Дочь Нефертити - Семенова Татьяна П. (чтение книг .txt) 📗
Саша перевёл. Действительно улететь, не узнав об этом, было бы странно.
– Я приказала бросить его на дно пруда, – сообщила Анхесенамон. – Надеюсь, оттуда оно не сможет говорить чужими голосами.
– А флаконы с отравленными духа?ми и противоядием?
– О, теперь никто и никогда не найдёт их, – сказала Анхесенамон. – А если найдёт, то это будет великим наказанием за совершённое преступление.
Ребята переглянулись между собой
– Владычица не стала уничтожать духи, как советовали ей посланцы богов? – удивился Саша.
– Во-первых, аромат противоядия оказался еще более прекрасным, чем у яда. Как же уничтожать такую прелесть? – озорная улыбка промелькнула на лице царицы, потом оно вновь сделалось серьезным. – А во-вторых, боги подсказали мне иной путь. Я положила духи в гробницу Тутанхамона. Два изящных алебастровых флакона стоят теперь рядом с саркофагом, и если кто-нибудь потревожит вечную обитель владыки, то яд во флаконе будет тем наказанием, которого заслуживает этот преступник.
В пещеру вернулся Апуи.
– Буря практически стихла, мы можем снова двигаться в путь, – поведал он.
– Хорошая новость, добрая новость, – бодро откликнулся Джедхор. – Ты осмотрел окрестности?
– Да, – ответил слуга. – Врагов нигде не видно. Если они не сумели добраться до скал, то… – он развёл руками. – Вряд ли выжили в этой стихии.
– Подождём ещё немного для верности и двинемся, – сказал Джедхор.
Ребята тем временем отошли в сторону и тихо беседовали между собой. Аня была крайне взбудоражена последними словами Анхесенамон:
– Нет, вы слышали, что она нам рассказала?! Вы понимаете, что мы натворили?!
– О чём ты? – спросил Ваня. – Ну, поставила отраву в гробницу. Это не хуже, чем в огонь. Кто туда влезет в ближайшие две тысячи лет?
– Проклятие Тутанхамона… – пробормотала Аня, словно сама с собой разговаривала.
– Что? Что ты сказала? – не поняли ребята.
– Я говорю о проклятии Тутанхамона, – начала объяснять девушка. – Вы, наверно, не знаете, а я и на экскурсии слышала и потом читала об археологе Говарде Картере, который нашёл гробницу Тутанхамона. Неужели вы не слышали? Это была очень скандальная история. Те, кто первыми вошли в гробницу, вскоре умерли.
Ребята просто оцепенели.
– Очень много написано на эту тему, – продолжала Аня, – и предположений выдвигалась масса. В проклятии Тутанхамона так и сказано: кто потревожит гробницу – умрёт. Некоторые даже уверяли, что это древнее заклятие жрецов. И что особенно интересно, сами египтяне, никогда не грабили эту гробницу, она единственная осталась не тронутой до двадцатых годов прошлого века.
Ваня почесал в затылке и произнёс с известной долей гордости:
– Короче, те, кто вместе с этим Картером вскрыл гробницу, обнаружили флакон с нашими российскими отравленными духа?ми и любопытства ради открыли его?
– Скорее даже не так, – предположил Саша. – Притертая пробка – это вам не вакуумно-плотная упаковка. Весь препарат за тысячи лет давно улетучился из флакона, и вирус равномерно заполнил атмосферу внутри гробницы. Первые надышались, потом всё выветрилось.
– Но в любом случае, – подхватила Аня, – я же говорила этому Максиму, что вирус не умрёт, а будет жить своей жизнью. Вот вам и результат!
Что тут было возразить? Саша перевёл взгляд на «Фаэтон».
– Осталось пятнадцать минут, – сообщил он. – Мы хоть теперь обсудим, что будем делать там, на чердаке.
– А всё равно получится экспромт, – с печальной мудростью заметил Ваня.
– Погоди, но ты хоть представляешь, за что там цеплять нашу лестницу?
– Решим на месте, – отмахнулся Ваня. – Я не хочу сейчас об этом думать.
Ваня был крайне рассеян и смотрел только на Анхесенамон. Саша окинул его скептическим взором и повернулся к Анюте:
– А ты как считаешь?
– Ну, если взяли отсюда лестницу, значит, и крепеж к ней можно найти здесь, – проявила девушка неожиданную техническую смекалку.
