Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие - Дужина Наталья Ильинична (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗

В превратностях этого «котлованного строительства» М. Золотоносов увидел «обобщенный образ общественного развития в 1929–1930 годах» и принцип сталинской внутренней политики — не решив одних задач, целиком переключиться на другие. Так в 1928 г. Сталин приступил к быстрой индустриализации и ускоренной коллективизации, хотя основная проблема предыдущего курса — товарооборот между городом и деревней — не была решена; так он будет действовать и впредь. Трудно комментировать этот фрагмент сюжета более конкретно: он слишком абстрактный по форме и обобщающий по содержанию. Но интерпретация в реальном контексте основного объекта действительного строительства — котлована под фундамент «общепролетарского дома» — сомнений не вызывает.

Растущие планы организаторов «строительства» приводят к бесконечному рытью все углубляющегося котлована. На этом фоне умирают или гибнут: буржуйка Юлия, социалист Сафронов, приспособленец Козлов, мужик с желтыми глазами и другой — «смертельный вредитель Сафронова и Козлова», мужики-подкулачники, активист и пр. Еще живой Сафронов объясняет «ликвидацию кулачества как класса»: «Это монархизму люди без разбора требовались для войны, а нам только один класс дорог, — да мы и класс свой скоро будем чистить от несознательного элемента» (62). Подлежащий «ликвидации» мужик высказывает пугающее предположение: «Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и войдет в социализм один ваш главный человек!» (93). И действительно, количество трупов в «Котловане» растет в геометрической прогрессии, так что итог строительства — пропасть котлована — воспринимается как могила и врагов пролетариата, и самих строителей.

Этому шествию смерти по «Котловану» в полной мере соответствовала массовая гибель людей в стране. Запущенный революцией механизм истребления работал безотказно, постепенно набирая обороты и увеличивая радиус действия. Преследовали и убивали: представителей враждебных классов, идейных противников, политических соперников и прочих потенциальных врагов, а затем «несознательных элементов» своего класса, бывших соратников и, наконец, самых ярых сторонников революции. Чистки, начавшиеся политические процессы, раскулачивание и другие формы установки социалистической справедливости сломали и погубили миллионы жизней. В пьесе «Шарманка», которую Платонов напишет сразу после «Котлована», он перефразирует знаменитое выражение одного из участников французской революции: «Революция, подобно Сатурну, пожирает своих собственных детей». По мнению М. Геллера, «единственный из писателей своего времени, Платонов понял неумолимый характер механизма геноцида, пожирающего тех, кто привел его в движение» [66]. Указывая на анаграмму фамилии «Платонов» в названии повести «Котлован», М. Золотоносов делает вывод о том, что, «возможно, писатель имел в виду роль своего поколения как „ямы“ под фундамент социализма». На таком фундаменте — яме, заполненной трупами, — и строилось реальное «здание социализма».

И это при том, что в идеале цель построения «дома» предполагалась благая: спасение «от непогоды и невзгод» (как и построения социализма — рая на земле). Идея спасения человека от всевозможных трагедий (стихий, болезни, смерти и пр.) — сквозная в творчестве Платонова. Н. Малыгина подчеркивает, что проекты переустройства мира в Дом — основа большинства его произведений; «общепролетарский дом» восходит к образам «дома-сада» и «ветрогона» («Рассказ о многих интересных вещах»), которые задумываются как средство преодоления враждебных сил природы; а, также к образам «корабля» и «двигателя» как средствам спасения человечества в других ранних произведениях (например, в рассказах «Маркун» и «Лунная бомба»). Таким образом, делает вывод исследовательница, «образ дома в „Котловане“ становится многозначным символом. Его важнейшая функция — служить средством спасения трудящихся» [67]. В начале своего писательского пути причиной человеческих трагедий писатель считает природу. Будучи по образованию и роду деятельности инженером, в качестве средства спасения он предлагает какое-нибудь техническое новшество. В этой связи понятно, почему главный герой ранних произведений Платонова — инженер, как и сам автор. Однако «Котлован», посвященный трагическим последствиям социальных преобразований, — произведение остро политическое, а не научно-фантастическое. Поэтому удивляет, что инженером является и Прушевский, который «выдумал единственный общий дом» и руководит работами по его строительству. Прушевский — ученый, и его детище, «общепролетарский дом», прежде всего плод знаний и науки. На первый взгляд этот милый интеллигент мало похож на руководителей нашей страны. Его образ, логичный в контексте творчества Платонова, кажется выпадающим из политической проблематики повести. Однако это не так. Обратимся к исследованию о советской эпохе А. Синявского и в свете некоторых его наблюдений посмотрим на личность «производителя работ общепролетарского дома». Любопытно, что именно научные амбиции марксизма-ленинизма, первого главы государства и его правительства Синявский считает наиболее характерной чертой раннего периода советской истории:

