Необыкновенный консилиум - Шингарев Геннадий (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
То там, то здесь возникала молва о том, что волшебный камень наконец-то найден. Короли и владетельные князья, без конца воевавшие друг с другом и нуждавшиеся в деньгах, жадно ловили эти слухи, и то и дело при дворе какого-нибудь феодального властителя появлялся загадочный человек в долгополом одеянии, с серебряной бородой и демонстрировал перед восхищёнными зрителями «трансмутацию»— превращение металлов в золото.
Вот рецепт приготовления золота, взятый из книги XIII века:
«Возьми кусочек золота величиною с боб. Брось его на тысячу унций ртути — последняя превратится в красный порошок. Прибавь унцию этого порошка к тысяче унций ртути, и она также превратится в красный порошок. Если из этого порошка взять одну унцию и снова бросить на тысячу унций ртути — всё превратится в медикамент. Брось унцию этого медикамента на новую тысячу унций ртути, и она также превратится в медикамент. Брось унцию этого нового медикамента ещё на тысячу унций ртути — и она вся превратится в золото, которое лучше природного».
Быть может, вы заметили, что в этом замысловатом рецепте отсутствует самое главное — пресловутый камень, при помощи которого из ртути получается золото. Автор книги предпочёл не раскрывать тайну. Оно и понятно. Ведь он сам не знал, где взять этот камень.
Алхимик Рамон Лулл, из книги которого мы заимствовали приведённый рецепт, поступил на службу к английскому королю, обещав ему наполнить даровым золотом опустевшую государственную казну. Когда же выяснилось, что он не в силах это сделать, король заточил алхимика в темницу. Тем не менее легенда утверждает, что Лулл приготовил в тюрьме тысячу унций золота, и эти деньги будто бы пошли на организацию крестового похода против турок.
Мечта средневековых учёных не осуществилась. И всё же тысячелетняя погоня за волшебным, никак не дававшимся в руки «медикаментом» не была напрасной. Мимоходом алхимики совершили немало настоящих открытий. Они создали химическую посуду, научились приготовлять многие вещества, открыли новые элементы, изобрели порох, фарфор. В конце концов они превратили свою причудливую «науку» в подлинную науку — химию. Это произошло в XVII веке, приблизительно через сто лет после смерти Теофраста Гогенгейма.
Гогенгейм верил в трансмутацию. Так же как он верил во многое другое, что теперь кажется нам чепухой и выдумкой, — в приметы и заклинания, в нечистую силу и в то, что судьба человека написана на небесах. Ведь он во многом был ещё средневековым человеком. Но он был врач. И от алхимии он ждал не богатства, не золота, а помощи страждущим. Однажды он сказал: «Цель алхимии — не добывание золота, а приготовление лекарств».
С помощью легендарного философского камня Гогенгейм надеялся добыть панацею — некое тайное лекарство, помогающее от всех болезней.
В те времена в ходу были пышные, загадочно-иносказательные наименования веществ. Чудесная панацея именовалась «Красным Львом». Были у неё и другие названия: медикамент, тинктура, Великий Магистерий.
Конечно, и панацея была такой же недостижимой мечтой, как многие другие фантазии средневековья: создание вечного двигателя, искусственного человека в колбе или эликсира вечной молодости. И однако, мы чтим память Парацельса.
Ведь именно от него ведёт своё начало современная фармакология — наука о лекарственных веществах.
Среди многих любопытных изречений Парацельса есть такое: «Весь мир — аптека, и Всевышний — верховный фармацевт». Ни один учёный до него не увидел таких возможностей извлекать полезные вещества из окружающей нас природы. Ни один медик не создал так много новых лекарств.
Раньше врачи признавали только настои и отвары из растений. Эти отвары Парацельс презрительно называл «супной приправой». Он предложил лечить больных солями металлов, приготовленными химическим путём — в лаборатории. Многими из них мы пользуемся до сих пор.
Короче говоря, он первым по-настоящему понял, какое значение имеет для врача химия. Организм человека — это тоже своего рода лаборатория. Химические реакции происходят внутри нас. От их нарушения возникают болезни. Парацельс пришёл к выводу, что древние греки заблуждались. Учение о четырёх соках организма — ошибка.
И когда он это понял, тo решил заявить об этом во всеуслышание. Что из этого вышло, вы узнаете в следующей главе.
Глава 27
«ПРИМИТЕ БЛАГОСКЛОННО ПОПЫТКУ НАШУ ОБНОВИТЬ МЕДИЦИНУ»
В праздник Иванова дня 24 июня 1527 года Гогенгейм вышел на базарную площадь в швейцарском городе Базеле. Ученики несли за ним несколько толстых медицинских книг в переплётах из телячьей кожи.
Произошло скандальное событие. На глазах у всего народа, посреди площади, Гогенгейм сжёг книги древних авторов.
Этим он хотел показать, что порывает с обветшалой университетской наукой, с заплесневелой мудростью прошлого.
На дверях университета появилось объявление. Оно было длинным и витиеватым, как принято было говорить и писать в те времена, и начиналось так:
«Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, доктор и профессор, приветствует медицинских студентов!
Поелику медицина, яко дар божий, необходима людям превыше всех наук, то решили мы вернуть ей истинное её лицо… Хотим очистить её от тяжких заблуждений, но не по завету древних, не сказкам ихним следуя, а тому лишь, что мы из самой природы вещей почерпнули, собственным размышлением постигли и долгим опытом проверили… Итак, если кого прельщают тайны врачебного искусства, кто горит желанием в искусстве этом преуспеть, то пусть приходит к нам. Примите благосклонно сию попытку нашу обновить медицину».
Дальше говорилось, что лекции по терапии и хирургии будут читаться ежедневно, по два часа, по новым учебникам, которые написал сам Гогенгейм.
И лекции начались.
По обычаю, средневековый профессор поднимался на кафедру, облачённый в мантию. Пальцы его были унизаны перстнями, в руках он держал жезл. Изъяснялся только по-латыни.
А Парацельс явился в аудиторию в грязном балахоне, на котором виднелись пятна кислот. Это значило, что он проводит время не над пыльными фолиантами, а в лаборатории, где своими руками приготовляет лекарства для больных. С вызывающей самоуверенностью «князь медицины», как он скромно себя именовал, принялся излагать с кафедры своё учение, и притом не на учёной латыни, а па обыкновенном, всем понятном немецком языке.
Низкорослый, тщедушный на вид профессор был опоясан огромным мечом. Этот меч, с которым он не расставался, можно видеть на портретах Гогенгейма, дошедших до нас. Чего только о нём не рассказывали! Ходили слухи, что
в его рукоятке доктор прячет какое-то снадобье. Утверждали, что в мече скрывается нечистая сила.
Но всё это было бы ещё ничего. Хуже было то, что Гогенгейм нанёс смертельное оскорбление своим коллегам — университетским профессорам. Он объявил их невеждами. Городских врачей и аптекарей он обвинил в том, что они обманывают больных.
