Леонардо да Винчи - Дитякин Валентин Тихонович (мир книг .TXT) 📗
Из последующего развития науки мы знаем, что Леонардо в этом случае ошибался — Солнце также имеет свое движение. Но тогда это положение, противоположное утверждениям церкви и старой науки, носило явно революционный характер.
Много раздумывал Леонардо о происхождении Земли. Он выдвинул ряд ценных положений о строении Земли, соотношении между сушей и водой, о движении воды, впоследствии блестяще подтвержденных наукой.
Не оставлял Леонардо и технику.
Как и раньше, много беспокойства жителям Милана и его окрестностей причиняла угроза наводнения. В годы военных действий гидротехнические сооружения, предохранявшие город от этого бедствия, пришли в упадок и нуждались в реконструкции. Миланские власти обратились за советом и помощью к Леонардо.
Он охотно пошел им навстречу и в 1509 году построил новый шлюз.
Особенное же внимание Леонардо в этот период привлекала анатомия.
Для выработки материалистического мировоззрения занятия анатомией имели большое значение, ибо рассеивали множество нелепых сказок, сочиненных служителями католической церкви.
Священники и монахи резко враждебно относились ко всем, кто пытался посягать на авторитет церкви. У них всегда было наготове обвинение дерзкого в «нечестии», «кощунстве» и «безбожии». Поэтому-то, чтобы сохранить жизнь, приходилось производить вскрытие трупов тайно.
* * *
Темная осенняя ночь. Далекая окраина Милана. Дождь, зарядивший еще с утра, превратил широкую немощеную улицу в непроходимое болото. Маленькие полуразвалившиеся домишки. Стены их, когда-то белые, давно уже покрылись грязными потеками и большими пятнами плесени. Около хибарок нет ни садов, ни цветников. Только одинокие старые ивы роняют на землю мокрые темно-желтые листья.
Глухая тишина. Слышен лишь плеск дождевых струй да редкий жалобный вой бродячих собак.
По узенькой дорожке вдоль стен домов, то и дело задевая их плечами или локтями, идут двое. Впереди — невысокий коренастый человек в больших сапогах, в черном плаще. В правой руке у него фонарь, скупые лучи которого тускло освещают безрадостную картину городской окраины. В левой руке, спрятанной под плащом, он держит тщательно завернутые в холст стеклянные банки.
— Здесь осторожнее, мессер!
— Спасибо, друг! — и в тот же момент крепкая, сильная рука Леонардо ловко подхватывает своего спутника и ставит его на дорожку.
— Благодарю вас, мессер!
И опять молчание. Вокруг так тихо, что кажется — нет ни большого города, ни людей. Только редкий лай собак да сочное чавканье грязи.
В этот час на окраине все спят. Мелкие ремесленники, рабочие мануфактур, рыбаки, лодочники, грузчики, нищие — все они с первыми лучами солнца должны быть на ногах. Унылая, беспросветная жизнь: тяжелый от восхода до захода солнца труд, несколько часов короткого, беспокойного сна.
Полное безлюдье. И даже тот, кому случится запоздать — рыбак или бездомный бродяга, ищущий пристанища, — спешит, завидев путников, нырнуть в калитку первого попавшегося домика и там переждать прохожих.
Вот и последние хибарки. Глаз едва различает мрачное приземистое строение. От него и на расстоянии веет какой-то безнадежностью. Это госпиталь святого Иоанна, последнее прибежище людей, выброшенных за борт жизни.
Они стекаются сюда со всего города и из его окрестностей в туманной надежде найти излечение своим неизлечимым, часто еще совершенно не ведомым тогдашней науке болезням.
— Ну, наконец-то! — облегченно восклицает Зороастро.
Он стучит в тяжелую дверь. Долгое молчание. Потом глухой голос:
— Кого бог принес?
В круге фонаря видна большая седая борода. Маленькие подслеповатые сонные глазки буравят пришельцев.
— Свои! — коротко отвечает Зороастро.
В руку сторожа падает тяжелая монета. Со скрипом и скрежетом дверь открывается шире.
Теперь все трое молча идут по двору. Справа распласталось низкое длинное строение почти без окон. Вместо них — незастекленные дыры, через которые вырывается наружу спертый, густо насыщенный зловониями воздух, слышится храп, стоны, бред людей.
