Кто главнее? - Белоусов Вадим Михайлович (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Строящееся судно было цехом среди цехов. Длинное — с футбольное поле, широкое, как дом, оно еще несло в себе следы незавершенности: трюмы без люков, мачты без макушек, корма без винтов — все как в забывчивом детском рисунке — нереальное, почти уродливое. Но упорный труд корабелов гнал и гнал стальные ручьи к стапелю, и судно из «гадкого утенка» у нас на глазах превращалось в великолепного морского орла. Теперь один лишь шаг отделял его от стихии, для которой он был создан. Спуск! Вздыбив водяные валы, под гром оркестра и дружное «ура» корабелов судно сходит со стапеля.
Суда… Как изменились они на глазах лишь одного поколения. Трепещущие блеклые кадры кинохроники 20-х годов с дергающимися фигурками людей заставили нас с Тимой забыть об окружающем. Да и можно ли было смотреть безразлично на подвиг советского ледокола «Красин», спасающего экспедицию Нобиле! Сам ледокол — неуклюжий и угловатый, маленький черный лилипут среди враждебных льдов, — казалось, нуждался в помощи. Его скромные размеры, характерные для того времени дымовые трубы, надстройки, очертания корпуса не производили впечатления мощи и несокрушимости, напротив, казались уязвимыми и ненадежными.
Изображение на экране становится четче и яснее. Оно и понятно. Эти кадры снимались значительно позже предыдущих — в 30-е — 40-е годы. С судов исчезли многочисленные дымящие трубы — значит, вместо паровой машины, пожирающей горы угля, на них стали устанавливаться двигатели внутреннего сгорания, и пароход стал именоваться теплоходом. Изменились и их формы — стали лаконичнее, стремительнее, увеличились скорость и грузоподъемность.
А вот построенные в послевоенные годы научно-исследовательские суда «Космонавт Юрий Гагарин» и «Космонавт Владимир Комаров». Огромные чашеобразные сооружения на их палубах, сеть антенн, связанных с сотнями приборов, создают неповторимый облик этих «космических» судов. Даже человеку, далекому от судостроения, достаточно одного взгляда на них, чтобы понять, как далеко ушло искусство корабелов, как расширились возможности отрасли.
И наконец, кадры хроники воссоздают перед нами самые волнующие моменты из истории советского флота — атомоход «Арктика», проламывая льды, выходит на Северный полюс планеты. Огромный величественный ледокол замирает во льдах. Радостные, возбужденные члены команды выскакивают на лед. Давно ли экспедиция Нобиле стремилась к полюсу на дирижабле — и вот советский ледокол впервые в мире сумел проложить свой путь в эту труднодоступную точку земного шара! Как же отличается ледокол «Красин» — спасатель экспедиции Нобиле — от «Арктики», какой огромный путь проделало наше судостроение! С этой мыслью мы с Тимой выходили из зрительного зала.
Сеанс окончен, но образ корабля-завода еще долго стоит перед глазами. Я понимаю, что фильм не ответил и на сотую долю вопросов Тимы, даже наоборот — разжег его любопытство, сделал ожидание утра томительнее. Но это и хорошо. Тем лучше он воспримет все, что его ожидает завтра.
На другой день мы были на заводе. Он поразил нас своим размахом. Это был город в городе. Бесконечные здания и постройки образовывали проспекты и улицы, только в огромных окнах вместо цветов и занавесок мелькали тени вращающихся валов, вспыхивали сполохи электросварки, а вместо вереницы прохожих по пустынным проездам время от времени торопливо пробегала электрическая тележка — кар. Где же тысячи людей, которые только что на наших глазах прошли сюда через заводскую проходную? Чем они заняты, что находят они в своем труде для ума, для души, для сердца? Весь завод со своими сложнейшими механизмами и множеством интереснейших профессий лежал перед нами как увлекательная книга, которую предстояло прочитать…
Олег — коренастый, грубоватый, басовитый, но веселый и доброжелательный — сразу расположил к себе Тиму.
— Что это ты вырядился, — потянул он моего друга за галстук, — ты что, экскурсант? Ты резерв рабочей гвардии! Идемте-ка, подберу вам «цивильные» костюмчики.
