуз задумался.
— Сейчас время отлива, — сказал он. — Вода из бухты уходит в море. А так как путь ей преграждает мель, она вся устремилась нам навстречу через этот проход. Вы были здесь два часа назад. Тогда отлив только начинался, и течение было слабое. Теперь оно будет все усиливаться.
Фрегаты вошли в самое узкое место прохода. Паруса судорожно захлопали в последний раз и поникли — ветер исчез. «Буссоль» на секунду застыла на месте и стала медленно пятиться кормой. Мало-помалу движение становилось все быстрее. С исчезновением ветра перестал действовать руль. Лаперуз опасался, что «Буссоль» налетит на «Астролябию». Но, к счастью, «Астролябию» тоже понесло назад. Едва оба корабля были вынесены из прохода в открытое море, как снова подул ветер.
Но о новой попытке войти в бухту нечего было и думать: начало быстро темнеть, а в темноте не отличишь глубоких вод от мелких.
Всю ночь провели корабли под парусами в открытом море. Прошло уже десять суток с тех пор, как путешественники впервые увидели этот берег. Десять суток видели они лужайки, где можно отдохнуть, ручьи, где можно набрать свежей воды, хорошие места для охоты, и все это было для них недосягаемо! За эти десять суток экипаж обоих кораблей выбился из сил. Вблизи берега управлять кораблем гораздо труднее, чем в открытом море, потому что нельзя идти прямо: все время нужно менять курс. А частая перемена курса заставляла матросов постоянно передвигать паруса. В течение десяти суток люди не успевали выспаться, не успевали поесть. Вонючую питьевую воду опять выдавали по порциям.
И на следующее утро, едва рассвело, Лаперуз снова попытался войти в бухту.
Утром начался прилив. У входа в бухту на этот раз их ждет попутное течение. И Лаперуз снова направил свои корабли к узкому коридору между бурунами.
Теперь не течение мешало ему, а ветер. Ветер дул с берега. Против ветра управлять кораблем очень трудно, и фрегаты долго не могли попасть в узкое горло прохода.
Наконец они вошли — впереди «Буссоль», позади «Астролябия». И течение подхватило их.
Сначала они двигались медленно, потому что ветер толкал их обратно в море. Лаперуз приказал опустить паруса, и корабли потащило в бухту. Проход становился уже, течение сильнее. Они уже неслись, как вихрь, по извилистой темной дорожке. В нескольких метрах от них со дна торчали камни, возле которых клокотали пенистые водовороты. Об управлении судами нечего было и думать. «Буссоль» летела вперед, вертясь, как волчок. «Астролябию» тащило боком.
И вдруг перед ними из воды вырос утес, преградив им дорогу. Моряки закричали от ужаса. Остановиться было невозможно. Утес едва поднимался над поверхностью моря, и волны свободно переплескивались через его вершину. Немудрено, что д’Экюр и Бутэн, побывавшие на шлюпках только в самом начале прохода, не могли заметить такой низкий утес.
Гибель казалась неизбежной. Но возле самого утеса течение сделало крутой поворот. Повинуясь течению, «Буссоль» обогнула роковой утес, поцарапав о его шершавую спину обшивку левого борта. Как молния пролетела она по серебряной гладкой поверхности просторной бухты и, круто завернув, остановилась невдалеке от лесистого берега.
«Астролябия» проделала тот же самый маневр, в том же самом месте обогнула утес, потом, качаясь и пританцовывая, пронеслась через всю бухту и остановилась рядом с «Буссолью».
В первую минуту никто не мог опомниться от счастья. У многих на глазах были слезы. По правде сказать, все они уже считали себя погибшими во время головокружительного «полета» по извилистой узкой дорожке между подводными глыбами.
Лаперуз приказал спустить якоря.
В бухте
Из-за вершин исполинских сосен то там, то здесь вырывались клубы дыма. Берег был населен.
Жителей пришлось дожидаться недолго. Легкие длинные лодки понеслись к кораблям. Бухта наполнилась гулом голосов. Индейцы кричали, размахивали руками, пели. Французов они нисколько не боялись. Не спрашивая разрешения, они со всех сторон лезли на корабль, и скоро на палубе «Буссоли» их набралось человек восемьдесят. Многие из них явились с женами.
