Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗

Но Марья (она же Марфа) и слушать ее не стала. Она вырвала из ближней поленницы полено и стала бить Василису Волохову по голове.

– Это все ты! Это все ты! Твой сын Осип! Это Данила Битяговский! Это Никитка Качалов!

Злость захлестывала царицу. Она знала, что так и будет.

Мало того что ее, красавицу, выдали замуж за старика-урода царя! Мало того что этот царь, этот царь-полутруп еще при своей жизни сослал ее в изгнание в этот маленький глухой город! Так теперь убили еще сына! Отобрали и сына, и последнюю надежду поцарствовать, свести счеты со всеми врагами-ненавистниками.

Это не просто сына убили. Это убили всю жизнь.

Она дико кричала, и била, и била поленом по голове Василису Волохову! У Волоховой уже были перебиты пальцы! Волохова валялась в ногах, умоляла ее не бить. Вся голова у нее была в крови, а царица не могла перестать.

Появились ее братья. Оба прискакали верхами: пьяный Михайло Нагой и полупьяный Григорий.

Григорий не удержался и тоже стал бить ногами мамку.

Отовсюду сбегался и съезжался люд. Посадские, слободские, посошные люди… Рабочие с пристани с топорами. Казаки с судов… Какие-то люди с рогатинами…

– Дьяки убили царевича!

Набат бил все тревожней и тревожней. И со всех сторон неслось:

– Дьяки убили царевича!

Прискакал на взмыленной лошади сам старший дьяк Михайло Битяговский. Он пытался успокоить народ. Но не тут-то было.

– Бейте его! – приказал Михайло Нагой.

Прислужливый люд первым начал дрекольем бить Битяговского и стаскивать его с лошади. А как же не бить, ведь прозевали царевича, надо хоть здесь выслужиться перед царицей.

Особенно старался конюх Тимофей Петров, который к этому времени окончательно проснулся. Тяжелая оглобля в его руках переломала не одну защищавшуюся руку.

Михайло Битяговский на коне пробился к деревянной избе для служилых людей и даже успел запереться. Но толпа выломала дверь, выволокла Михайлу наружу и забила камнями и палками до смерти. Заодно убили Данилу Третьякова, человека Битяговского, который тоже оказался в избе.

На свою беду, прибежал на задний двор Никита Качалов – друг Осипа Волохова, сына забитой мамки.

– Бейте его! – кричала ополоумевшая Мария. – Вот он убийца!

Никиту Качалова забили.

Откуда-то приволокли полуживого, ничего не понимавшего Осипа Волохова и на глазах у царицы Марфы убили окончательно.

Служивый человек Волоховых Васька было кинулся закрыть хозяина телом, так в момент забили и его.

Толпа озверела. Стали бегать за всей семьей Битяговского и его людьми. Притащили к царице его мать и сестер. И если бы не вмешательство попа Спасского собора Богдана и других священников, их забили бы до смерти тоже.

Кровь лилась рекой.

Сына Битяговского Данилу убили в дьячей избе. После всего всем миром разграбили дом и подворье ненавистного дьяка.

Питье в бочках из погреба Битяговского выпили и бочки покололи. Со двора забрали лошадей девятеро. Пусть от проклятого дьяка будет польза. Под шумок увели их в дальние деревни.

Все ненавистное семя людей Годунова было убито или попряталось. Многие дьяковы люди убежали в леса.

Долго еще волны злобы и крови перекатывались из края в край Углича. Долго еще звенел и плакал колокол.

Постепенно злоба стала затихать. Все стало успокаиваться.

Вспомнили о Москве.

И это воспоминание было таким нехорошим, что в животе холодело, а ноги подгибались.

Убитого царевича Григорий Нагой прилюдно отнес в собор Спаса Преображения, где младенца оставили для отпевания и похорон, чтобы все жители города могли пойти и проститься с ним.

Только этого не произошло. Заплаканные женщины в мрачных черных платках и вооруженные ножами люди из дома царевича встали на ступеньках храма и ни одного человека не пускали внутрь.

Ни один горожанин так и не сумел в этот день увидеть убиенного столь дорогого всем царского отрока и проститься с ним.

Чex-итальянец Симеон, покидая город, понимал, что главная тайна и опасность для Московии уезжает из Углича вместе с ним в его карете.

На сегодняшнем языке ее бы назвали «детонатор для огромной бомбы по имени государство Российское».

