Стопроцентно лунный мальчик - Танни Стивен (читать книги .txt) 📗
Шмет, уставившись на робота, увидел на месте лица отражение собственной неприятной физиономии с разноцветными глазами, голубым и карим. Глаза двигались чуточку вразнобой, поскольку один был настоящий, а другой — искусственный. Настоящий глаз обратился к мальчику в защитных очках. Шмет мысленно завязал узелок на память — о рыбке, сорвавшейся с крючка.
Следующим в тот день был урок древней литературы. Обсуждали книгу Мелвилла «Белый бушлат», проводили сравнительный анализ этой книги с повестью Кредольфера «Ритм Скрона». Учительница очень хвалила Иеронимуса. И все другие ученики, такие умные, по-взрослому вежливые, восхищались тем, как он с ходу провел разбор этих классических произведений. Слинни тоже там была — она по всем предметам училась в классах для одаренных и всегда испытывала странную затаенную гордость, когда ее стопроцентно лунный друг принимался рассуждать о древних авторах, об удивительно современном звучании старинных книг, о красоте античного стиля и о том, как сочинения далекой древности увязываются с политическими, социальными и культурными особенностями нашей сегодняшней лунной жизни. Иеронимус даже процитировал по памяти несколько строк из «Белого бушлата» на языке оригинала, а потом сам же объяснил, что они значат в переводе. Некоторых учеников так пробрало, что они с трудом скрывали слезы, навернувшиеся на глаза.
Никто из них не думал о мертвом мальчишке, которого в эту самую минуту перевозили в центральный морг Моря Спокойствия. Никто и не знал о нем. Этого случая просто не было, как не было и четвертого основного цвета.
На следующий день, придя на урок в коррекционный класс, Иеронимус обнаружил, что о происшествии все забыли. Зато буйные одноклассники, никого и ничего не уважающие, старались держаться от стопроцентника подальше. Опасались. Он был то ли демон, то ли еще какой-то вурдалак, убивающий взглядом.
Если рассвирепеет, ему даже не нужно будет прикасаться к своему врагу — достаточно всего лишь посмотреть.
Прошло два года. Никто не знал о его двойной жизни. Иеронимус боялся до дрожи, что кто-нибудь, особенно Слинни, узнает о диагнозе «тяжелая ученическая шизофрения». Он мастерски уходил от ответа на вопросы вроде: «В каком ты классе по математике?» или «Слушай, где ты пропадаешь половину уроков?». И самый коварный вопрос: «Постой, а что ты делал на втором этаже, там же дебилы учатся?»
Дебилы.
Среди подростков принято придумывать всем обидные клички. Людей делят на категории, приклеивают ярлык, и он остается на всю жизнь.
«Это не тебя я видел в коридоре с дебилами?»
«А правда, у тебя брат-близнец — дебил?»
«Проходил вчера мимо дебильского класса и глазам не поверил: померещилось, что ты там сидишь».
Дебилами их называли все. Если ты учишься в таком классе, ты — дебил. Даже учителя употребляли это словечко. Однажды Иеронимус, зайдя зачем-то в учительскую, слышал, как преподавателю-почасовику объясняли: «Извините, сегодня вам придется вести урок у дебилов». Тот сразу принялся вздыхать и ругаться: «Конца-краю нет, опять меня угораздило, эти дебилы совершенно невыносимы, чтоб их всех феи побрали, не пойду, и все!» Он вылетел из учительской, и секретарше пришлось обзвонить еще несколько педагогов, пока не нашла замену. «Алло, это школа номер семьсот семьдесят семь, у нас преподаватель заболел. Вы сейчас свободны? Да? Вот хорошо! Нужно провести урок в классе двести сорок один… Да, верно, это класс для дебилов… Постойте, вы же только что говорили, что свободны!»
Никто не хотел учить дебилов. Некоторые педагоги и одного дня не выдерживали. Временные учителя уходили и больше не возвращались. За год в трудном классе, состоящем из трудных подростков, сменились не меньше пятнадцати педагогов. Это не считая бесконечного количества случаев, когда приходилось вызывать замену, потому что преподаватель просто сбегал с урока.