Женщины очень заботились о своей наружности. У каждой нижняя губа была проколота насквозь, и в отверстии торчала деревянная ложка. От этого украшения рты их были сильно выпячены. Лица свои они мазали известью, глиной и салом.
Мужчины тоже были изрядные франты. Всюду, где только можно, — в уши, в нос, — они вставляли птичьи перья. Без жалости протыкали они себе кожу, чтобы всунуть в отверстие перо. И мужчины и женщины были одеты в тюленьи шкуры.
Индейцы явились вовсе не из пустого любопытства. Их нисколько не интересовали ни белые, ни корабли. Они приехали торговать. Оружия они не привезли с собой никакого, и намерения у них, безусловно, были самые мирные. Но кражу они, как и жители острова Пасхи, не считали плохим поступком. С самым миролюбивым видом вытаскивали они гвозди из палубных досок и, приветливо улыбаясь, залезали в карманы матросов.
— Что с ними делать?! — восклицал Лаперуз, разглядывая своих непрошеных гостей, спокойно расположившихся на палубе.
Лаперуз чувствовал себя как в западне. В эту бухту не только трудно проникнуть — выйти из нее, пожалуй, будет еще труднее. А леса вокруг бухты полны индейцев, которые, если им не угодишь, могут, чего доброго, завладеть фрегатами.
И Лаперуз решил завязать с индейцами дружественно-деловые отношения. Он объяснил им, что приехал в их страну для торговли.
Индейцам это очень понравилось. Они навезли на корабль множество тюленьих и медвежьих шкур, груды свежей рыбы. В уплату они требовали только железа. Нет, им не нужны ни бусы, ни цветные тряпки, приводившие в такой восторг жителей острова Пасхи. Они люди деловые, практичные, практичнее даже гавайцев, им подавай гвозди, топоры, ножи, железные обручи. Сами добывать железо индейцы не умели, изготовляли свои орудия из камня и кости. Тем более ценили они железные предметы: за десяток гвоздей охотно отдавали большую котиковую шкуру.
В воровстве они были не так разборчивы: крали решительно все, что попадало под руку. Сорвет какой-нибудь ловкач веревку с палубы, прыгнет в воду и исчезнет. А предложи ему такую же веревку за маленькую рыбку — ни за что не купит. Индейцы разбили стекла в капитанской каюте и растащили их по осколкам.
Корабли нуждались в небольшой починке. Особенно поистрепались паруса: в них зияли дыры, которые необходимо было зашить. Произвести эту работу на корабле очень трудно, а свезти паруса на берег Лаперуз не решался: индейцы там все растащат.
К счастью, посреди бухты находился лесистый островок. Возле него было настолько глубоко, что корабли могли подойти почти вплотную. На этот-то островок, находившийся под защитой обоих фрегатов, Лаперуз отвез свои паруса.
На островке был прохладный ключ с прекрасной свежей водой. Этой водой наполнили опустевшие за время плавания бочки. Всего за три дня моряки воздвигли около ключа обсерваторию, кузницу и мастерскую для починки парусов.
Обсерваторией назывался простой дощатый сарай с отверстием в крыше для телескопа. Астроном Дажеле перенес в сарай телескоп и проводил там все ночи.
Впрочем, одну ночь он все же провел на корабле. Небо было пасмурное, облачное. Он решил, что оставаться в обсерватории бессмысленно, и уехал на «Буссоль».
Все сооружения французов на островке постоянно охранялись небольшими отрядами морской пехоты, потому что индейцы нередко пускались вплавь через бухту и доплывали до островка без всякого труда. В эту ночь обсерваторию, кузницу и мастерскую сторожили двенадцать солдат под командой двух молодых офицеров — Лористона и Дарбо. Офицеры расставили солдат под открытым небом, а сами легли спать в обсерватории. Они разделись, разложили на земляном полу свои мундиры и сделали из них постели, чтобы было мягче. Возле себя они положили свои ружья и спали до утра.