Чем ближе к небольшому каменному домику, где помещаются мертвецкая и часовня, тем шаги проводника становятся медленнее, а доносящееся из-под густых усов бормотание громче:
— Господи, спаси и сохрани... Да не покарает меня...
Не дойдя до домика нескольких шагов, проводник останавливается и вопросительно смотрит на своих спутников.
Поняв его взгляд без слов, Зороастро снова лезет в карман куртки, и снова тяжелая монета легко утопает в морщинистой дрожащей руке старика.
Большой фигурно вырезанный ключ переходит в руку Зороастро.
— А мне-то что?.. Они сумасшедшие... Я ни при чем... — ворчит старик, возвращаясь обратно.
Леонардо и Зороастро входят в мертвецкую. Тяжелый потолок низко нависает над грязным каменным полом. Так душно, что Зороастро не сразу решается закрыть дверь. Он стоит на пороге и жадно вдыхает ночную сырость.
— Приступим, друг. Время не терпит!
Леонардо перешагивает через порог, вынимает пучок свечей и быстро зажигает их. Колеблемое ветром, проникающим сквозь разбитое стекло маленького, прорубленного под самым потолком оконца, пламя трепетно освещает большой стол, на котором лежит обнаженный труп. В углу на мокрой, пропитанной кровью соломе еще несколько трупов. Худые до того, что ребра выпирают наружу, покрытые кровью и грязью, они вызывают не столько страх, сколько жалость и отвращение.
Зороастро взбирается на табуретку и затыкает окошко. Потом зажигает большой светильник, раскладывает на краю стола блестящие инструменты. Сбросив плащ и камзол, Леонардо засучивает рукава и приступает к вскрытию трупа.
— Держи!.. Подай вот тот... Скорей, скорей!.. — говорит Леонардо своему верному помощнику.
Долгое время в мертвецкой стоит тишина, нарушаемая лишь позвякиванием инструментов.
Леонардо рассекает грудь трупа, осторожно отделяет ткани, кропотливо возится с мелкими кровеносными сосудами. Работа идет очень медленно. Многое, очень многое приходится делать наугад, лишь по догадке, и естественно, что ошибки часты и их много.
Часы идут своей неторопливой поступью. Белый халат Леонардо испачкан кровью. Лоб ученого покрыт крупными каплями пота. Руки, ноги, все тело ноет от огромного напряжения и усталости. Только глаза по-прежнему остры и внимательны.
Вдруг в тишине раздается какой-то едва слышный звук. Крыса, что ли, скребется? Зороастро отходит от стола и тихонько открывает боковую дверь в часовню.
На большом низком столе посередине стоит гроб, в головах покойника тускло горит свеча, на груди его лежит раскрытая, наспех брошенная книга.
Словно огромная летучая мышь, широко взмахнув полами сутаны, торопливо спрыгивает с табуретки, поставленной под окошком в мертвецкую, монах.
— Стой! — негромко говорит Зороастро и кладет свои железные пальцы на плечо монаха.
Монах сделал попытку вырваться. Бесполезно! Если уж кого схватит Зороастро, только смерть сможет его освободить.
— Пусти! — прохрипел монах. — Пусти! Ты понимаешь, что делаешь!
Зороастро ухмыльнулся:
— Понимаю, и очень хорошо.
— Ты знаешь, кому ты служишь? Дьяволу! Сыну дьявола! — прошипел монах.
— Потише, потише! — спокойно сказал Зороастро. — Не шуми, святой отец, а то...
— Ах ты, нечестивец! Смотри, как бы...
— Что — как бы?
— Кому ты служишь? Что делает твой господин? Великое кощунство! Оскверняет созданные богом существа! Нарушает установленный богом порядок: раскрывает то, что самим богом создано скрытым! Это великий, смертный грех! Непростительный грех! Молись, молись! Кайся! Кайся сейчас же! На колени! — И монах поднял вверх руку, призывая Зороастро стать на колени.
Но Зороастро продолжал стоять неподвижно. Он только убрал свою руку с плеча монаха. Монах передернул плечом.
— На колени, нечестивец, а то я прокляну тебя! Ты пойдешь в ад, и никакие силы не спасут тебя от страшных адских мук...
Монах почти кричал, а Зороастро продолжал почему-то улыбаться.