К счастью, большинство учеников семьсот семьдесят седьмой школы никак нельзя было отнести к дебилам. Иеронимус об этом отлично знал, но половину каждого школьного дня его преследовало ощущение, что он живет в мире, населенном дебилами. Их бешеные вопли по любому поводу, привычка поднимать кошмарный шум из-за каждого пустяка, неспособность усидеть на месте больше тридцати секунд подряд, постоянное обзывательство, невообразимый жаргон, весь этот вульгарный и неуправляемый дебильный мирок странным образом нашел себе место в сердце Иеронимуса. Стопроцентник потихоньку сам стал частью их жизни. Сидя в битком набитом классе, он занимал особое, привилегированное положение: он мог наблюдать, потому что его не трогали, а не трогали его потому, что он был демон-убийца.
Иеронимус единственный в классе делал домашние задания, вовсю пользуясь тем, что материал им давали совсем легкий, и получал вполне приличные отметки на контрольных и экзаменах. Постепенно от него перестали шарахаться, и он обнаружил, что у него даже завелись друзья в этом дурдоме. Были у них и положительные качества, которых не хватало ученикам в классе для одаренных. Например, дебилы никогда ничего из себя не строили. Они были до грубости честны. Не лицемерили, изображая хорошее отношение. За жестокостью, анархией и слезливой сентиментальностью скрывался свой кодекс поведения — кодекс дебилов. Через несколько месяцев Иеронимус начал понимать основные правила этого кодекса и научился общаться с одноклассниками. Это было увлекательно! Его начали считать «умником», и постепенно, очень постепенно, дебилы стали изредка спрашивать его о чем-нибудь, связанном с учебой. С этих пор он сделался своеобразным посредником между учениками и очередным мимолетным учителем. Он стал в классе своим и даже получил дебильное имя. Дебилы недолго думая взяли и выбросили первые четыре слога имени «Иеронимус». Отныне он был просто Мус — дебил, который доказал, что проблема коррекционного класса не в домашних заданиях по физике и математике, а в том, как «хренов глюкнутый препод зырит на мои ботинки от ЕЕЕ — он что, надеется и на свои кочерги найти такую же отпадную обувку?»
Когда его статус в мире дебилов поднялся на новую высоту, Иеронимус слегка забеспокоился, как бы его не разоблачили. Вдруг узнают, что он с ними только на половину учебного дня? Никто здесь не подозревал об уроках в классе для одаренных. Если тайна раскроется, рухнет с таким трудом завоеванный статус, добытый путем превращения из жертвы в демона, а из демона в нечто вроде репетитора.
Понятие «ученической шизофрении» дебилам явно недоступно. И все-таки что они сделают, если и вправду узнают? Ничего, конечно, им хватает своих забот — например, увернуться от колотушек отчима или раздобыть обалденные хромированные запонки, точно такие же, как у Блонзо Кланфора из «Альфатаун юнайтед». Вопрос в другом: «Вдруг дебилы перестанут мне доверять, если узнают, что я… что я ботан?»
Ботаны.
Отвратительная категория людей, которую дебилы ненавидят лютой ненавистью. Снобы. Воображалы. Вечно умничающие. Полная противоположность дебилам. Примерные ученики, во всем подражающие взрослым. Рассуждают логично и не стыдятся читать наизусть стихи по свистку учителя. Послушные, но способны ввязаться в спор с учителем, если он скажет глупость. Преподаватели их обожают, временные учителя дерутся за право провести урок в их классе — такая радость им редко достается, потому что постоянные учителя в классе отличников никогда не берут больничный.
Вот такие типы учатся в классе для одаренных. Иеронимус там — один из лучших.
— Мус! Это не тебя я видел вчера в аудитории с ботанами?
— Говорят, у нашего Муса есть брат-близнец, учится в классе ботанов! Вот это да!
«Ботанами» они не сами себя назвали, точно так же, как дебилы не сами заклеймили себя «дебилами». Прозвища придумали середнячки, то самое подавляющее большинство школьников, которых нельзя причислить ни к дебилам, ни к ботанам. У Иеронимуса не было знакомых середняков — он держался крайностей.