«Во главе Советской России после революции встало государство ученых. Конечно, возможны и другие повороты в трактовке и оценке этой диктатуры. Но именно этот поворот — государство ученых — представляется мне особенно интересным в раскрытии нашей темы. Уже марксизм рассматривает себя как науку, самую научную науку в отношении истории и человеческого общества. Ленинизм покоится на том же безграничном научном авторитете <…> Непонятность Ленина именно в его всепоглощающем интеллектуализме. В том, что из-под его вычислений, из-под его аккуратного пера-карандаша проливаются моря крови. <…> Столь велико было преклонение Ленина перед всесилием науки и техники. И эта научность заложена в Ленине с самого начала, как некое исходное свойство его личности» [68].

Сам Платонов в начале своего писательского пути тоже утверждал: «Революция рождена знанием. Наука — голова революции» («Сила сил», 1920). Загадка Прушевского не в том, что он инженер — эта деталь понятна как в контексте творчества Платонова, так и нашей истории. При очевидных политических аллюзиях в образе создателя «домостроительного» проекта и руководителя «строительства» нелогичным кажется его поведение в деревне: вместе с другими строителями Прушевский приходит сюда «как кадр культурной революции» и остается в новоиспеченном колхозе обучать местную молодежь. Такой сдвиг смыслового компонента художественного образа действительно необычен, но он целиком отвечает поэтическим принципам Платонова. Это же свойство его поэтики на уровне языка впервые исследовала Е. Толстая [69]. Оно состоит в способности платоновского слова (которое, как и всякое слово, является комплексом смыслов) в каждом новом лексическом окружении переключать значение в другой регистр (осуществлять своего рода семантический сдвиг). «Комплексом смыслов» часто является и платоновский образ, в том числе «общепролетарский дом» и его главный строитель. Основой для такого «комплексного» образа интеллигента Прушевского стала многообразная роль интеллигенции в нашей истории: с одной стороны, именно интеллигенция вдохновляла на революцию, планировала социальные преобразования и организовывала «строительство социализма»; с другой — тому новому миру, который интеллигенция вызвала к жизни, она сама оказалась ненужной; наконец, интеллигенция, несмотря ни на что, всегда была готова «идти в народ» и учить его.

Подведем предварительный итог «домостроительной» проблематики «Котлована». Итак, «общепролетарский дом», предназначенный для спасения людей «от непогоды и невзгод», является и реалистическим образом, и образом-сим-волом. Как реалистический образ он опирается на реальные проекты по строительству домов, быта и городов нового типа и ставит проблемы создания удобного жилища и теплой душевной атмосферы дома, преодоления взаимной отчужденности жителей города. Как образ-символ «общепролетарский дом» обобщает теорию и практику «построения социализма» и имеет два аспекта: идеальный и реальный. В своем идеальном аспекте «общепролетарский дом» предполагает две стадии: «единый дом» в центре города («социализм в рамках одной страны»), а затем башню в середине мира (социализм в мировом масштабе).