– Прекрасная мысль, – согласился Саша.
Он вспомнил, как слуги пытались чинить отскочившее колесо, и обратился к Джедхору. Вскоре им принесли тяжелый медный молоток и несколько довольно острых бронзовых клиньев.
– Ну, хорошо, – по-деловому сказала Аня. – Уйдем мы через окно, оторвемся от преследователей. А дальше что?
– Знаешь, – ответил Саша, – Оболенский прав: всё равно будет экспромт. Это как перед отъездом куда-нибудь: переносишь важное дело всё ближе к последнему дню, и наконец, понимаешь, что займшься им только после возвращения. У меня так часто бывает. Вот и теперь, здесь, в Египте, мы ничего не придумаем, надо сначала вернуться…
– Ветров, – сказал Ваня, – я не хочу отсюда уезжать. Во всяком случае, через десять минут – это слишком рано.
– Ты с ума сошёл? – тихо спросил Саша.
– Нет, я уже почти понял, как перенастроить этот прибор. Не слишком сложная проблемка. Сначала мы отменяем заданное время возвращения – это вообще делается одной кнопкой…
Саша стремительно выдернул «Фаэтон» из рук Вани.
– Да не бойся ты, – сказал Ваня как-то вяло, почти сонно. – Не стану я этого делать, не согласовав с вами. Просто мне кажется, что мы в ответе за Анхесенамон. Нельзя её бросать тут, в пещере. Она такая… – он поднял руки, словно молил богов подсказать ему нужные слова. – Воздушная, нереальная, недосягаемая… и одновременно такая доверчивая, нежная, хрупкая, беззащитная… Обидеть её – грех великий. Не влюбиться в неё может только совсем бесчувственный человек. А уж если она полюбит, то это навсегда, это – абсолютная преданность, неведомая нашим современницам…
– Проснись, Оболенский! Спустись на землю, – Саша ткнул его в бок довольно резко.
Иван словно и не почувствовал, он только всё так же медленно, вяло повернул голову к Саше на пару секунд и вновь стал смотреть на Анхесенамон.
– Мы очень скоро все вместе не просто спустимся на землю, а рухнем на неё, и земля будет холодной, жесткой и грязной… Зачем же торопить события? – рассуждал он, ни кому конкретно не обращаясь. – А сейчас… Разве я не прав? Девушки нашего мира уж больно самостоятельные. Феминистки. Их даже защищать не интересно. Сами могут за себя постоять. Анхесенамон – вот идеал женщины! Её хочется оберегать, драться за неё, охранять от всех бед и напастей. Рядом с ней чувствуешь себя настоящим мужчиной. А добиться её взаимности – это высокая, трудная и во всех отношениях достойная цель…
Аня скептически улыбалась, слушая Ивана, но она лучше, чем кто-нибудь, понимала, что спорить с ним сейчас бесполезно. И даже опасно.
Запоздалая влюбленность накатила на Ваню тяжелой, удушливой волной, а он и рад был подчиниться этому безумию. Конечно, он придумал себе эту красивую и необычную любовь – даже не с первого, а со второго взгляда. Но такой уж у него был характер. Иван Оболенский – великий мастер выдавать желаемое за действительное. Ещё секунда, другая, и он, распрощавшись с друзьями, решит остаться здесь. Нет, это не будет прямым подражанием Ане, скорее подсознательным копированием её поведения в той, первой экспедиции. В тот невыносимо грустный момент прощания юный рыцарь Анри и вправду был для Анюты дороже обоих миров вместе взятых. И сейчас Ване страшно хотелось, чтобы и у него было так же. Это ещё не любовь, а лишь тоска по любви, от начала и до конца придуманная, но такая отчаянная, пронзительная, что может оказаться посильнее иного реального чувства…
Он всё-таки сказал:
– Вот возьму и останусь здесь.
– Только попробуй, – пригрозила Аня.
А Саша глянул на дисплей «Фаэтона» и скомандовал:
– Трёхминутная готовность. Давайте прощаться со всеми.
Обнявшись по очереди с Джедхором и Апуи, они попросили египтян отойти на безопасное расстояние, а сами встали плечо к плечу, как на параде, почти по стойке «смирно».
– По-моему, Анхесенамон плачет, – сказала вдруг Аня.
И действительно владычица казалась такой несчастной, такой одинокой и покинутой! Глаза её как будто умоляли: «Не покидайте меня! Мне будет так страшно без вас в чужой стране!»