Два дня подряд высылал Михайло Нагой свою вооруженную челядь на московскую дорогу перехватывать всех людей, скачущих в Москву и едущих из нее. Ясно становилось, что дела его плохи.

Крови в Угличе больше не было, хотя рукоприкладство и побои продолжались. На второй день почему-то убили юродивую женку Орину, чей сын Афонька недавно был взят ко дворцу. Это было последнее и не совсем понятное убийство.

Многие уже стали понимать, что «угличское дело» добром не кончится и надвигается московская расправа. Посадские люди видели, как пытаются Нагие спрятать концы в воду.

Всех убитых Михаил Федорович Нагой велел стащить в овраг. На них сверху положили залитое кровью оружие. Прошел слух, что Михайло велел полить его курячьей кровью.

Первый посыльщик с известием о смерти царевича вылетел из города через двадцать минут после его гибели. Он не мог ничего сообщить Москве, кроме факта смерти Дмитрия Углицкого. Но о ней следовало известить Годунова немедленно. За каждую минуту промедления можно было потерять голову. Правитель Борис держал информационную струну между Угличем и Москвой туго натянутой.

Второй гонец с подробным рассказом о событиях в городе выехал на следующий день утром, еще затемно. В Москве он оказался к концу заутрени. В семье Годунова еще и не ложились.

Происшедшее ошеломило правителя. Событие могло быть самым несчастным и самым счастливым случаем для него. Одно неверное движение – и он со всей семьей летит в пропасть, в тартарары. Зато все дальнейшие поступки, сделанные им грамотно, скорее всего приведут его на престол.

То, что случилось, напоминало монету, упавшую на ребро. Она стоит и недолго держит равновесие. Но как она упадет – орлом или решкой? Троном или плахой? Надо помочь ей правильно упасть – троном вверх.

Борис отправился с докладом к царю.

Влах [1] Симеон встретил карету Афанасия Нагого – старшего из четырех братьев царицы – в десяти верстах от Углича.

Старший Нагой сидел на козлах рядом с кучером и лично правил горячей четверкой лошадей. Он так был увлечен гонкой, что они непременно бы разминулись с итальянцем, если бы не очередная починка тракта и огромная полубочка с провизией, задержавшие лихача. Лет Нагому было много, к шестидесяти шло, но силен он был и горяч, как будто ему не было и тридцати.

Симеон бросился к нему, размахивая руками:

– Стой, стой!

Старший Нагой соскочил к нему.

– Важное дело есть!

Они оба поискали место, чтобы свести кареты с дороги. Воспитатель позвал Афанасия в свою карету.

Мальчишка лежал на сиденье в полубреду. Только что закончился приступ падучей. Чернобородый, весь налитой мышцами Афанасий напрягся:

– Что случилось, латинянин?

Доктор вкратце все ему пересказал. Нагой не переспрашивал. Он все схватывал и понимал с ходу. За внешним обликом туповатого военачальника, стратилата [2] средней руки, скрывался цепкий ум азиатской воды дипломата.

– Боюсь, мои братья там сейчас наломают, – сказал он. – Хоть бы сообразили не раскрывать подмены. – Он подумал и добавил с некоторой злостью:

– Вот что, доктор, пути назад нам с тобой нет. Или на трон, или на плаху! И хорошо, если на плаху сразу!

– Как так? – не понял доктор.

– А так. Наши ребята, прежде чем тебе голову отсечь, любят с мышкой еще поиграться.

Он еще секунду размышлял:

– Значит, так, доктор. Я возьму царевича и спрячу его. Есть глухое место. Ты поезжай дальше, в Москву. Остановишься у наших. Деньги я тебе дам. У меня с собой много. Походи по лавкам, по магазинам немецким, закупи все необходимое на НЕ-СКОЛЬ-КО лет. Напирай на ученые книги, на словари и все нужное для ученья. Купи все важное для себя, вплоть до тулупа и крепких сапог. Надо сделать так, чтобы года два вы с мальчишкой никуда не высовывались. Когда все сделаешь, приезжай в Ярославль к городовому приказчику Богданову, он тебе укажет, что делать. И главное, НИ-КО-МУ ни слова, иначе – могила. Да ты и сам ученый. Отнеси мне мальчишку в карету. Неси под мышкой, как сверток. Деньги я тебе здесь в кошеле оставлю. Да, и оружием обзаведись самым лучшим.