Мы зашли в цех, где Олег вручил нам синие рабочие куртки и белые каски, вроде мотоциклетных шлемов.
— На корабле судостроитель обязан быть в каске: техника безопасности, — пояснил Олег.
Теперь мы ничем не отличались от других работников завода и могли совершать экскурсию, не привлекая внимания. Я взглянул на Тиму. Белая каска явно шла ему, в ней он выглядел взрослее и мужественнее. В окружении заводских корпусов, огромных кранов, заготовок металла он казался заправским корабелом.
— Ну, с чего начнем? — спросил Олег.
— Не знаю, — пожал плечами Тима.
— Давай по порядку, — предложил я, — знакомь нас с важнейшими профессиями в той последовательности, как строится корабль.
— Извольте. — Олег вдруг замахал руками знакомому машинисту. Темно-зеленый с красной полоской тепловоз притормозил, мы все вскарабкались на него и забились в кабину, стараясь не мешать машинисту.
— Знакомьтесь: первая судостроительная профессия — машинист тепловоза, — улыбнулся Олег.
— Как это так, — переспросил Тима, — какое отношение имеет тепловоз к кораблям?
— Самое прямое. — Олег задумчиво поглядел на убегающие под зеленую гусеницу поезда рельсы. Лицо его смягчилось, куда-то ушла обычная суровость. Он стал таким, каким я особенно любил его — вдохновенным, увлеченным рассказчиком. Да, Олег умел рассказывать, и, кажется, сейчас он собирался это сделать. Я не ошибся. Кашлянув, не спеша помяв папиросу, он начал свой рассказ об одной рабочей профессии, второй, третьей…
Морской поезд
Когда «Ханс Хедтофт» покидал берег Гренландии, никому из провожающих не могло прийти в голову, что они последние, кто видят этот теплоход. Новейшие навигационные приборы позволяли уверенно вести судно днем и ночью, в дождь и туман. Его стальная обшивка была вдвое толще обычной, а семь водонепроницаемых переборок и усиленная носовая часть теплохода были хорошей защитой экипажа и пассажиров. И все же «Хансу Хендтофту» не суждено было добраться до берегов родной Дании.
Впрочем, по крайней мере один человек мог предвидеть роковую развязку. Это был депутат датского парламента Ауго Линг. Его привело в бешенство решение министерства по делам Гренландии начать строительство мощного, не боящегося льдов теплохода, который мог бы беспрепятственно курсировать между датскими портами и побережьем Гренландии.
Дело в том, что маршрут нового теплохода неизбежно проходил бы далеко от обычных морских путей, обслуживаемых ледовым патрулем, который следит за появлением опасных для кораблей айсбергов. Никто не мог бы предупредить экипаж о приближении устрашающих ледяных гор, и что самое главное, в случае катастрофы никто не сумел бы прийти на помощь терпящему бедствие судну. Со всей энергией Ауго Линг — депутат от Гренландии — убеждал коллег отказаться от постройки судна. Но это ему не удалось. Началось строительство, и скоро «Ханс Хедтофт» был торжественно спущен на воду.
Его капитаном стал старый морской волк Раус Рассмусен, пятидесятивосьмилетний ветеран датского флота. Не один десяток лет он бороздил моря, бывал во всяких переделках. Но никогда еще ему не приходилось водить столь прекрасное судно, созданное специально для северных морей. Капитан был очарован своим новым теплоходом. Вступая в командование, он уверенно заявил, что отныне плавание в Гренландию станет абсолютно безопасным для пассажиров.
Велик был авторитет Рауса Рассмусена. Его знали как опытного моряка, покорителя северных широт. Может быть, эта уверенность капитана, уважение, которым он пользовался на флоте, заставили Ауго Линга — ярого врага «полярного теплохода», человека на редкость рассудительного и дальновидного — забыть обычную осторожность. Так или иначе, но в тот несчастный день, когда «Ханс Хедтофт» отчаливал от гренландской пристани, на его борту вместе с десятками пассажиров находился депутат Ауго Линг.
«Ханс Хедтофт» сравнительно спокойно прошел вдоль берегов Гренландии и вышел в открытое море. Северная Атлантика, неприветливая в это время года днем, ночью выглядела зловеще.
